они попадали под пристальный взгляд надзирателей, которые пытались сделать мою жизнь наказанием. Но я такой: «Это лучшее, что вы можете предложить? Вы не заставите меня чувствовать себя неловко из-за того, что я – это я, мне все равно».
В понедельник я снова был в суде, где меня приговорили к трем месяцам тюремного заключения. К счастью, мой адвокат подал апелляцию, и на сей раз мне позволили внести залог. Я немедленно вернулся в Англию и уже на следующий день приступил к работе над альбомом Flowers of Romance.
Когда через несколько месяцев в Дублине наконец приступили к рассмотрению апелляции, я понял, что на кону моя карьера. Я обязан был вернуться. Наступил переломный и очень волнительный момент. Если бы я проиграл апелляцию, мой срок был бы удвоен до шести месяцев. Как вы можете себе представить, в то время я находился в состоянии сильнейшего стресса, но дело решилось буквально в течение десяти минут. Судья сразу же увидел противоречия в показаниях двух свидетелей. Они даже не потрудились явиться, по крайней мере, пока дело было открыто. Меня оправдали и отпустили на свободу, однако не ранее, чем я сделал пожертвование в размере 100 фунтов в «ящик для бедных», как меня о том попросили. Вот вам и ирландское правосудие.
Весь 1980 г. многие люди получали удовольствие от клаустрофобии Metal Box. Все здорово и прекрасно, но так и возникает проблема фанов, которые хотят слышать этот звук во всем, что вы делаете, отныне и навсегда. Если вам этого хочется, я совсем не подходящий парень. Мне это не нравится.
Теперь, когда ушел Уоббл, я полностью убрал бас и принялся исследовать барабанные звуки, используя коллекцию лупов [263]. В то время я был очень зол на подавленное настроение Кита Левена и на его очевидное нежелание приложить какие-либо усилия, чтобы помочь в проекте, что, конечно, было в значительной степени связано с его пристрастиями. Большую часть времени он проводил наверху, играя в видеоигры. Он только что купил модель «Космических захватчиков» [264], которая шла в маленькой черной треугольной коробке, и капитально к ней пристрастился. Его невозможно было от нее оторвать. На этом все – будь то утро, день или ночь, он просто таращился на эти точки, двигающиеся вверх и вниз по экрану. На мой взгляд, настоящее компульсивное поведение. Он не мог прерваться, все зашло слишком далеко.
Так что мне пришлось справляться самому, и я сделал барабанные лупы с Мартином Аткинсом [265]. Однако на Мартине уже лежали обязательства по американскому турне вместе со своей группой Brian Brain, так что мы с ним поработали совсем недолго. Как только он уехал, мне пришлось собрать из этих записей все, что можно, и сделать паттерны, на которые я потом наложил вокал. Я отлично провел время, занимаясь этим с Ником Лонаем, инженером-стажером и оператором пленки на студии «Таунхаус» в Шепердс-Буше. Он оказался единственным, кто был доступен поздно вечером, и хвала Господу за это счастливое совпадение.
Когда Кит, наконец, спустился, о боже, с каким высокомерным презрением он отнесся к готовому материалу. Кит немного поиграл, а потом снова исчез, так что я продолжил работать с Ником и с ним же закончил альбом. Мы собрали звук на базе барабанных лупов и вокала, а затем я начал добавлять фортепиано, бас и саксофон. Вот что мы должны были сделать, чтобы довести все до конца. Вряд ли я мог бы назвать себя саксофонистом, но вот он тут, на Flowers Of Romance. Даже нехватку или отсутствие каких-либо возможностей можно превратить в полезный инструмент.
Я играю почти все, что есть на альбоме. Кит присоединялся ко мне совсем ненадолго и вел себя как кислая киска. Для меня на тот момент это было предметом моей особой гордости, потому что впервые в музыке я сделал все сам. Свел треки абсолютно самостоятельно, без чьей-либо помощи. Я показал, что могу это сделать. Я инстинктивно использовал разные инструменты, пепельницы на пианино, и все эти штуки стреляли направо и налево.
Я буквально бурлил идеями, потому что был свободен! Перспектива провести полгода в Маунтджое – суровая реальность. И если бы обвинения были доказаны, я оказался бы там. И, смею заметить, ложные обвинения. Вся эта травма определенно нашла отражение в музыке.
Есть на альбоме песня под названием «Francis Massacre» [266], на которую особенно повлияла эта ситуация. Речь идет о записках, которые присылали мне заключенные из части тюрьмы с усиленным режимом, в надежде, что я смогу передать их людям на волю. Но это оказалось невозможно, так как меня предупредили, что обыщут, поэтому я вынужден был смыть их в сортир. Я не хотел рисковать. Одна записка была от парня по имени Фрэнсис Моран, о котором я и написал песню: «Сиди всю жизнь, Маунтджой – это весело». Песня была вдохновлена сочетанием всех этих событий.
«Francis Massacre», на мой взгляд, напрямую связана с «The Cowboy Song» со стороны B сингла «Public Image», в том смысле, что это еще один нойзовый набор всяких воплей и трещащих и клацающих звуков. И по сей день проигрыш этих вещей меня освежает, потому что я хорошо помню ситуации, в которые оказался тогда вовлечен, и для меня это стало лучшим их воплощением – кричащая тоска и какофония скрежета.
«Flowers Of Romance» – песня, которая представляет собой другую крайность. Я любил эту песню так же сильно, как люблю «Sun», вещь, которую я сделал более или менее самостоятельно для своего сольного альбома Psycho’s Path [267]. Это мои гимны, они написаны в беззаботном поп-формате, но, на мой взгляд, вписываются в тот же контекст, что и, скажем, «Life’s A Gas» [268] T. Rex, которая навсегда останется для меня путеводной звездой. Это мои версии гимнов фестивальной музыки, и все это восходит к одному живому концерту The Who, на котором я присутствовал, – концерту на крикетном стадионе «Овал» в 1971 г., когда на разогреве выступали The Faces [269] и Mott the Hoople. В перерыве между живыми выступлениями диджей Эйнсли Данбар – я любил его вещи, он был отличным диджеем – поставил «Life’s A Gas». Собравшаяся аудитория считала себя хардовыми рокерами, типа большое фи всему, что делал T. Rex, которого они называли продажным поп-трэшем, но песня их проняла. Потрясающе было слышать это через акустическую систему! Это просто открытая, счастливая вещь, как и мои «Flowers». Некоторые люди находят в них темноту. Ну, в музыкальном плане я кто-то вроде цыгана, мне нужно путешествовать.
«Four Enclosed Walls» [270] передают энергетику
