с этих пор
Во мне уж сердце охладело
(«Евгений Онегин», VI, ранняя ред.).
В печальной праздности я лиру забывал,
Воображение в мечтах не разгоралось,
С дарами юности мой гений отлетал
И сердце медленно хладело
(«К ней»).
Вы съединить могли с холодностью сердечной
Чудесный жар пленительных очей
(«Е. Я. Сосницкой»).
Уж охладев, скучаем и томимся
(«Борис Годунов»).
Грустный, охладелый
Я все их помню —
(«Евгений Онегин», I).
Онегин, очень охлажденный
(«Путешествие Онегина»).
(«Евгений Онегин», I).
Кто, хладный ум угомонив,
Покоится в сердечной неге
(«Евгений Онегин», IV).
(Там же, I).
(«Кавказский пленник»).
К неверной славе я хладею
(«Дельвигу»: «Друг Дельвиг…»).
У! Как теперь окружена
Крещенским холодом она!
(«Евгений Онегин», VIII).
Завистливый гордец, холодный Сумароков,
Без силы, без огня, с посредственным умом
(«К Жуковскому»).
Не так ли ты поешь для хладной красоты?
Она не слушает, не чувствует поэта
(«Соловей»).
Внезапный князя хлад объемлет
(«Руслан и Людмила», V).
(«Евгений Онегин», VI).
Любовь смиренная моя
Встречает хладную суровость
(«Полтава»).
(Там же).
Но хладно сердца своего
Он заглушает ропот сонный
(Там же).
На игры младости глядишь
С молчаньем хладным укоризны
(«Стансы Толстому»).
И, хладным страхом пораженный,
Зовет любовницу петух
(«Руслан и Людмила», II).
Невольный хлад негодованья
Тебе мой роковой ответ
(«Прелестнице»).
От хладных прелестей Невы
(«Энгельгардту»).
И хладной важностью своей
Тебе несносен Гименей
(«Платонизм»).
Зевоты хладная чреда (в браке)
(«Евгений Онегин», IV).
А между тем притворным хладом
Вооружить и речь, и взор
(«Письмо Онегина к Татьяне»).
Холодный, строгий разговор
(«Евгений Онегин», VIII).
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив
(Там же, IV).
Что же обозначал Пушкин словом «огонь»? Совершенно ясно, что в таких речениях, как «пламень пожирает несовершенство бытия», или «мысль горит в небесной чистоте», или «пламень жизни», «огонь любви» и т. п., он разумеет не физическое пламя. По привычке мы безотчетно склонны придавать словам «пламя», «огонь», «гореть» в приведенных местах символический смысл. Но это не так; подобно Гераклиту, Пушкин не знает никакого различия между духом и веществом, символом и вещью.
Так же, как Гераклит, он мыслит огонь сразу и символически, и конкретно: в абсолютном состоянии – как чистое, невещественное движение; в воплощении – как материальный огонь. Потому-то его мысль так часто – можно сказать, поминутно – переливается из одной сферы в другую; потому, употребив одно из тех слов в переносном смысле, он тотчас непринужденно уясняет этот смысл материальным сравнением, как в приведенных выше стихах:
Угасну я, как пламень дымный,
Забытый средь пустых долин,
и в бесчисленных других местах.
Мы видели, что Пушкин образно определяет жизнь твари как «огонь»; безобразно он назовет жизнь просто движением. Так о «голове» в «Руслане и Людмиле» он говорит:
И сверхъестественная сила
В ней жизни дух остановила.
Я покажу теперь, что в созерцании Пушкина образ огня, жара, горения нераздельно слит с представлением о движении. По крайней мере в двадцати местах на протяжении двадцати лет терминам горения неизменно сопутствуют у него слова: «кипение» или «волнение». Эти слова, как сказано, в точности означают у Пушкина движение жидкости; но здесь их специальный смысл для нас безразличен: нам важен только заключенный в них образ движения.
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь
(«Медный всадник»).
Во мне – в крови горит огонь —
Тобой кипят любви желанья
(Подраж. на темы «Песни песней», черн.).
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь
(«Евгений Онегин», I).
Встревожены умы – и пламя тлеет в них,
Младые граждане кипят и негодуют
(«Вадим»).
… грешный жар
Его сильней, сильней объемлет,
Он весь кипит…
(«Граф Нулин»).
Нет, не вотще в их пламенной груди
Кипит восторг
(«Борис Годунов»).
Увял! Где жаркое волненье
(«Евгений Онегин», VI).
Единый пламень их волнует
(«К Языкову»).
… что пламенным волненьем
И бурями души моей
(«Не тем горжусь я, мой поэт»).
Младую грудь волнует новый жар
(«Гавриилиада»).
И сладостно мне было жарких дум
Уединенное волненье
(«В. Ф. Раевскому»: «Ты прав, мой друг»).
Пылать – и разумом всечасно
Смирять волнение в крови
(«Евгений Онегин», VIII).
Как юный жар твою волнует кровь
(«Брату»).
Нет, душу пылкую твою
Волнуют, ослепляют страсти
(«Полтава»).
Очнулась, пламенным волненьем
И смутным ужасом полна
(«Руслан и Людмила», II).
С младенчества дух песен в нас горел
И дивное волненье мы познали
(«19 октября»).
В те дни, когда от огненного взора
Мы чувствуем волнение в крови
(«Гавриилиада»).
Бессмертные, с каким волненьем
Желанья, жизни огнь по сердцу пробежал!
Я закипел, затрепетал
(«Выздоровление»).
Проснулись чувства, я сгораю
(«Руслан и Людмила», I).
С своей пылающей душой,
С своими бурными страстями
(«А. Ф. Закревской»).
Труды и годы угасили
В нем прежний деятельный жар
(«Полтава»).
Этому определению жара, как движущего начала, соответствует у Пушкина столь же постоянное определение холода, как неподвижности: холод у него всегда характеризуется покоем, сонливостью, ленью: он как бы непроизвольно сочетает эти слова: «хлад покоя» или «холодный сон».
