id="id11">
534-й армейский минометный полк
7 апреля. Проснулся в шестом часу. В избе никого. Вероятно, все ушли в рейс. Душно – пахнет маслом, бензином, прелой одеждой. Оправив логово, на котором спал, вышел на воздух. За околицей у весеннего ручейка умылся ледяной водой. В стороне от дороги, у наскоро сколоченного балаганчика, походная кухня. Спросил, нельзя ли разжиться кипяточком.
– Ежель есть во что, давай кружку али котелок какой, – сказал повар, плотный пожилой солдат, и зачерпнул мне из котла горячей воды сверкающим черпаком.
Я подставил кружку, бросил в нее шепотку чая и, примостившись тут же на каких-то ящиках, стал завтракать. Повар изредка посматривал на меня. Наконец он спросил:
– В часть, што ли?
– Угу, – промычал я, прожевывая сухарь с маслом.
Покончив с едой, убрал кружку и продукты в мешок, закинул его за спину и сказал:
– Спасибо.
– В час добрый, – ответил повар.
Пройдя километров восемнадцать по размытой весенней дороге, я вышел к развалинам деревни то ли Лухово, то ли Глухово. Здесь ощущалась уже явная близость передовой. До района деревни Волки оставалось всего километра четыре. Места вокруг открытые, безлесные, поросшие мелким кустарником. Дороги раскисли и наледенели. В одном месте пришлось переходить разлившийся ручей, и мои новые, щегольские сапоги выдержали испытание на непромокаемость.
Вечереет. Погода портится – стало пасмурно, задул сырой весенний ветер. Впереди по дороге идет девушка-санитарка. Я догнал ее. Ростом девушка мне по плечо, личико кругленькое, носик уточкой, и много веснушек, глаза зеленовато-серые с миндальным разрезом век, и огненно-рыжие косички торчат из-под ушанки. Все надетое на девушке: полушубок, сапоги, шапка, брезентовая санитарная сумка с белым кругом и красным крестом – показалось мне огромно-несоразмерным с ее миниатюрной фигуркой. На звук моих шагов девушка обернулась и вопросительно посмотрела.
– Скажите, – обратился я к ней, – не знаете ли, как найти мне штаб 534-го минометного полка?
– Пойдемте. Я туда иду. – И через некоторое время метнула взглядом в мою сторону: – А вы к нам?
– Наверное.
– А в качестве кого же?
– Комбата пять.
– На место капитана Апостола, значит. Его несколько дней назад ранило. А вон и наши. – И девушка указала на редкий березняк, где стояло несколько автомашин, автобус и штабной фургон.
Дверь фургона отворилась, и на землю легко спрыгнул рослый, стройный и красивый парень в суконном обмундировании с погонами капитана.
– Это к нам, на место Апостола, – сказала девушка, кивнув в мою сторону.
Капитан смотрит на меня спокойно и располагающе. Я доложил, как положено.
– Первый помощник начальника штаба полка Коваленко, – отрекомендовался капитан, протягивая мне руку.
Поднимаемся в фургон, знакомимся со всеми, кто в нем находится: майор Гречкин, начальник штаба полка; младший лейтенант административной службы Гончаров, начальник строевой части; сержант Скворцов, старший писарь, младший сержант Попов, чертежник. Обмениваемся рукопожатиями. Я присматриваюсь к своим новым сослуживцам. Они присматриваются ко мне. В фургоне тесно. По стенам лавки – они же и сундуки для хранения документов. Посередине стол. Под потолком в чехле полковое знамя. Чертежник Попов уступает мне свое место за столом. Расстегиваю полевую сумку, достаю пакет с «Личным делом» и кладу на стол.
– Коваленко, – обращается майор Гречкин к своему помощнику, – посмотри документы.
Майор Гречкин невысокого роста плотный сангвиник, возможно, из кадровых офицеров, лет тридцати, спокойный, располагающий к общению. Черты лица крупные, волосы прямые и зачесаны назад. За столом сидит, положив перед собой руки, переплетенные в пальцах.
– Что? – удивляется Гречкин. – На должность комбата пять? Пусть идет к Шаблию и с ним разбирается.
И, обернувшись ко мне, начальник штаба сказал:
– Вас теперь проводят к командиру полка майору Шаблию Федору Елисеевичу. Вам нужно ему представиться. Коваленко, организуй там. До свиданья. Желаю успеха.
Капитан Коваленко поджидал меня с солдатом из батареи управления.
– Сержант Васильев, – сказал он, – старший разведчик, проводит вас на НП полка. Здесь недалеко, километра два с половиной.
Закинув автомат за плечи, сержант Васильев пошел быстрым и ровным шагом. Он оказался словоохотливым малым и сразу стал вводить меня в курс событий. Я тотчас узнал, что он ленинградец, двадцать четвертого года, что в полку со дня его формирования в поселке Рыбацком, что прежде полком командовал майор Тивзадзе – грузин. Но Тивзадзе ранили, и на его место прислали майора Шаблия.
– С характером товарищ майор Шаблий, – заявил Васильев с каким-то особенным выражением лица. Сам Васильев – невысокого роста, белокурый, кряжистый.
Выстрелы слышатся все отчетливее и отчетливее. Глухие, ухающие звуки артиллерии мешаются с резкой трескотней пулеметов. В сумеречном вечернем небе взвиваются то красные, то зеленые ракеты. Совсем как год назад, под Смердынью.
– Наши оборону немцев прорвали, – поясняет мне Васильев, – перерезали железную дорогу. На той стороне насыпи у них теперь деревня Староселье. Они ее обороняют и в контратаки ходят. А на днях в контратаку какие-то берлинские юнкера ходили. Ребята молодые, рукава засуканы, у всех автоматы МП-40. Обмундирование! – Васильев затаил дыхание, зажмурился, щелкнул языком и вожделенно произнес: – Люкс. Сапоги хромовые, белье шелковое. Сперва они наших потеснили, потом мы их вышибли. Один старшина из пехотных не успел из землянки выскочить, а немцы тут как тут. Он под нары. Три часа там лежал. Потом, как немцев вышибли, он из-под нар вылез. Ничего, икал только сильно с переживания. Юнкеров этих битых теперь лежит – страсть. Только пехота с них и сапоги, и белье поснимала. Они теперь голые всюду валяются. А еще у нас на НП две пушки трофейные были. Когда немецкие танки поперли, так сам командир полка майор Шаблий да командир дивизиона капитан Солопиченко с тех пушек два танка подбили. Капитана Солопиченко, говорят, к ордену за личную отвагу представили.
Разговаривая таким образом, мы дошли до насыпи железной дороги. Всюду наскоро отрытые землянки. Ходят солдаты, связисты с мотками проволоки и телефонного кабеля. «Вот я и на передовой», – пронеслось в мозгу.
– Эй, Юсуп! – кричит Васильев. – Шафигулин! Командир полка где?
– Вон, в землянке, – отвечает молодой, красивый, курносый и скуластый парень со старшинскими погонами на ладной шинели.
Подхожу к указанной землянке. Вход загораживает чья-то фигура, но внизу, в отверстие лаза, я различаю опрятную цигейковую шапку и белый воротник нового полушубка. На плечах аккуратные полевые погоны с майорской звездочкой и артиллерийскими эмблемами. Лица я не вижу, но отчетливо слышу волевой, несколько резковатый голос. Я не знаю, с кем говорил майор Шаблий, но меня поразила строгая логика, с которой командир полка излагал свои мысли. Наконец он освободился. Взял мои документы и, не выходя из блиндажа, стал их читать.
– Почему вы в фуражке, товарищ
