время доступными учебными пособиями по изучению новогреческого языка. Учебник Рытовой давал элементарные знания, а многотомник Хорикова подходил для всех уровней обучения [165].
Кроме Москвы, программа по изучению новогреческого языка существовала на кафедре классической филологии и общего языкознания в Киевском государственном университете. Кафедра была хорошая, ею руководил выдающийся академик-литературовед А. А. Белецкий, составивший первый в Советском Союзе очерк грамматики новогреческого языка и воспитавший много видных ученых-неоэллинистов. (Кстати, Киевский госуниверситет был первопроходцем в преподавании новогреческого языка и литературы в СССР. Там соответствующие курсы были запущены еще в 1958 г., хотя кафедра эллинистики в КГУ была создана только в 1999 г.)
Все вышеупомянутые центры, равно как и учреждения по изучению византийской, новой и новейшей истории Греции, испытывали огромную нехватку литературы. Например, библиотека филологического факультета МГУ была составлена главным образом из учебников советского типа, написанных М. Л. Рытовой. Основным лингвистическим пособием, выдававшимся студентам, служили подшивки газеты греческой компартии «Ризоспастис» («Радикал»). В библиотеке практически не была представлена новогреческая художественная литература: кроме книг трех-четырех писателей-коммунистов – Янниса Рицоса, Костаса Кодзиаса, Мицоса Александропулоса, драматурга Алексиса Парниса, – там ничего не было.
Не было даже книг «греческого Достоевского» – Никоса Казандзакиса. Поэтому одной из важнейших задач, вставших передо мной и моими новыми друзьями, было обеспечение советских научных библиотек греческими книгами.
Я начал с того, что подарил большую часть своей личной библиотеки по новогреческой истории и культуре библиотеке исторического факультета МГУ.
В эту коллекцию входили книги, которые я когда-то привез из Америки – издания греческих авторов по древней, средневековой и современной истории Греции. Филологическому факультету я передал в дар книги Йоргоса Сефериса, Одиссеаса Элитиса, Константиноса Кавафиса, Никоса Казандзакиса и других греческих авторов.
Кроме того, я начал оперативно и в больших количествах передавать в МГУ и прочие вузы и научные учреждения – МГИМО, Институт славяноведения и балканистики, Библиотеку иностранной литературы – периодическую литературу, которую посольство до этого выбрасывало на свалку. В этом мне помогала замечательная женщина – Софья Ильинская, сотрудница ИСБ и жена вышеупомянутого писателя Мицоса Александропулоса [166]. Вместе с ней мы перевозили на машине и на своих горбах все эти книги и периодику.
В 1980-х годах интерес к новогреческому языку в советских университетах начал возрастать. Например, в Тбилисском государственном университете была создана кафедра новогреческого языка и литературы в целях подготовки учителей для греческих школ. Надо иметь в виду, что греческие общины и школы существовали в Грузии – в Сухуми и Батуми – еще с XIX века. Это были места компактного проживания солидной части греческой диаспоры, традиционно поддерживавшей культурные связи с Грецией и привыкшей видеть в Афинах место, откуда приходили греческие книги и приезжали ученые авторитеты. Как я уже упоминал выше, в начале 80-х гг. XX века в Советской Грузии (главным образом в Сухуми и Цалке) проживало около ста тысяч греков. С учетом этого при Шеварднадзе грузинские власти решили открыть школы для нужд греческого населения.
Создавать кафедру и отделение ТбГУ помогали московские специалисты.
М. Рытова и ее коллеги из МГИМО организовали в Тбилиси несколько курсов и конференций. МГУ откомандировал в столицу Грузии на два или три года Наталью Георгиевну Николау, дочь греческого политэмигранта и большую энтузиастку греческой культуры в СССР. Я тоже принял в этом деле посильное участие и послал в Тбилисский университет богатую коллекцию греческих энциклопедических изданий.
Надо сказать, что Н. Г. Николау сыграла также важную роль в развитии программ по новогреческому языку и литературе и в самом МГУ, и в Московском обществе греков, под эгидой которого работает организованная ею школа греческого языка при московском Храме Всех Святых на Кулишках [167]. Под руководством Николау были осуществлены переводы на русский язык произведений новогреческих писателей, в частности Александроса Пападиамантиса, выдающегося греческого прозаика конца XIX – начала XX века. Я дружил с Наташей Николау на протяжении многих лет. Она часто останавливалась в моем доме во время своих поездок в Грецию.
В 1986 году первое в бывшем СССР отделение византийской и новогреческой филологии было создано в Санкт-Петербургском университете. Главная роль в его создании принадлежит профессору-полиглоту Фатиме Елоевой. Отделение сразу же заявило о своем высоком образовательном и научном потенциале и, помимо практических курсов по изучению новогреческого языка, сделало акцент на формировании интереса студентов к вопросам истории новогреческого языка и литературы, общего и теоретического языкознания и социолингвистики [168].
Все вышеупомянутые программы вызывали у меня большой энтузиазм, и я старался по возможности следить за их достижениями и проблемами. Не забывал я и про академическую науку. Так, в Институте славяноведения и балканистики и в МГУ я познакомился с советскими специалистами по новогреческой истории, ярчайшими и наиболее известными из которых были профессор Г. Л. Арш, О. В. Соколовская и Т. В. Никитина, мечтал наладить сотрудничество в издании их работ на русском и греческом языках.
Особенно уважительные и теплые отношения сложились у меня с Григорием Львовичем Аршем, который стал для меня проводником в мире советской эллинистики.
Г. Л. Арш был родом из Архангельска, участвовал в Великой Отечественной войне, в том числе в битве на Курской дуге, имел два боевых ранения и потерял ногу в результате одного из них. Он получил историческое образование после войны в Ленинградском университете и постепенно вырос в крупнейшего советского ученого-эллиниста, исследовавшего историю греческой революции и войны за независимость от Оттоманской империи в 1821–1829 годах, а также видного специалиста по Албании. Г. Л. Арш неутомимо работал в архивах, где читал материалы на разных языках. Помимо своих научных произведений, он был известен также дальними пешими прогулками по Афинам, которые он осуществлял, несмотря на то что ходить ему было трудно. Со своей женой Галиной Петровной он бывал у меня дома и в Москве, и в Афинах.
Притом что меня больше интересовали ученые и исследования по новой и новейшей истории Греции, я старался помогать и историкам, занимавшимся классическим периодом, и специалистам по Византии, привлек разные греческие научные организации, а также посольство и консульство, с помощью которых мы начали организовывать приглашения ученым для поездок в Грецию, планировать научные конференции.
Одновременно я возобновил свои собственные научные изыскания, связанные с экономической историей греческой диаспоры в Черноморском регионе. Еще в Париже я начал изучать документы и политическую и дипломатическую переписку XVIII–XIX веков в греческих архивах Министерства иностранных дел и Национальной библиотеки Франции. Заглядывал я также в Общественный архив в Лондоне и архив Лондонского университета.
На основе этих архивов, а также по документам, извлеченным из архивов Марселя, я составил свою первую картотеку персоналий навигации Черного моря. Тогда я выявил имена капитанов всех кораблей, которые ходили из Одессы в Марсель в период после заключения Кючук-Кайнарджийского мира и вплоть до
