С горечью, которую не уменьшили даже долгие годы, рассказывает Эррио о кратковременном пребывании «Левого блока» у власти, о возрастающих трудностях, которые он встречал на своем пути, о его агонии и бесславном конце. Правительство Эррио, так триумфально пришедшее – после майской победы на выборах и свержения Мильерана – к власти, продержалось всего лишь около года; пришедшие ему на смену другие правительства «Левого блока» – Пенлеве, Бриана оказались еще более кратковременными. Второе правительство Эррио продержалось лишь несколько дней, или, точнее говоря, даже несколько часов. В 1926 году, два года спустя после блистательной победы «Левого блока» на выборах и при том же составе палаты депутатов, который приветствовал избрание Эррио главою правительства, было образовано правительство Раймонда Пуанкаре – противника «Левого блока», и в это откровенно правое, реакционное правительство вошел в качестве одного из скромных министров Эдуард Эррио – бывший лидер растаявшего, самоликвидировавшегося «Левого блока».
В соображениях, высказываемых Эррио о причинах краха «Левого блока», есть несомненно много справедливого. Эррио с полным знанием обстоятельств дела указывает на то, что наибольшее сопротивление «Левый блок» встретил в области финансовой политики и что именно на этой почве начались его главные затруднения. С горечью и негодованием говорит Эррио о всевластии банкиров, финансовой олигархии в Третьей республике, о громадном влиянии банковских кругов на ход политической жизни. Эти признания Эррио имеют значение свидетельства, тем более важного и авторитетного, что оно исходит от бывшего главы правительства.
В суждениях Эррио о поведении политических партий и в персональных оценках есть также немало справедливого, немало метких характеристик – результат наблюдений зоркого глаза. Со скрытым, но все же явственно ощущаемым сарказмом, прикрываемым внешней благожелательностью, пишет Эррио о политической эквилибристике социалистической партии и ее лидера Леона Блюма. Рассказывая о двусмысленном поведении социалистической партии в дни кризиса «Левого блока» и комментируя одно из писем к нему Леона Блюма, излагавшего свой план преодоления кризиса, Эррио со сдержанной иронией справедливо замечает: «В подобных взглядах нельзя было усмотреть ничего специфически социалистического».
Все это так. Однако, несмотря на справедливость ряда частных суждений или наблюдений Эррио, нетрудно видеть, что автор мемуаров, говоря о многих частных явлениях, не говорит о главных, основных причинах банкротства «Левого блока», поражения правительства Эррио в 1932 году и о последующих неудачах проводимой им политики.
Эта главная, основная причина заключалась в том, что «Левый блок», созданный без самого левого общественного класса – пролетариата, а в значительной мере и против него, не мог быть и не был в действительности тем, чем он назывался; он был «Левым блоком» только по названию, в кавычках, но не на деле.
Подлинный левый блок был бы возможен только при участии и активной ведущей роли рабочего класса; тогда он был бы в состоянии решить и задачи гораздо большего размаха, чем те, которые ставил возглавляемый радикалами блок в 1924 году.
Эррио преувеличивает трудности и препятствия, стоявшие на пути «Левого блока» в 1925 и следующих годах. Они вовсе не были так неодолимы, как он хочет в том убедить своих читателей. Все это сопротивление финансовых кругов и их политической агентуры было бы преодолено, если бы правительства Эррио и его преемников из «Левого блока» опирались бы на подлинно левые силы – на рабочий класс и широкие народные массы.
Отказавшись от поддержки народных масс и их авангарда – пролетариата, строя свою политику без них, а на деле и против них, партии «Левого блока», несмотря на возвышенные и благородные помыслы некоторых своих лидеров, оказались в действительности в полной зависимости от финансового капитала и его политической агентуры.
Столкнувшись с сопротивлением финансовых кругов, Эррио и другие деятели буржуазного «Левого блока» не решились обратиться за поддержкой к народу и сдались без боя. Эррио склонил голову и вступил в правительство, возглавляемое Пуанкаре, которое и выполнило в финансовой области то, что требовали крупные банки.
Сколько пылкого негодования, сколько горестных суждений ни высказывал бы Эррио на страницах своих мемуаров, это ничего не меняет в реальном существе проводимой им политики.
Эта политика являлась следствием страха перед «хирургией революционных методов», против которой, как он сам признается в мемуарах, он предостерегал своих современников. Эррио продолжал тешить себя иллюзией, даже после отрезвляющих уроков поражений «Левого блока», о возможности некоей «средней линии». «Мы осуждали как старые формулы свободной конкуренции, так и насильственные революции», – писал он, характеризуя свою позицию в начале 30-х годов.
В лучшем случае, это было повторением прежних иллюзий. Жизнь не оставляла места для «средней линии». Попытки осуществления уже более скромной по сравнению с 1924 годом программы реформ в 1932 году, когда Эррио вновь возглавил правительство, почти сразу же натолкнулись на сопротивление, и цикл, пройденный Эррио и его политическими друзьями в 1924-1926 годах, был вновь повторен с незначительными частными изменениями в 30-х годах.
Но и этот повторный горестный опыт не перевоспитал, не излечил Эррио от его попыток найти воображаемую «среднюю линию», которая на практике в критических обстоятельствах неизбежно сползала вправо и смыкалась с линией тех общественных сил, против которых Эррио вчера еще воевал. Искренность демократических убеждений и антифашистских чувств Эррио побудила его, как и большинство других радикалов, вступить, преодолев свои предубеждения против коммунистов, в организованный по инициативе компартии Народный антифашистский фронт. В своих мемуарах Эррио рассказывает об этом довольно глухо и скороговоркой, предпочитая ничего не говорить о роли в Народном фронте компартии или высказывать свое мнение о ней крайне скупо. Но Эррио обрывает свои воспоминания и не рассказывает о том финале, которым завершилось сотрудничество радикалов с коммунистами в Народном фронте. Как известно, когда развитие событий и логика борьбы внутри Народного фронта заставили входившие в его состав политические партии и их лидеров выбирать дорогу направо или налево, Эррио в силу все той же закономерности оказался вместе с другими радикалами и социалистами отнесенным вправо. На развилке политических дорог его «средняя линия» вновь – в который раз – сомкнулась с линией вправо…
