– Я не знаю, что тогда нашло на Бориса, – горько пожаловалась Гретхен, расценивающая поступок мужа как мальчишеский каприз. За исключением того, что это была не папина машина, которой он воспользовался без разрешения, а точная копия самолета № 1 Российских ВВС.
Враги Бориса по возвращении его в Москву, естественно, пронюхали о полете. Ссылаясь на счет с шестизначной цифрой за истраченное топливо, выставленный ЕЭС, они требовали его голову. Борис принес свои извинения по национальному телевидению и возместил деньги компании. Несмотря на то что его прегрешение было ничто по сравнению с аферами, которые проворачивали его обвинители, Борис все еще пребывал в глубоком расстройстве – премьер-министр Черномырдин только что позвонил ему и заявил о своей неизменной поддержке. На византийском языке кремлевских обитателей это был верный знак того, что дни Бориса как главы гигантского предприятия сочтены.
Вскоре появилась наша официантка, удивительно похожая на Шехерезаду, неся поднос с напитками. Пока она разливала водку по стопкам, Борис объяснил происхождение странного названия этого ресторана. «Белое солнце пустыни» – это знаменитый советский спагетти-вестерн, в котором большевистские ковбои воюют в Средней Азии, спасают семь прекрасных жен мстительного местного князька и распространяют доброе евангелие социализма в продуваемых всеми ветрами степях.
– А вот и герой фильма, – Борис указал на стоящую на другой стороне зала восковую фигуру русского ковбоя, выполненную в натуральную величину, который был поразительно похож на Клинта Иствуда. Он стоял рядом с пустым столом, который всегда держали в резерве для олигарха Михаила Ходорковского, одного из богатейших корпоративных рейдеров, чьи компании были предметом бесчисленных судебных процессов, возбуждаемых западными инвесторами.
Наши коллеги начали понемногу собираться за столом: шеф бюро журнала «Экономист» с несколькими сотрудниками, кое-кто из руководства Всемирного банка и МФК и прилизанный адвокат с Уолл-стрит, который прибыл в Москву для предъявления иска принадлежащей Ходорковскому нефтяной компании «Юкос» по поручению обиженных американских владельцев акций. Акционеры обвиняли «Юкос» в грабеже активов компании по сахалинскому сценарию. Деньги были нашим общим знаменателем. Некоторые из нас нажили целое состояние. Борис был уверен, что не так уж много людей, кто деньги украл. Другие консультировали Россию, как правильно управлять деньгами. Мы же, репортеры от бизнеса, в подробностях описывали их (денег) приливы и отливы.
Только мой приятель Аскольд, новичок в Москве, к коммерции не имел никакого отношения. И как всегда опаздывал. К тому времени, когда он наконец появился, официантка услужливо принесла на закуску узбекские пельмени с барашком и еще водку фирмы «Кристалл» – «Столичную Премиум Бренд», которая была слишком хороша, чтобы ее экспортировать.
– Вы видели этих гуннов снаружи? – спросил он, пододвигая стул. – Это место выглядит, как паршивый день в Боснии.
– Некоторые из них могли быть твоими старыми приятелями по Афганистану, – вставил я.
Лучшими русскими телохранителями, самыми модными аксессуарами новых богатых, были ветераны войны в Афганистане. Аскольд в свое время посылал отчеты о вторжении советских войск в Афганистан в лондонскую «Таймс» и другие газеты, в результате чего Советская Армия даже назначила награду за его голову. Однажды, будучи после развала СССР на Украине, Аскольд о чем-то болтал с водителем такси. Вдруг тот резко затормозил.
– Повторите ваше имя, – потребовал он. Когда Аскольд его ему назвал, водитель разразился громким смехом: – Я был в том подразделении, которое послали вас уничтожить! Мы потратили месяцы на слежку за вами!
После этого Аскольд с водителем зашли в ближайший бар и предались воспоминаниям, позднее вместе появились в немецкой телевизионной программе, аналогичной американской «60 минут».
Большой и дородный, с короткой стрижкой седеющих на висках рыжеватых волос, сорокаоднолетний Аскольд Крушельницкий был старшим по возрасту в нашей компании. Несмотря на полученное в одной из привилегированных лондонских школ воспитание, он принадлежал к категории людей, которые на работе всегда носят пуленепробиваемый жилет. Помимо игр в прятки с расстрельной командой в Афганистане он описывал скрываемые от общества кровавые разборки в Африке, бомбежки в Чечне, а совсем уж недавно писал о конфликте в Югославии, где однажды точное попадание гранаты вынудило его отказаться от того, что осталось от взятого в аренду автомобиля. Персонал бюро проката в Вене был не слишком обрадован, когда узнал, что Аскольд тайком перегнал их автомобиль в Сараево. Он сказал, что они могут забрать свой автомобиль с аллеи Снайпера. Теперь это дело находится в руках опытных адвокатов газеты.
– За кого выпьем? – спросила Кристи, играя роль хозяйки.
Кто-то предложил выпить за здоровье Ельцина, что вызвало общий смех. Замученный в очередной раз проблемами со здоровьем, Ельцин вернулся к исполнению своей роли живущего за границей помещика. Появления все более непредсказуемого президента перед общественностью стали столь редкими, что это дало основание слухам о возможном застое на Российской фондовой бирже. За первый месяц 1998 года показатели биржи снизились всего лишь на несколько пунктов, что не шло ни в какое сравнение с потерями в Азии, где эти рынки просто рушились, валюты подвергались девальвации, а МВФ был занят тушением финансовых пожаров. До сих пор Россия переносила азиатский шторм на удивление хорошо. Однако кровоточившие Гонконг, Таиланд и Южная Корея заставляли международных инвесторов дрожать от страха. В этой ситуации Кремль старался развеять слухи о возможной передаче власти президентом Ельциным кому-то другому и часто демонстрировал его по телевидению. Подобное поведение напоминало действия Политбюро, когда на каждом первомайском параде ставились специальные подпорки для недомогающих советских лидеров. Так, бодро сидящий на снегоходе президент Ельцин ездил по кругу перед телекамерами. Показ этого сюжета по государственному телеканалу вдруг неожиданно закончился – президент стал заваливаться назад и падать со снегохода. Он замерз, и показ дальнейших стадий болезненного окоченения лидера был прекращен. После просмотра этого отрывка многие журналисты бросились корректировать заранее заготовленный некролог Ельцина. (Каждое серьезное московское агентство новостей держало подготовленным к печати прощальный текст на тот случай, если российский лидер уйдет из жизни на десять минут раньше, чем будет дописана последняя строчка в некрологе.)
