Луначарского, других преподавателей, связанных с большевиками. А в присутствии полицейского, тем боле социал — демократа, знавшего некоторые из этих фамилий, — это явный провал.
Дама за столом явилась поводом для новых возлияний. Не поняв подоплеки происходящего, адвокат чувствовал себя именинником, устроившим встречу дорогих друг другу людей. Полицейский успокоился и приналег на ракию. Мила с наигранной непринужденностью щебетала о каких-то светских пустяках.
Первыми из ресторана вышли Мирный и адвокат, деликатно поддерживая под руку поднагрузившегося полицейского. Следом Страуян с Милой. Этой краткой минуты ему вполне хватило, чтобы попросить девушку как можно быстрее связаться с Кондовым и сообщить, что их с Мирным на днях конвоируют в Софию, что ими интересуется контрразведка.
Был ли этот шаг рискованным? Безусловно. Но иного выхода просто не было.
1919 г., октябрь, Варна — София
Варнинским коммунистам вполне хватило двух дней, чтобы разработать план побега русских товарищей. О возможно скором их прибытии известили ЦК БКП, организовали дежурство на вокзале, чтобы не пропустить момент отъезда. У ног дежурного, которому следовало нелегально сопровождать Мирного и Страуяна в поезде, и, по возможности, оказать им необходимую помощь, стояла большая плетеная бутыль с ракией. Это «оружие» редко когда подводило болгарских товарищей в противоборстве с полицией.
Маска смирившихся агнцев сделала свое дело. Французскую контрразведку русские больше не интересовали. В Софии им предстоял еще один чисто формальный допрос. А потом недолгий путь в Стамбул и передача их с рук на руки белогвардейской контрразведке. Пусть сами разбираются со своими земляками. А, как известно, по отношению — и почет. Конвоировал их всего один полицейский. Это значительно упростило ситуацию.
Вскоре после того, как поезд тронулся, к конвоиру подсел парень, как видно, из села. Простой и разговорчивый, он быстро нашел с полицейским общий язык. Пошла в ход бутыль. На подъезде к столице она уже на две трети была опорожнена. Мутный взгляд конвоира выражал откровенное блаженство.
Но вот и софийский вокзал. Полицейский вдруг вспомнил о своих обязанностях:
— По инструкции, ребята, — обратился он к арестованным, — я выхожу на перрон первым. Вы — за мной. Не отставать ни на шаг. На вокзале нас встретят.
Одернув на себе помятую форму, конвоир первым пошел в сторону тамбура. За ним — Мирный и Страуян. За ними «сельский» парень с бутылью.
Вдруг полицейский вздрогнул всем телом, охнул и опрометью бросился назад в купе:
— Сопроводительные документы на столе оставил. Я сейчас, подождите.
Но этот маневр ему удался с трудом. Навстречу уже шли пассажиры с сумками, баулами, чемоданами. Их встречный поток скрыл из виду полицейского на какое-то время.
— Держите, — «сельский» парень с улыбкой протянул Мирному документы, за которыми бросился конвоир, и добавил:
— Быстро к фаэтонам.
Уговаривать их не пришлось. Побег удался.
1919, октябрь — 1920, март, София
На первое время надо было обеспечить безопасность беглецов, пока полиция успокоится, наладить формальности с легализацией.
Когда остались наедине, Семен передал Коларову поручение, в котором рекомендовалось немедленно отправить в Одессу представителя ЦК, который будет поддерживать связь с Коминтерном. Коларов интересовался обстановкой в Одессе и условиями работы в городе. Семен рассказал: голод, нищета, невероятные трудности и реальная опасность нового возвращения белых в город… И все-таки Одесса оставалась самым удобным пунктом для поддержки связи между двумя партиями.
Коларов слушал внимательно, не перебивая собеседника. Встал, молча ходил по комнате, погрузившись в раздумья:
— Все это хорошо, приятель, — сказал он. — Спасибо за все, что вы сделали. Но на квартире доктора Исакова больше оставаться нельзя. Лучше уже сегодня перебраться в гостиницу «Наполеон». Она не из самых лучших, зато имеет ряд преимуществ. Хорошо, что догадались захватить с собой студенческий билет из Петербурга. Здесь он пригодится.
«Наполеон» — гостиница для людей средней руки. Ее клиенты в большинстве люди из провинции, приезжие по служебным делам в столицу на два — три дня. Уезжают, не регистрируясь в полиции. Кроме того, гостиница находилась совсем близко от народного дома.
Для Семена был забронирован номер на третьем этаже. В первый момент номер показался ему неуютным и мрачным. Достоинства номера Семен смог оценить только вечером, когда лег спать. Окна выходили во двор, здесь было необыкновенно тихо. Он спал, как убитый.
Без особых затруднений Семен смог записаться в университет на историко — филологический факультет. До обеда слушал лекции, а после обеда проводил время в библиотеке или в редакции «Работнически вестник». Там, в двухэтажном здании, располагалось машинное отделение партийной типографии. Секретариат ЦК, секретариат редакций «Ново време» и «Работнически вестник» находились на верхнем этаже.
Маленькая комнатка главного редактора Кабакчиева вмещала обыкновенный письменный стол, два стула, поцарапанный книжный шкаф, забитый литературой.
Семен обычно размещался в большой редакционной комнате.
— Я не знал, что Благоев сотрудничал в «Искре», — виновато заметил Семен.
— Не переживай, — улыбнулся Кабакчиев. — До недавнего времени многие из нас не знали об этом. Как-нибудь познакомлю вас и сам убедишься, что за человек Дед.
Кабакчиев был одним из тех, кто взял под опеку обоих русских.
После одного из митингов Семен пошел в сторону народного дома. У входа встретился с секретарем Софийской партийной организации Антоном Ивановым. Не так давно они подружились. Вот и сейчас Антон взял его с собой в недавно открывшуюся кооперативную столовую.
Здесь, в столовой, Семен познакомился с Невяной Генчевой, несколько дней назад по рекомендации парторганизации ставшей его учительницей болгарского языка. Когда они оставались одни, Семен часто попадал в неловкое положение. Девушка с умным смуглым лицом заразительно смеялась после каждой неудачной его попытки найти искомое болгарское слово. Тогда он чувствовал себя мальчишкой, пойманным во время списывания классного упражнения. Уши его краснели, а глаза смотрели виновато, прося прощения. Это, видимо, трогало взыскательную учительницу, и она великодушно ему прощала.
Авторская справка: Жена Семена Максимовича Нина Ивановна Мирная (Киракозова), которая до последнего дня жизни ухаживала за мужем, казалось, дана ему Богом. Столько, сколько она перенесла горя, несправедливости, лжи в адрес Мирного, мало кто мог перенести. Ради мужа она была готова на все.
Кроме одного. Признать, что в жизни мужа кроме нее была еще одна незабываемая любовь. Что от этой любви у Невяны Генчевой родился сын, ставший известным партийным лидером, главным редактором центрального органа болгарской компартии «Отечествен фронт» Георгий Найденов.
На эту тему почти не говорили ни в семье, ни в окружении мужа и жены. Это было табу по соглашению. А потому привожу последнюю в этих заметках картинку о Невяне, с которой при жизни согласились муж
