— Почему такие пикеты в поддержку других осужденных не устраивают?!
— Это точно!
Несколько минут наблюдаю и жду, пока женщина наплачется.
— Я согласился бы с лозунгом на Вашем плакате… Даже встал бы рядом с Вами… При условии, что на скамье около Ходорковского сидели бы остальные олигархи. И отвечали бы по закону за каждый рубль своего капитала. Если бы люди, у которых сейчас оказалась в руках власть, не превращали процесс в показательный. Если бы было не так, как тут — как цирк. И суд этот, и всё это околосудебное шапито.
Женщина меня не перебивала. Выслушала, и стала вытирать слёзы. Руками. Как это делают дети.
— Путин всех их посадит! — ответила она, уставившись взглядом перед собой.
И быстро-быстро закивала, словно убеждая саму себя в этой мысли.
— Да? — не смог скрыть я сарказма — не хотел обидеть женщину. — Не стоит в это верить.
Женщина тяжело вздохнула, с усилием преодолев грудное рыдание.
— Кому-то мы должны же верить!
Ну, что я мог ей возразить на это?..
— А Путин не ворует?
Я спросил, а она закричала:
— Кто? Путин?
Верят. Вот она — вера. Как в Бога. Религиозный дух вечен.
Хотел рассказать ей про ООО «Байкалфинансгруп»[58]. Но был неуверен, что мне поверит. Тем более, она теперь знает, кто я по национальности. Значит, априори мне нельзя верить. А, может, стоило рассказать…
В конце разговора извинился, что не представился в начале. Назвавшись, спрашиваю — как её, мол, зовут. Просто. Из вежливости. Не для записи. Мы ведь её даже не снимали.
— Не надо, — жалобно попросила она. — Не надо. Прошу Вас.
И мне стало очень жалко эту испуганную женщину.
Да, жалко.
Потому что в 90-е не всё было так безоблачно. Потому что эпоху Путина родила эпоха «шоковой терапии». Циничной, жестокой. Шоковой для одних. Для подавляющего большинства, особенно для тех, кого называли «совками» — а ведь это наши родители. А для других — наиболее бесстыдных, беспощадных — терапия стала мягкой и благодатной. Эти богатели и жирели на общем добре — одни циничные махинации с т. н. «обналичкой» и «залоговыми аукционами» чего стоят! — равнодушно наблюдая, как миллионы опускаются на дно.
А на что они рассчитывали — на любовь? сочувствие? тех, кого они сами открыто презирали?
Мог честный человек в 90-е стать миллиардером? Не богатым, а миллиардером? Говорите, социальные программы у них были? Да, и у ЮКОСа такие проекты — реализуемые, работающие — существовали. И что? Социальные программы — это подачки. Помочь троим сиротам, при этом несколько тысяч людей сделать нищими. Да, обворовать. Это и есть благотворительность.
«Совки»? А мне их жалко. Я их понимаю.
Патерналисты? Все равно жалко. Мои родители тоже патерналисты.
Наивные? Лучше наивность, чем социальный цинизм. Чем гражданский пофигизм.
Все то поколение, сломавшихся в 90-е, жалко. Потому что они люди в первую очередь. Презирать одну часть своих сограждан, называя их «совками» и быдлом, пренебрегать их чувствами и правами, их позицией, это тот же «совок». Равнодушно наблюдать за их нищетой и невозможностью — неспособностью! — приспособиться к т. н. рыночным отношениям — это тоже «совок». Цинично рассуждать в либерально-демократических СМИ о пользе для общества их физического исчезновения, гибели и сокрушаться, что этого придётся ждать, дескать, нужно какое-то время — это фашизм. И даже думать об этом — это тоже фашизм.
Молодые и поджарые тоже становятся старыми. Тоже выйдут на пенсию.
Возможно, наверное, потому что я тоже старею.
Да, жалко. Как жалко и родителей Ходорковского — трогательных старичков.
