Дягом Мися звала своего близкого приятеля Сержа Дягилева, чьи «Русские сезоны» будоражили Париж уже который год. По ее словам выходило, что вот-вот, совсем скоро в Париже начнется нечто невообразимое, потому что столько гениев начнут творить сообща. И все под ее крылышком.
Я уже прониклась и чувствовала, что благодаря Мисе попаду в общество талантливейших людей. Так и было, именно она познакомила меня с Дягилевым и со всей труппой «Русского балета». Дягилев, Стравинский, Нижинский, Лифарь… Пикассо, Кокто, Бакст, Реверди… Достойная компания для той, что десяток лет назад считала «Ротонду» замечательным местом!
Но до этого мы еще совершили путешествие, возродившее у меня интерес к жизни.
Мися и Хосе-Мария решили оформить свои отношения, длившиеся уже двенадцать лет. Позже Мися сказала, что это было началом конца, мол, если бы не сделала этой глупости, Серт не встретил бы другую. Но, сказав это однажды, она никогда не повторила таких слов. Мися не любила признаваться в чем-то, что разрушало созданный ею самой образ самой себя.
Я не люблю свадьбы и постаралась сделать все, чтобы на нее не попасть, но от их свадебного путешествия отвертеться не удалось. Серты отправились в Италию и просто закинули меня в машину вместе с собой! Вообще-то, я терпеть не могу, когда со мной так поступают, позже мы с Мисей не раз ссорились именно из-за вмешательства в мою жизнь, но в те дни была слишком пассивна, чтобы сопротивляться.
И не пожалела. Потому что Серт – это Серт!
Я никогда не считала его собственную мазню гениальной. На огромных фресках (Серт обожал все монументальное) огромные люди поигрывали огромными мускулами. Почему-то сразу вспоминались фальшиво благородные разбойники. Неестественно бугристые торсы, руки, ноги лично меня отталкивали, кажется, и Мисю тоже, но она снисходительно шептала:
– Сделай вид, что тебе нравится. Мужчинам так приятно, когда их хвалят…
В своей книге, как и в разговорах «на людях», Мися тоже твердила, что Серт гениален. Возможно, не спорю, только мне куда больше нравилось другое его умение. Хосе-Мария Серт был гениальным экскурсоводом, я не уставала это повторять всегда. Никто лучше его не умел рассказывать о картинах, фресках, художниках, скульпторах… Создавалось впечатление, что Серт лично знаком с Рафаэлем, присутствовал, когда писал свои полотна Веронезе, а Тинторетто на ушко делился с ним секретом своего лака…
Уметь поведать обо всем так, чтобы картина стала живой и дорогой тебе лично, могут немногие. Серт умел. Столько, сколько я узнала за время путешествия, не всякому дано узнать за целую жизнь. Конечно, далеко не все запомнила, но Серт заложил основу, потом я много раз приезжала в Италию и смотрела уже сама. Это очень важно – показать человеку творения рук человеческих не как музейный экспонат, а как пример чьей-то гениальности, обращенный именно к нему, написанный, высеченный из камня, нарисованный на стене или куполе только для того, чтобы именно он увидел, понял, оценил… «Родство» с чьим-то творением мне кажется самым важным.
Мешало только одно: жутчайший акцент и шепелявость Серта. У него во рту была каша, и только длительное общение позволяло, привыкнув, хоть что-то понимать. Сначала я откровенно мучилась, едва не начав шепелявить вместе с Сертом, потом все же научилась разбирать слова, стало легче.
Но это были не все достоинства Серта. Он умел жить, то есть получать удовольствие от жизни в малейшем ее проявлении. Кажется, там я поняла, почему в него влюбилась Мися, и хотя сам волосатый гном как мужчина меня все равно ужасал, его характер я оценила сполна.
Хосе-Мария был обжорой, настоящим и безнадежным. Он ел даже не за троих, а за десятерых, но делал это с таким вкусом, что не присоединиться к трапезе просто невозможно.
– Как можно не восхититься вот этим омаром, мадемуазель?
Меня он настойчиво звал мадемуазель, а вот Мисю почему-то Тошей. Она его в ответ Жожо.
– Посмотрите, какой десерт! А вино? Вы обязательно должны попробовать это вино!
Или:
– Там есть место, где порции подают на виноградных листьях!
И мы тащились пешком по немыслимым камням в какую-то деревушку, куда машиной проехать невозможно, только для того, чтобы съесть уж не помню что именно, но на виноградных листьях.
Серт знал толк в еде несомненно.
Я ела очень мало и скромно, так и не научившись получать удовольствие от самых изысканных блюд, Мися тоже, что было странным при ее полноте. За нас обеих ел Хосе. У Серта было огромным все: огромные фрески, огромные букеты, на столах целые туши, фрукты горами, десерты десятками порций.
Конечно, я утрирую, но съесть три десерта в одиночку и при этом не чувствовать себя сытым…
В ресторанах Серт платил сам:
– Мадемуазель, разве можно позволять это делать дамам?
В остальном поездку оплачивала я: бензин, отели, гондолы… Это совершенно нормально, за удовольствие слушать в музеях Серта я готова была бы платить в десять раз больше. Он умел превращать любую экскурсию в увлекательнейшее занятие, иногда мы даже хохотали до колик в животах. Например, когда Хосе стал планировать, как организовать на развалинах Колизея целое шоу с аэростатами, прожекторами и, конечно, роскошным застольем. Естественно, Серту было мало уличных кафе и даже больших ресторанов, ему подавай Колизей!
Удивительно, что довольно часто он оставлял Мисю дома валяться в постели после бурной ночи, а в музей тащил меня одну:
– Она это уже видела, а ты нет. Мисины замечания могут испортить тебе первое впечатление.
Он прав, едкие Мисины замечания могли испортить что угодно.
Обожая Сертов, я все же не могла простить этой паре одного: они не любили мыться!
Я нарочно брала места в самых роскошных отелях, чтобы после дороги или долгих походов по музеям и улицам городов можно было погрузиться в ванну и вдоволь полежать. Но быстро выяснилось, что моюсь по вечерам только я, Сертам такое ни к чему. Огромный волосатый Серт, спавший в черной пижаме, а то и вовсе голым, и не стеснявшийся в таком же виде показываться мне на глаза, пах не лучшим образом. Когда он начинал рассуждать, сравнивая лаки и манеру письма Караче и Тинторетто, показывал мне роскошные римские здания, приучая видеть не пыль под ногами, а поэзию архитектуры, я о нежелании мыться забывала, но когда он оказывался рядом в ресторане или на террасе отеля, становилось не по себе…
И все же я была благодарна Сертам за то, что они вытащили меня из небытия после гибели Боя, что познакомили с совсем другой жизнью, что многому научили и многое показали. Раньше не понимала, почему Кейпел так противился моему с Мисей знакомству, а в Италии осознала: Серты давали мне то, что сам Бой дать не мог, деловому Кейпелу не до экскурсий по заброшенным монастырям или разглядывания развалин, да и не мог он знать столько, сколько помещалось в лысой голове Хосе.
