Кубик останкинского телецентра с невидимым с улицы внутренним крышей-двориком вызывал во мне теплые чувства. Наверное, еще со времен функционирования знаменитой Шаболовки, от которой сюда по несколько раз в день ходил служебный автобус. Каждая поездка из обшарпанных помещений старого телецентра сюда вызывала легкую зависть к тем, кто уже успел здесь обосноваться. В молодости я успел тут поработать ассистентом кинорежиссера в творческом Объединении «Экран» на шестом этаже, снимавшем игровые и документальные ленты, потом приходил туда как автор. Служил редактором – уже на другом этаже – в Главной редакции литературно-драматических программ, которую в то время возглавлял внебрачный сын Сталина Константин Степанович Кузаков. Кстати, в отделе, которым руководил внук знаменитого детского писателя Корнея Чуковского Дмитрий и на месте ушедшей в декрет дочери популярного в то время литературоведа Ираклия Андронникова. Попадал под знаменитую компанию, когда после назначения председателем Гостелерадио Сергея Лапина в один печальный день из всех баров телекомплекса исчезло спиртное, а на входе появились люди, отбиравшие служебные удостоверения у каждого опоздавшего хоть на минуту после девяти, что грозило затем кучей всяческих неприятностей. «Я не мамин, я не папин, мой патрон – товарищ Лапин, у него теперь служу, ровно в девять прихожу…», – пели мы тогда грустносмешную песенку.
В огромных пространствах телецентра всегда существовали места, куда нельзя было заглянуть просто так. Я говорю не о спецпомещениях и эфирных студия – тут, в общем, все вполне объяснимо…
В советское время, например, на десятом этаже, в коридоре, покрытом смягчающим шаги темно-серым напольным покрытием, всегда царила строгая начальственная тишина. Здесь располагался один из кабинетов председателя Гостелерадио и его замов, и не рекомендовалось болтаться на этаже без дела, тем более заглядывать в дверь без вывески, где, как знали посвященные, находился спецбуфет для руководства. Но все это происходило на уровне «внутренней самоцензуры», без каких либо зримых ограничений.
Возвращаясь на ТВ сегодня, был я уверен, что все эти сословные штучки давно позади… Новая контрольно-пропускная система, устроенная теперь в телецентре, при которой перед дежурным милиционером на мониторе высвечивается даже физиономия подлинного обладателя пропуска, а разовые гости могут попасть внутрь исключительно в сопровождении пригласившего их, казалось бы, в известной степени гарантирует состав публики внутри. Возможно… Но не изменения в самосознании нового основного владельца ТТЦ – Первого канала. Оказалось, что управляющие им люди боятся чего-то куда больше, чем партийные начальники прошлого.
Теперь, выйдя из лифтов на десятом этаже, (а покрытие-то за годы поистерлось.) оказываешься в холле, окаймленном двумя гнутыми барьерчиками наподобие рецепшен в отеле средней руки, за каждым из которых помещается чудик в аккуратном темном костюме с галстуком и убойным весом за сто двадцать кило. Нельзя больше пройти налево или направо по коридорам, где расположены разные отделы Канала, не говоря уже том, чтобы подойти к приемным начальства – причем не самого главного, просто из ближнего круга Самого Кости. Есть только два пути – обратно в лифт или через холл вниз по лестнице. А вот спецбуфет без вывески, с выскакивающими оттуда в туалет официантами, остался. Правда, вместо милых девушек прежних времен в отглаженных блузках, большинство их – вкусы меняются? – мальчики при бабочках, ну, как в Кремле… Народ и партия едины.
Зато достраивали первую в мире православную церковь на телевидении, слегка потеснив бар на первом этаже. Стройку освятил малоадекватный Иван Охлобыстин, с сентября 2009 года храм начал функционировать, и теперь, как на полном серьезе сообщал телеканал «Столица», «представители столь ответственной профессии могут ощутить благодать не выходя с работы…»
Простой теленарод и посетители, кроме тех, кто тут работает, на десятый, как почти не ездили, так почти и не ездят. А посетителям телецентра вообще куда как интереснее посидеть в буфете перед плазменным теликом где-нибудь на втором этаже, где расположены гримерки и студии. на кого только за день не насмотришься…
Вон царственно перемещается в пространстве патриарх Кобзон, вероятно, имеющий основания и тут не расставаться с личным телохранителем; стремительно несется куда – то, наталкиваясь на идущих навстречу, с совершенно отрешенным выражением лица Андрей Малахов; шествуют, распугивая местных уборщиц из Средней Азии неземными ароматами, узнаваемые музыкальные дивы со шлейфами свит; раскланивается по сторонам вежливый Новожженов, опять забывший отряхнуть плечи и лацканы пиджака перед зеркалом; выходят расслабиться после эфира популярные телеведущие НТВ в «раздвоенном» образе – строгий верх, свободный низ – джинсы с кроссовками (в кадр-то не попадут…), торопливо курят на лестничной площадке (а больше нигде теперь и нельзя) Жиндарев с Берманом, споря о кандидатуре следующего гостя…
Руководство телекомпании «Останкино» находилось на девятом этаже. Когда лет десять назад прекратил свое существование «Первый канал «Останкино», известный бренд остался как бы бесхозным. Быстро оценив ситуацию, продюсер Алексей Пиманов подал заявку на регистрацию торгового знака, и это было сильным ходом. Накопленный брендом если не авторитет, то узнаваемость автоматически стала в сознании зрителей принадлежностью новой телекомпании. Кстати, во многом по справедливости – именно компания возрождала такие передачи, как «Человек и закон» или «Здоровье».
Сегодня ЗАО «Останкино» – одна из крупнейших производящих телевизионных компаний России, и на красивых табличках перед маленькой приемной красуются две фамилии – «Генеральный директор А. В. Пиманов» и «Председатель Совета директоров С. К. Медведев». Основным покупателем программ является Первый, но кроме того, телепродукция регулярно демонстрируется и на ряде других федеральных каналов. Если не полениться и задрать голову при входе в телецентр, то на козырьке главного подъезда среди других легко разглядеть флаг компании с логотипом в виде четырех скрещенных колечек. Я хоть и получил такие же на свою визитку, окрашенную в бордовые цвета компании, но текучка так и не позволила мне докопаться до истоков его происхождения. Виноват.
В небольшой приемной с маленьким телевизором на консоли под потолком и цветными фото учредителей на стенах правили поочередно две секретарши бальзаковского возраста – светлая и темная, приходящиеся какими-то родственницами каждому из наших руководителей. Кто из дам, кем именно и кому приходится, я за время своей работы тоже не выяснил. В любом случае, степень родства была, очевидно, вполне достаточной для ощущения собственной значимости, а разница между ними заключалась в том, что если та, что посветлее, не стеснялась выполнять обещания проинформировать о появлении на работе шефа, то для другой, темной, это было явно ниже ее достоинства. Поскольку в компании царили демократические нравы, то к каждой было позволительно обращаться просто по имени – Юлия и Наталия.
