Иосиф Линдер - Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Вскоре войско хана Бегича подошло к реке Воже и уже собиралось переправиться через нее, чтобы в очередной раз совершить набег на столицу Московского княжества. Но не успели ордынские передовые отряды добраться до середины переправы, как град стрел обрушился на них из ближайших кустов, а два отряда княжеской дружины ударили с фланга по основным силам хана. Сражение было жестоким и скоротечным. Ордынцы были разбиты наголову, и лишь немногие из них смогли избежать острых русских клинков, копий и стрел.

Через два года хан Мамай, старавшийся в обход законных наследников завладеть ордынским престолом, в ярости от поражения на реке Вожа привел более чем стотысячное войско, укрепить которое должны были войска литовского князя Ягайлы и рязанского князя Василия Хромого. Но перед битвой на Куликовом поле воеводы великого князя Дмитрия Московского, вновь применив нестандартные тактические приемы, вначале не дали союзникам соединиться и тем остановили хана. А затем, дав основному войску Мамая увязнуть во фронтальном сражении, силами засадного полка, до поры скрытого от посторонних глаз, довершили победную атаку. Ордынцы оказались не просто разбитыми, но и рассеянными более чем на пятьдесят верст от места битвы. Было не только положено начало конца тому, что в дальнейшем историками было принято называть словом «иго», – вызванные поражением на Куликовом поле усобицы и перемены в высшем руководстве Орды позволили защитить Русь от беспощадных наездов нового властелина Центральной Азии – Тимура. Но все это было еще впереди…

Воды реки были чисты и прохладны. Русский воин выбрался на берег и устало зашагал через поле туда, где среди лесов и пожарищ отстраивались и укреплялись стены и башни Московского Кремля. То, что воин узнал в Орде, было достойно внимания великого князя Московского. Трава охватывала его ноги, цеплялась за ножны меча, словно играючись, дотрагивалась до его сильных рук, как бы приветствуя воина. А в сердце русоволосого богатыря росло чувство гордости за свою землю, за свою Родину. Он возвращался домой победителем…

Около 5100 года от с. м.

Разноцветная шумная толпа всколыхнулась и раздалась в стороны, образуя узкий коридор, постепенно расширяющийся к одному из двух помостов. На одном, украшенном дорогими коврами и стягами, в окружении множества пестрых халатов и дорогих поясов, огражденный от толпы несколькими рядами обнаженных мечей и пик, в шатре восседал Сын Неба – император Китая. А на другом, голом дощатом помосте, отделенном от людей одним рядом ощетинившихся пик, одиноко и гордо возвышалась плаха.

По образовавшемуся живому коридору, окруженный стражниками, шагал человек, которого знали почти все собравшиеся. Лицо заключенного было спокойно-сосредоточенным, грудь ровно вздымалась и опускалась в такт дыханию, руки привычно заложены за спину, и если бы не помост с плахой и конвой с обнаженными мечами, можно было бы подумать, что он, как обычно, прогуливается среди цветущих деревьев своего небольшого сада.

Но он шел к помосту с плахой на нем и должен был взойти на него с западной стороны. С той самой стороны, куда ежедневно заходит солнце, а с северной стороны поднимается палач, чтобы поставить последний штрих в его жизни. Он знал, что оклеветан одним из тех людей в шелковых халатах с дорогим поясом, что окружали беседку императора. Он знал, что не успел сделать всего, на что был способен, и что труд всей его жизни, тщательно нанесенный на несколько больших свитков, он в знак благодарности за доброе к себе отношение отдал начальнику тюрьмы, надеясь, что труд послужит людям, которые будут жить после него.

Но он не знал, что начальник тюрьмы после долгого и тяжелого скандала из страха наказания поддастся уговорам жены и предаст огню то, что собиралось с огромным трудом, и что единственным достоянием потомкам останутся записи его ученика, который сможет сохранить и продолжить великое искусство своего учителя. Но не в полном объеме, а только в части того, что он успел усвоить сам.

Никто из свидетелей казни, кроме одного человека, не знал, каким образом знаменитый врачеватель и бывший лекарь императора Хуа-То может сохранять спокойствие и бодрость духа в такую сложную минуту.

У-Пу стоял в толпе, прижимая к груди небольшой ящичек из лакированного дерева с инструментами и несколькими свитками своих ученических записей, которые он тщательно вел, следуя по стопам своего великого учителя. У-Пу знал, что искусству владения собой в любой ситуации Хуа-То обучался долгие десятилетия, изменяя и дополняя старую систему лечебной гимнастики Кун-цзы, и в конце концов создал основу новой, более практичной системы Би-цзинь-чжи, которая базировалась на подражании движениям пяти животных: медведя, обезьяны, аиста, тигра и оленя.

В комплексе с другими упражнениями эта гимнастика не только позволяла предупредить многие заболевания, излечиться от них, продлить жизнь, всегда быть бодрым и собранным, но и давала возможность человеку, постоянно практикующему эти упражнения, прекрасно владеть своими чувствами и эмоциями в любой ситуации. А в случае внезапного нападения последователь системы Хуа-То имел намного больше шансов остаться в живых в схватке с несколькими нападающими, чем любой другой житель Поднебесной.

У-Пу представил ясно, как утром учитель, проснувшись, начал проделывать упражнения своего комплекса. Вначале он выполнил несколько упражнений из дыхательной гимнастики Ци-гун, затем приступил к Цзинь – разминающим упражнениям: сначала стоял неподвижно с широко расставленными ногами и в такт дыханию поднимал и опускал руки. Затем следовали упражнения, разминающие руки, – от кончиков пальцев сильная рука Хуа-То скользила на вдохе к локтю, на выдохе – обратно.

Когда руки налились приятной тяжестью, мастер привычно заложил их за спину и в такт с дыханием стал описывать небольшие круги, мягко передвигаясь по маленькой и темной камере, перенося вес тела с одной ноги на другую. Описав несколько замысловатых фигур, он стал разгибать и сгибать свое тело, делая руками плавные вращательные движения, то поднимая руки высоко вверх, то опуская их почти к самой земле.