— А погружение?
— Здесь мелко, все равно от катера-охотника не уйдешь.
Проскочив мимо «Форели», катер поднял такую волну, что лодка закачалась на ней, как щепка.
Появление катера было единственным происшествием за ночь. Утром нужно было уходить под воду, а транспорт все не появлялся.
— Чего мы ждем, товарищ командир? — с нетерпением проговорил Шувалов. — Может, в порту и нет никого. Разве туда пройти нельзя? Все равно ничего не видят.
— Вот это и называется зазнайством. Слепых врагов не бывает. Однако... насчет пройти — надо подумать. — Командир минуту молчал. — Ты, пожалуй, и прав. Погрузимся и... пройдем в порт.
Все предполагаемые сроки выхода вражеских судов из бухты миновали. У командира появилось решение — пройти внутрь самой базы и у пирса подорвать грузившийся транспорт.
Для решения этой нелегкой задачи нужно было преодолеть два боковых заграждения. Только тогда лодка могла попасть в гавань.
Когда первые лучи солнца поползли вверх по небу, «Форель», благополучно преодолев заграждения, вошла в гавань.
Командир поднял перископ и осмотрелся. Гавань была пуста. Суров вздохнул. Выходит, он зря шел прямо в пасть противника.
— Прозевали транспорт, товарищ комиссар, В бухте судов нет, — Суров повернул перископ направо и долго всматривался. Потом брови его удивленно поднялись. — Похоже, фашисты занимаются легководолазным делом.
— А не послать ли нашего матроса под водой за «языком»? — предложил комиссар.
— Что ж, мысль не плохая, — согласился Суров. Капитан-лейтенант не любил дважды решать один и тот же вопрос. Иногда его даже упрекали в том, что он слишком поспешно принимает решения.
— Право на борт! На грунт! — прозвучала команда.
«Форель» подошла, насколько это было возможно, к месту, где гитлеровцы занимались водолазным делом, и легла на грунт.
Командир приказал подготовиться к выпуску за борт одного из матросов. Из первого отсека вызвали ловкого и сильного Ивана Бондарева.
Но корабельный механик неожиданно запротестовал против этой кандидатуры.
— Это верно: смелый, сильный и ловкий. Но он единственный из всего экипажа плохо знает водолазное дело, — горячо возражал он. — Почти все матросы получили отличные отметки, а Бондарев хватает тройки.
— Да, троечника посылать рискованно. И себя погубит и корабль подведет, — согласился с механиком Суров. — Но кого же?
— Шувалова! — предложил комиссар. — Волжанин, не подведет.
— Я тоже за Шувалова, — согласился механик.
— Шувалова — в центральный! — приказал Суров. За плечами Шувалова виднелась массивная фигура Бондарева.
Это были два закадычных друга. Белокурый богатырь Бондарев — весельчак и песенник, но большой лентяй. Он быстро схватывал все на лету и так же легко забывал. На зачетах он, как принято выражаться в подобных .случаях, «хлопал глазами». Коренастый же, остроносый, с живыми глазами, Шувалов был любознателен, дружил с книгой и всегда был лучшим на теоретических занятиях.
— Можете идти в отсек, товарищ Бондарев, — встретил его командир. — Я хотел было послать вас на ответственное задание, но, оказывается, в учебе вы слабоваты. Придется посылать Шувалова.
— Его? — синие глаза Бондарева потемнели, губы сложились в презрительную гримасу. — Товарищ командир, неужели вы думаете, что он лучше меня справится? Да он котенок по сравнению со мной!
— Физически вы сильнее Шувалова. Зато в знаниях вы котенок перед ним.
Бондарев уныло зашагал в отсек. Ответить ему было нечего.
— Так вот, — продолжал командир, обращаясь к Шувалову. — Здесь глубина около семи метров. Вам надо подойти по грунту к пирсу, схватить одного из водолазов, оглушить слегка и притащить сюда, на корабль.
— Задача ясна! Разрешите идти? — без колебаний отозвался Шувалов.
Командир пытливо посмотрел в глаза матросу.
— Идите!
Шувалова одели в легкий водолазный костюм и выпустили через специальный люк в воду.
Время шло. Гитлеровцы продолжали спокойно заниматься своим делом: одних спускали в воду, других принимали на пирс...
Беспокойство командира с каждой минутой возрастало. «Вот тебе и пятерочник! — с раздражением и тревогой думал он. — Послать бы этого здоровяка!»
Волнение охватило весь экипаж. К тому же все понимали, что долго лежать на грунте в чужой гавани в непосредственной близости от пирса нельзя.
Командир запросил кормовой отсек:
— Дали Шувалову какой-нибудь конец, по которому он мог бы сообщаться с кораблем?
Оказалось, что конца не дали.
— Ваш недосмотр, — обернулся командир в сторону старпома. Потом посмотрел на комиссара: — Что же будем делать? Посылать еще одного на помощь Шувалову? По-моему, бессмысленно.
И командир вновь поднял перископ.
— Смотри, комиссар! — воскликнул он. — На пирсе полундра! Бегают, размахивают руками... Помощник, приготовить еще одного матроса к выпуску!
Он видел, как гитлеровцы стали спускаться в воду не по одному, а по двое, по трое.
Что случилось?
Из воды подняли человека в легководолазной амуниции, видимо убитого.
Суров опустил перископ. Тихо, чтобы не слышали окружающие, сказал комиссару о том, что видел. У него не было сомнений: Шувалов — живой или мертвый — попал в руки врага.
Между тем в действительности дело обстояло не так.
Выбравшись из подводной лодки, Шувалов достиг того места, где орудовали фашисты.
Здесь производился осмотр затонувшей баржи. Прямо перед собой Шувалов увидел не одного, а сразу трех немцев. С троими ему не справиться. Что же делать? Надо ждать. Когда они разойдутся, схватить того, который окажется сзади.
И Шувалов стал ждать.
Оказалось, что решать боевую задачу самому, не советуясь ни с кем, дело не такое уж простое. Конечно, проще всего вернуться на корабль и доложить о невозможности быстро выполнить задачу. Но что скажут командиры, товарищи?
Между тем подходящего момента не представлялось. И Шувалов решил действовать напролом. Ждать более было невозможно, во-первых, потому, что корабль в случае опасности мог сняться и выйти из гавани без него, а во-вторых, легководолазный прибор был рассчитан на ограниченное время. Шувалов поднял с грунта увесистый камень и пошел к немцу, хлопотавшему у правого борта баржи, под самым ее навесом. Он подкрался незаметно, внезапно схватил гитлеровца за горло и ударил камнем по голове. Но тут же почувствовал, что другой гитлеровец схватил его самого за кислородный прибор.
Значит, он обнаружен. Сейчас наверху поднимется тревога, — и тогда конец.
