Усаживают в кресле на самом солнцепеке.
– Ой, на свет. – он закрывает глаза ладонью.
– Все нормально…
– На свет… я не вижу… на свет-то…
– Здесь ничего не сделаешь…
Матерится, встав рядом и склоняясь к уху Евграфовича, другой Герой Союза, космонавт Волк – про день сегодняшний говорит…
– На свет-то… товарищи, на солнце-то… Но уже речи звучат. это важнее.
– Иван Евграфович, в пять минут-то уложитесь… вы, говорят, больше с врагом не возились?..
– Я хочу поклониться Ивану Евграфовичу, это человек-легенда. – говорит седой старик у микрофона. – Товарищи телевизионщики, не вырезайте это.
Звучит, заглушая военный оркестр, знакомая мелодия саксофона, кажется, сорвется сейчас вслед за ней боевой истребитель Лавочкина с обелиска…
Скачками двигаются стрелки на часах из коллекции…
Кто-то за кадром подчеркнуто «дежурным» голосом зачитывает «объективку»:
«Федоров Иван Евграфович.
Летчик испытатель первого класса.
Награжден: орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, четырьмя орденами Великой Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Великой Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной звезды, орденом Александра Невского, орденом «Лавры Мадрида», другими иностранными орденами и медалями.
По ряду источников лично и в составе группы сбил до 134 самолетов противника.
Полковник в отставке.
Пенсионер.
Герой Советского Союза. Русский».
Миша Масленников и я сделали неплохой фильм, необычный и искренний. Миша предложил название – «Старик и небо». Но отношения с Каллером были уже напряженные, он начал, вслушиваясь в нашептывания со стороны, настаивать на переделках. К тому же, я как раз позволил себе в очередной раз вступиться перед ним за его заместителя по производству, на что тот сам никогда бы решился, немолодого уже телевизионщика, в очередной раз беззастенчиво обиженного зарплатой.
Что-то пришлось уступить в фильме, мы хитрили, вписали продюсера в титры дважды – еще и как автора идеи (что, впрочем, было правдой), кое-что перемонтировали. Но картина оставалась для него абсолютно непонятной, не соответствующей знакомым ему канонам. А, значит, порочной. Широты интеллекта у человека, именующего себя продюсером, явно не хватало. Страстный коллекционер всяческих призов, заработанных его подчиненными, он тем не менее категорически запретил отправлять ее на любой киносмотр.
Мне все это надоело. Чувствуя, что дело близится к концу, я наплевал на его запрет и собственной властью успел направить диск с фильмом на один из фестивалей. Еще не зная об этом, он через день предложил мне уйти. Хотя зарплата главного редактора была для меня не лишней, я написал заявление даже с каким-то облегчением. Ушел, просто, как из болота вырвался, и долго еще руки вымыть хотелось.
Цитаты из Википедии:
«Картина создавалась в непростых условиях серьезного противостояния авторов с малопрофессиональным продюсером, не способным отрешиться от бытующих киноштампов фильмов о войне. Вопреки его воле фильм был направлен на международный кинофестиваль.
.. Полнометражный документальный фильм «Старик и небо» по сценарию А. Анненского (режиссер М. Масленников) удостоен специального Диплома и Медали «Петр I» за новизну раскрытия образов героев Великой Отечественной войны на Пятом Международном фестивале военного кино (2007 г.).
…Премьера картины состоялась ко Дню Российской Армии в феврале 2008 г. на телеканалах «Культура» и «РТР-Планета». Девяносто три миллиона человек могли видеть премьерный показ ленты на территории России и еще более пятидесяти миллионов зрителей – в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в странах СНГ, Балтии, США и Канаде».
Вот еще что – и это важнее всего остального. Ивану Евграфовичу Федорову сегодня девяносто шесть. На стеле, что на его могиле на подмосковном кладбище, место под дату ухода остается пустым. Слава Богу!
Удобнее всего ездить на работу оказалось на монорельсовой дороге – вагончики на эстакаде останавливались буквально в нескольких сотнях метрах от квартиры, которую я снял на улице Сергея Эйзенштейна, даже станция называлась также. То обстоятельство, что в родном городе мне пришлось снимать чужую квартиру, выглядело, конечно, по сути своей, абсурдно, но вариантов не было – поступивший на режиссерский факультет ВГИКа Андрей уже после первого семестра жить в студенческом общежитии категорически отказался. Двухкомнатная квартира, которую удалось мне найти, находилась рядом с киностудией Горького, то есть всего через несколько домов от самого института, и это было главным ее преимуществом. Плата оказалась средней для столицы, зато мне удалось договориться о том, что с меня не стали требовать общепринятый залог в сумме еще одной месячной квартплаты – в обмен на мою книжку с посвящением. Таким образом, один книжный томик с моим изображением на обложке оказался по денежному эквиваленту равен трети гонорара, полученного автором за весь тираж. Однако зачесть дополнительно автограф за сумму годовой оплаты аренды, хозяйка по непонятным причинам не захотела, и потому мне опять пришлось перебираться в Москву, чтобы зарабатывать на оплату жилья для Андрея.
Вагончик монорельсовой дороги, почти всегда полупустой, довозил меня часам к 11-и утра до самого Телецентра. Совсем недавно преобразованная московскими властями из туристического аттракциона в реально работающую систему монорельсовая дорога, сооруженная тут в свое время по очередной глупости столичной мэрии, мне оказалась очень кстати. Единственно, что злило, это, как и в метро, глухо запертые две из трех стеклянных дверей на выходе, в которые каждый раз с размаху бился приехавший на работу телевизионный народ. Мне это быстро надоело, и я зашел однажды к дежурной по станции «Телецентр». То ли моя ссылка на бессмертную фразу классиков, написанную еще в тридцатых годах о том, как любят в Москве запирать двери, то ли обещание, что через полчаса сюда приедут пять съемочных групп из соседнего «Останкино», чтобы запечатлеть допускаемое безобразие, произвели на нее такое впечатление, что станция с этого же вечера стала, возможно, единственным метровокзалом в городе, где заработали все предусмотренные конструкцией входные двери. Как на входе, так и на выходе. Удовлетворившись этой маленькой моральной победой, я получил возможность ежедневно с гордостью поглядывать на теперь свободно проходящих к Телецентру коллег, даже не подозревающих кому они обязаны таким счастьем. Продолжалось это удовольствие аж недели четыре.
