также были Рэмбо и Пол Янг. Я тоже начал принимать какое-то очень смутное участие, когда понял, что это все не дурная шутка. В какой-то момент они пытались воспринимать себя всерьез, тогда-то я и предложил любую посильную помощь со своей стороны. Даже мой отец в этом поучаствовал – ну, они использовали его имя, говоря: «Продюсер группы – Джон Лайдон». Мой отец заметил: «Ну, дык, это ж навроде как мое имечко было до тово, как ты начал его пользовать». – «Да, папа, это точно твое». В остальном я не имел ни малейшего представления о том, что они задумали. Просто знаю, что, когда к ним постучались из налоговой, это не моя вина.
Однако вскоре я оказался втянут в историю с Джоком и всяким его вздором, потому что он поссорился с Полом Янгом, который все еще жил на Гюнтере. Братья Джока были моими друзьями, и Джок приходил с ними, чтобы попытаться меня запугать, а они говорили: «Нет, Джок, сперва мы побьем тебя – Джон наш друг!» Подобного рода идиотизм.
Мой брат Джимми на год младше меня, и мы очень близки. Мы невероятно разные, и, может, именно это делает нас такими близкими. Я тихий, старший, ответственный. Но я еще и Джонни Роттен! Джимми – дерзкий парень, он неуемный комик, прямо настоящий стендапер. Во всем в жизни он находит повод для смеха. На самом деле, это наша общая черта, вероятно, наследство Лайдонов, хотя оба наших родителя были очень тихими. Возможно, мы просто росли, учась использовать слова, чтобы развлечь себя, потому что мама и папа почти не разговаривали. А потом мы свалили из семьи и периодически попадали в настоящий адок, и, хотя старший я, в любой неприятной ситуации, в которой мы оказывались, виноват был Джимми. Я говорю это не со зла. Всего лишь хочу сказать, что у Джимми талант находить, ну, как бы получше выразиться, катастрофы. Что он может с этим поделать. А старший брат всегда был где-то поблизости, что помочь из них выпутаться.
История с Дублином – отличный пример, просто классика: «Еще одна прелестная заварушка, в которую ты втянул меня, Стэнли!» [262] Я был там в октябре вместе с 4» Be 2» и их странствующей армией друзей и членов семьи, и все они отправились туда, чтобы хорошенько выпить и погулять.
Я заполучил на свою голову целую кучу неприятностей, когда мы с другом пошли после обеда спокойно выпить. Мы сидели в пабе под названием «Лошадь и трамвай» у реки рядом с нашим отелем. Я только купил выпивку, когда хозяин, похоже, на меня обиделся. Не думаю, что ему особо понравилось, как я выгляжу и как говорю. Наверное, я выделялся, как больной большой палец. Прозвучала пара слов, и кто-то выхватил у меня из рук пинту. Несколько местных жителей – по крайней мере один из них, как позже выяснилось, был местным полицейским не при исполнении – решили заняться делом и присоединиться. Они определенно хотели надо мной поиздеваться – подумали, что я какой-то английский идиот. Одно за другим, последовала небольшая потасовка. Раздались крики, и в ход пошли кулаки. Только не мои! Я уже как-то рассказывал, что напал лицом на кулаки двух полицейских. Это в значительной степени правда.
Я вернулся в отель, чтобы переодеться, и за мной последовал один из этих полицейских не при исполнении, который сразу же арестовал меня за нападение. Похоже, что они сперва хотели меня только припугнуть, поскольку выпустили в ожидании обвинений. Но потом все изменилось. Я отправился в город и встретил в Тринити-колледже 4» Be 2», а потом вернулся в отель, чтобы выпить, когда приехала полиция и забрала меня. В тот день по радио прошло музыкальное шоу с моим братом Джимми, а перед ним – концерт. Возможно, кто-то из представителей власти послушал радио и решил снова меня арестовать после того, как понял, кто я. Не знаю. Все это было фарсом.
На следующее утро я оказался в суде по обвинению «в нападении без отягчающих». Они отказали мне в освобождении под залог, несмотря на то что один из моих друзей, Джонни Бирн, предложил внести залог в размере 250 фунтов. Он также нанял мне адвоката. Джок Макдональд тоже помог. 250 фунтов тогда были большими деньгами – спасибо, Джонни, я не забыл, – но они наотрез отказались. И это несмотря на то, что как раз передо мной парень на скамье подсудимых отделался 50 фунтами залога за то, что ударил кого-то молотком на концерте 4» Be 2» прошлой ночью. Обвиняющая сторона пыталась заявить, что я назвал бармена «ирландской свиньей». Мой адвокат возразил им, что я ирландец и оба моих родителя родились в Ирландии. Дело отложили до понедельника, а меня отвезли в Маунтджой – печально известную тюрьму, полную террористов ИРА и УДА и всевозможных психопатов.
По прибытии надзиратели решили преподать мне урок. Они раздели меня, бросили во двор и облили из шланга. Но знаете, можно раздеть меня, покрыть блошиным порошком и посмеяться над размером моего члена, это не имеет значения. Это – не – имеет – значения. На протяжении многих лет я замечал, что, когда до тебя добираются эти учреждения, единственный способ, который они используют, чтобы тебя унизить, – сделать посмешище из твоей наготы и твоего пениса. Давайте я сразу вам скажу, что у Джонни идеальный пенис, над которым можно смеяться, и ему все равно. Это никогда не будет проблемой.
Там, внутри, был жесткий – реально очень жесткий и тяжелый – карательный режим. Я старался следовать распорядку, но они всячески препятствовали. Надзиратели будили меня всю ночь своими дубинками и заставляли стоять у кровати. Оглядываясь назад, понимаешь, что, когда попадаешь в руки властных институтов, тебе довольно быстро приходится научиться приспосабливаться, не выделяться из толпы себе подобных и сливаться с тенью. Что для меня, конечно, было невозможно. Так что игнорируйте мои советы и в конечном счете просто будьте собой. Как делал это я.
Тебе разрешили часок посмотреть телек, и кто, как не ваш покорный слуга, появился в новостях! Потом была программа об истории музыки, и вашего покорного слугу опять-таки там показывали, а все осужденные столпились вокруг и на меня смотрели. Какой позор! Мне хотелось заползти под бетон. Хотя заключенные вели себя вполне нормально.
Надзиратели не любили меня только за то, что я существую на этом свете, и это давало некоторую передышку моим сокамерникам. «Боже, посмотри, через что ему пришлось пройти». Многие заключенные ощущали, что, стоя рядом или болтая со мной,
