Когда руки налились приятной тяжестью, мастер привычно заложил их за спину и в такт с дыханием стал описывать небольшие круги, мягко передвигаясь по маленькой и темной камере, перенося вес тела с одной ноги на другую. Описав несколько замысловатых фигур, он стал разгибать и сгибать свое тело, делая руками плавные вращательные движения, то поднимая руки высоко вверх, то опуская их почти к самой земле.
Скоро по телу разлилось приятное тепло, Хуа-То остановился, сел и, сосредоточившись на дыхании, закрыл глаза. Он сидел долго, и только когда через сердце прошла упругая волна приятного пожара, мастер поднялся и приступил к системе «цзянь» – растягивающим упражнениям. Мышцы приятно пружинили, напоминая, что в свои шестьдесят семь лет великий врачеватель полон сил и жизненной энергии. Хуа-То медленно кружил по маленькой темнице, выбрасывая и поднимая руки, вытягивая шею, сгибаясь в пояснице, сгибая и выпрямляя ноги, попеременно поднимая их. Движения были свободными, пружинистыми, дыхание ровным и тихим, мысли текли сами собой, не мешая друг другу.
Их хозяин сейчас ясно понял, как можно вылечить молодую дочь своего соседа, которая вот уже несколько лет тяжело больна и с каждым днем все приближается к печальному финалу. Он понял, почему не меняет своей активности удивительная точка, названная «стократным сборщиком» или «точкой императоров». Она оставалась активной во все времена года, во все фазы лунного месяца, в разное время суток. Хуа-То понял, что эта таинственная точка, часто используемая им во многих рецептах, просто не имеет тайны, и в этом заключается вся ее таинственность – она просто не вписывалась в те законы, которые он постиг, применял и совершенствовал.
Мысли все текли и текли вместе с движениями. Наконец мастер остановился, сделал глубокий вдох и вместе с выдохом снова сел. Он был готов к тому, что для него приготовили вчерашние пациенты, те люди, которых он спасал от недугов, вредных привычек, смерти.
У-Пу не ошибся, все было именно так. И теперь его учитель спокойно подходил к помосту. Их глаза встретились лишь на несколько мгновений, но ученик понял все, что хотел передать ему учитель. Многолетняя специальная тренировка, развившая интуицию ученика, позволяла ему видеть за жестами, взглядами, словами людей, поэтическими строками гораздо больше, чем можно себе предположить. Хуа-То отвел взгляд и пошел к помосту, на который уже поднимался палач.
Узник поднялся по ступеням и, вместо того чтобы пасть на колени лицом в сторону шатра Сына Неба, в последнем порыве вымаливая прощение и право на жизнь в этом жестоком, но прекрасном мире, спокойно подошел к плахе, опустился рядом с ней на помост и положил голову на гладкую поверхность, пропитанную кровью многих людей, чтобы оставить последний автограф на своем последнем врачебном предписании – предписании искусства жизни.
ФРГ. Министр Шмидт, перестройка, гласность, демократия, новое мышление, единоборства. 1985 годНачало пути
Лишь водная гладь и живая луна над водой
Способны о мире великом всю правду сказать.
И если тоска после музыки точит порой,
Причину в себе и в природе не стоит искать.
Пусть умер отшельник – Даос, унеся свой секрет,
Пусть яшму волшебную вечно хоронит вода,
И если не может быть найден вопроса ответ,
То вечную истину дарит учитель всегда…
Дорога вилась меж горных уступов и скал, все дальше и дальше уводя У-Пу от дворца императора Цао-Цао с его страшными интригами и нескончаемой суетой. Этого сына наложницы, взобравшегося на трон по лестнице из мертвых тел своих братьев – наследных принцев крови. Дорога уводила дальше и от добрых и умных глаз Бо-И, чем-то очень похожих на глаза Хуа-То. Иногда дорога превращалась в едва заметную тропку, вьющуюся между камнями, и ехавший верхом на лошади У-Пу боялся сбиться с пути, хотя четкого представлении о том, куда он направляется, у него не было. Было важно быстрее уйти, скрыться, чтобы улеглись страсти, утихла ненависть, чтобы завистливый взгляд и горячий топор не прервали еще одной ни в чем не повинной человеческой жизни. Но куда конкретно отправиться, У-Пу еще окончательно не решил.
Дорога была похожа на его Путь. До недавнего времени У-Пу шел по широкой дороге, проложенной Хуа-То. Конечно, было много неясного, незнакомого, но был опытный и мудрый учитель, который помогал в трудную минуту, подсказывал, где можно споткнуться, за каким поворотом могут встретиться неожиданности. А сейчас, когда осталась лишь память о направлении Пути Хуа-То, перед У-Пу была узенькая тропка. Эта тропка могла в любой момент потеряться в зарослях догадок или между камнями изживших себя догм. На этой тропе можно было споткнуться, оступиться и сорваться в пропасть мистики и лжеуспехов. Наконец, эта тропа могла завести в непроходимые дебри лженаучного невежества, где гибель неминуема.
Только потеряв учителя, можно в полной мере оценить его значение для себя. Нет того, кто мог бы ответить на еще не заданный вопрос, кто мог одним взглядом, жестом, одним словом передать больше, чем солидный труд в десять тысяч иероглифов. У-Пу сейчас остро ощутил свое одиночество, ничтожность и никчемность. По сердцу прошел щемящий холодок, к глазам внезапно подкатили слезы, но, сделав несколько дыхательных упражнений и сконцентрировавшись на дороге, У-Пу вновь обрел спокойствие и, интуитивно чувствуя, куда ведет тропинка, несколько ускорил шаг лошади. День медленно завершал свой путь, предоставляя место ночи, чтобы утром вновь сменить ее и приняться за работу, продолжая бесконечную и никогда не надоедающую игру двух таких непохожих и поэтому всегда неразлучных сил.
Сумерки постепенно накидывали свою мерцающую пелену на окружающее, и с каждой минутой эта мерцающая пелена, затемняя все, что находилось внизу, постепенно высвечивала все, что располагалось наверху. Скрывались из глаз очертания листьев и веток, очертания придорожных растений, меняли свое обличье замысловатые камни. Все сливалось в единую темно-серую массу. А в вышине все отчетливей вырисовывались звезды, раскрашивая небо множеством созвездий, вычерченных пытливым человеческим разумом из мириад отдельных светящихся точек. Это было похоже на нежную мелодию лютни, когда низкие тона постепенно уступают место более высоким, и как завершение мелодии, оставляющее в душе самое большое впечатление, внезапно появилась луна, освещая мир своим голубовато-стальным светом.
Неожиданно и как-то по-особенному привлекательно впереди и выше дороги среди зарослей замаячил огонек. Он слез с лошади и, ведя ее за собой, пошел к огню, осторожно пробираясь через кустарник.