Всех жалко.
Наверняка и у Платона Лебедева есть пожилые близкие родственники. Но вот про них, правда, никто не рассказывает: не снимает про них фильмы и репортажи, не берёт у них интервью, не зовёт в эфир радио «Свобода» и «Эхо Москвы»…
А их тоже жалко.
Та женщина — я наблюдал за нею — минут через пять после нашего разговора сложила свой самодельный плакатик в сумку и направилась в сторону метро. Сгорбившись и волоча ноги.
Я пожалел, что довёл её до слёз.
А… Ну, да. Сам суд…
Сам процесс…
А что процесс. Как снаружи, так и внутри.
Да, кстати, там был и третий обвиняемый.
Андрей Владимирович Крайнов[59].
Одет был богато. Но общий вид имел жалкий. Перепуганный, зажатый человек. Находился под подпиской о невыезде. Вначале процесса от журналистов прятался за спинами своих хмурых странных адвокатов.
Классический зиц-председатель. Даже в тексте приговора судьи путали его фамилию — то Крайнов, то Крайнев.
У него была охрана — но он на них смотрел испуганно. Заглядывал им в глаза, не перечил — послушно выполнял их команды.
Потом — ближе к концу процесса — и адвокатов своих стал тяготиться. Когда выходил покурить на улицу, боязливо озираясь на своих сторожей, жался к группкам журналистов. Смотрел на коллег тоскливо. Может, завидовал. Да, наверняка.
Сломали человека.
Сам процесс…
А что рассказывать об этом абсурде… О том, что Шохин в качестве доказательств приводит на процессе газетные статьи? В том числе, из зарубежных изданий? То есть считает написанное журналистами доказательством. И судьи позволяют прокурору это делать. Про этот бред?..
Про сам суд и так много написано.
Прокомментировал же Генрих Падва[60] судебное решение, приговор — дескать, он «ничего общего с истинным правосудием не имеет». 31 мая — в день окончания оглашения приговора. И я с ним согласен. Читал все эти почти 700 страниц глубокого подтекста. Каждый может прочитать. Текст приговора есть в Интернете. Всё, что нужно — есть в открытом доступе. Кроме лекарства от лени.
Можно всё найти и проанализировать. И понять — избирательное правосудие. Во-первых, судили Ходорковского и Лебедева выборочно — не за все их финансово-экономические грехи в 90-е. Во-вторых, исследуемые в Мещанском суде эпизоды были известны, не широко, но о них многие журналисты писали — и в конце 90-х, и в начале 2000-х, но, почему-то, правоохранительной судебной системе стали интересны после определённых политических событий. В-третьих, по этим уголовным статьям — за все эти «междусобойчики» — треть страны посадить можно. А уж из тех, кто крупным бизнесом занимается и является крупным чиновником — всех. А ведь они-то гуляют на свободе. Получается, что группа обычных граждан России — Ходорковский, Лебедев, Крайнов и другие «неустановленные следствием лица» — организовали ОПГ, а остальные граждане России — например, администрации нескольких российских областей; например, Минфин России; например, Министерство транспорта России (300 000 000 000 рублей оказалось должно подставной компании «Эмитент», штат которой — всего три (3!) человека); например, Федеральная служба по телевидению и радиовещанию (102 872 000 000 рублей — это не хило! это не свои! бюджетные деньги!); например, Государственный комитет по физкультуре и туризму; например, ГАО «Метрострой» (г. Москва) и многие другие — наивно им верили. Притом, верили очень долго — несколько лет — и на колоссальные суммы. За решёткой двое, а остальные продолжают работать, зарабатывать, грести. Уверен, также продолжают наивно верить — теперь уже другим «неустановленным следствием лицам». И также — на колоссальные суммы. В-четвёртых, доказательства — понимаю, что это смешно — были собраны с немалыми нарушениями, с самоуверенной небрежностью; однако суд это не смутило.
