Мы познакомились с Мисей у Сесиль Сорель.
В то время у Боя появилась новая игрушка – книга. Нет, я не ревновала Кейпела к его занятиям, старалась не ревновать. Просто, когда наступали такие времена, он забывал обо мне. Приходилось развлекать себя самой.
Ужин у Сорель не был ни замечательным, ни утонченным. Наслышанная о необыкновенной обстановке в ее доме, я ничего такого не увидела, напротив, то и дело натыкалась на то, что мне категорически хотелось бы изменить. Прежде всего сорвать со стола золотистую скатерть из тафты со следами прежних застолий и постелить вместо нее белоснежную полотняную. Снять потраченные молью леопардовые шкуры с окон, застелить составленный из осколков зеркал пол и просто вытереть застарелую пыль, лежащую толстым слоем на всем, чего не касались локти гостей.
Но ни пыль, ни дыры от моли, ни жирные пятна на золотой тафте саму Сесиль не смущали, как и моего соседа – огромного, черного, совершенно заросшего человека, который с первой минуты объявил, что у меня прекрасный голос и я обязательно скоро выйду замуж. Если бы он добавил, что за Кейпела, я бы его расцеловала. Не добавил.
Соседом по столу оказался Хосе-Мария Серт, художник и столь давний любовник Миси, что все считали их семейной парой.
Пара была потрясающая. Если у меня отрезанные волосы остались лежать на туалетном столике в ванной, то у Серта они явно решили покинуть голову добровольно, но, немного спустившись с привычного места, почему-то передумали. Теперь черными волосами оказался покрыт абсолютно весь Серт до кончиков пальцев, исключая темя и затылок. Но это черноволосое чудовище было неимоверно обаятельным.
Жуткий обжора, в один присест съедавший столько, сколько в меня не поместилось бы и за неделю, страшный сибарит, считающий и успешно внушавший остальным, что он гений, вечно не имевший денег, но живший в роскоши, Серт широко использовал главный свой талант – любить жизнь во всех ее проявлениях.
Не менее примечательной была и Мися, тогда еще Эдвардс по фамилии ее второго мужа, с которым, правда, красавица развелась.
Внешне она казалась полной противоположностью мне самой – пышная, мягкая, светловолосая, с царственной осанкой и манерой вести себя, страшно разговорчивая, подавляющая всех и все. Мися того времени для Парижа королева, благодаря второму замужеству с Эдвардсом она была когда-то богата, любила открывать таланты и обожала, когда ей выражали за это благодарность. Везде царить могла только Мися!
Кто еще рискнул бы заткнуть уши, слушая Карузо: «Ах, перестаньте, я уже устала от ваших неаполитанских песен!» Это не кокетство, Мися действительно могла устать и не постеснялась сообщить об этом гениальному певцу.
У Миси нашлось много общего со мной, но это общее оказалось таким различным. Она родилась в Санкт-Петербурге, куда мать приехала, пытаясь усовестить ее загулявшего отца! Усовестить не успела, родив Мисю, скончалась. Воспитывали девочку родственники, а потом она была, как и я, в монастырской школе. Но какая разница! Ее обитель находилась в Париже, и за Мисю щедро платили.
Первый брак состоялся с кузеном Тадом Натансоном. У Натансона ее сманил влюбившийся до беспамятства газетный магнат миллионер Альфред Эдвардс. По рассказам Миси, Эдвардс был совершенным чудовищем, правда, обеспечившим супругу деньгами, драгоценностями, мехами, яхтой и еще много чем, в том числе положением в свете, но взамен требовавшим абсолютной преданности. Жить в золотой клетке Мисе показалось скучно, на ее счастье, муж влюбился в актрису Женевьев Лантельм и дверцу Мисиной клетки открыл.
Красавица поспешила упорхнуть. Эдвардс поступил с ней вполне порядочно, предоставив солидную ренту, чтобы не поднимала шум. На эту ренту вполне прилично жили Мися с ее любовником Хосе-Марией Сертом. Ко времени нашего знакомства Хосе и Мися были вместе почти десять лет – срок достаточно долгий даже для брака. Но они действительно любили друг друга, позже обвенчались и жили вместе, разведясь, только когда Серт полюбил Русию.
У Миси длинный набор имен, она Мария София Ольга Зинаида Годебска, Мисей ее звали, как меня Коко, просто по-приятельски, но поскольку в приятелях ходил весь Париж, это имя стало основным. Поль Моран назвал Мисю «пожирательницей гениев, влюбленных в нее». И это правда, тигрица и пушистая кошечка одновременно, Мися была вероломна, капризна, просто опасна, но она царила.
В меня Мися вцепилась буквально с первой минуты, а поскольку считалось, что она нюхом чувствует гениальных людей, это добавило любопытства ко мне со стороны остальных.
Кейпелу ни Мися, ни Серт не понравились категорически, подозреваю, что здесь примешивалась ревность, он чувствовал, что под влиянием такой подруги я стану менее покладистой и терпимой. Это было время, когда сам Кейпел уже собрался жениться, но упускать меня не хотел.
По-настоящему мы с Сертами стали общаться уже после смерти Боя, они вытащили меня из небытия черных комнат, заставили увидеть, что даже со смертью Кейпела жизнь не закончилась. Мы подружились навсегда, хотя более разных людей, чем я и Мися, встретить трудно. Говорят, противоположности притягиваются. Наверное, так.
Мися не скрывала, что она содержанка, обожала деньги, но считала, что женщину обеспечивать ими должен мужчина. Работать самой? Ты с ума сошла?!
Для меня это абсолютно неприемлемо. Деньги я обожаю просто потому, что они дают свободу, свободу жить, как мне хочется, помогать тем, кому я хочу, чувствовать себя в безопасности.
Для Миси жизнь просто игра, в которой ей обязаны предоставить все, что она пожелает. Мися действительно все получала играючи. Я за все боролась и за все расплачивалась. Мися не считала зазорным принимать помощь и даже требовать ее, я старалась вернуть все полученное сторицей.
Серты вытащили меня из небытия, когда погиб Бой. Нашлись те, кто говорил, мол, Мися просто вампир, ее привлекает чужое горе из-за сильных эмоций. Потом я поняла, что так и есть. Мися очень любила, когда рядом страдали, она готова отдать буквально все, чтобы… страдали еще дольше.
У Сертов я услышала имена, которых раньше не знала, со многими познакомилась. Большинство разговоров шло о скором возвращении из Швейцарии Игоря Стравинского. Я помнила рассказы о скандале из-за его «Весны Священной». Мися произносила это имя с придыханием:
– Ах, Стравинский!… Дяг обещает, что они вместе сделают «Пульчинеллу», а оформлять спектакль будет Пикассо!
Дягом Мися звала своего близкого приятеля Сержа Дягилева, чьи «Русские сезоны» будоражили Париж уже который год. По ее словам выходило, что вот-вот, совсем скоро в Париже начнется нечто невообразимое, потому что столько гениев начнут творить сообща. И все под ее крылышком.
