И вот «Нева», правда, не в двух томах, а в одном выпустила по-русски это сочинение, сократив его раза в три. Но перевод текстов Илларе точен, даже слишком буквален и потому неграмотен. До корявости точен, только имени Илларе на книге нет. Одна Рада Аллой числится автором!
У меня «личный зуб» на эту книгу. Несколько лет назад я написал книжку о Париже, примерно четверть из которой напечатана в той же «Неве» [137]. Моя книжка – смесь истории города и истории его архитектуры, с литературными реминисценциями, со стихами; в неё вошло и многое из того, что я рассказывал на экскурсиях по Парижу, которые время от времени водил в послеперестроечные годы… И безусловно в моей книжке есть ссылки и на Илларе, да и на очень многих других французских историков и искусствоведов. «Нева», вроде бы, собиралась напечатать мою книжку целиком, но не стала, именно из-за того, что о Париже они уже напечатали эту «кРаду».
* * *
В 1979 году я съездил в США. По приглашению нескольких университетов читал лекции студентам-славистам о том, как американская литература переводится на русский язык, и совсем другие лекции – о новейшей русской поэзии.
Началось моё «турне» с Нью-Хейвена, где в Йельском университете работали одновременно мой близкий друг Эдик Штейн и знаменитый эстонский поэт Алексис Раннит, запрещённый, естественно, в советской Эстонии. Раннит был куратором всех славистских исследований в Йеле, а заодно руководил одной из крупнейших в Штатах славянских библиотек. Стихи Раннита по-русски издавались только в довоенной, свободной Эстонии, в переводе жившего там Игоря Северянина. А потом, в «Континенте» мы не раз печатали его новые стихи, которые переводили Горбаневская и я.
Алексис Раннит. Довоенная фотография.
Так вот, когда я был в Нью-Хейвене, Раннит попросил меня перевести его новые стихи. Мы с ним сидели и подробно их разбирали, так что работа была не по подстрочнику, а так как я люблю: вместе с автором. За то время, что я был в Нью-Хейвене, мы с ним сделали большую подборку для «Континента». Этот поэт «лирического экзистенциализма» и певец эстетизма как такового, иногда выходит и в философское русло [138]:
Да, в начале было Слово, – или, прежде слов Ритм, предвечная основа смыслов и миров?
Раннит увлекался каллиграфией: письма его – работа художника.
А у Эдика Штейна в доме весь огромный подвал был превращён в библиотеку. Он коллекционировал всю эмигрантскую поэзию от начала и до сегодняшнего дня, соперничая в этом с Рене Герра, но, в отличие от Герра, ни прозу, ни живопись не собирал. Эдик составил и издал библиографию эмигрантской поэзии с 1917 до 1977 года139. Она послужила продолжением, точнее дополнением, к знаменитой библиографии русской поэзии (1900 – 1955), составленной ещё в пятидесятых годах советским критиком Анатолием Тарасенковым, который, естественно, почти ни об одной эмигрантской книжке не упоминает. Только о дореволюционных изданиях эмигрантов, да и то не обо всех. Книга Тарасенкова вышла в 1966 году. Книга Штейна – в 1978.
По приглашению заведующего кафедрой русской литературы в Брауновском Университете Виктора Терраса, я приехал в Провиденс. В конце лекции я понял по вопросам, которые мне задавали, что аспиранты Терраса знают все на свете про Бунина, поскольку Террас им занимается, но вот о Куприне они и не слыхали! Каково же было моё удивление, когда, приехав несколькими днями позднее в другой университет, километров за двести с лишним от Брауна, я обнаружил, что тут всё знают о Куприне, а вот о Бунине – почти ничего! Нет, не зря утверждал Козьма Прутков, что специалист подобен флюсу! (Особенно специалист американский.).
Э. Штейн у меня в Медоне. 1999.
Наши университеты (1977-1988)
Кёнигштайн и всё не так. Майке. Сага об Ирине. Шотландия. Герман Андреев. Университет. У антропософов. Ира Г. В столице Карла Великого. « Онамоя!». Жаклин с Тольбияка… Друскин приехал. Джилл К. и вторая поездка в Америку. Украинские поэты. «Юнона и Авось»
В полутора часах езды от Франкфурта, в горах Таунуса, есть курортное местечко Кёнигштайн. Там каждое лето НТС устраивал для немецких, да и не только немецких, студентов месячные интенсивные курсы русского языка и культуры. В 1976 году нас пригласили туда попреподавать. Мне там очень не понравилось: и программа скучная, и директор курсов, Михаил Славинский, зануда. Одно только делало мою жизнь там вполне сносной – это, естественно, слушательницы. Я свёл знакомство с одной хипповатой голландской аспиранткой, которая обожала проводить время со мной вдвоём под душем… Эта аспирантка, по имени Майке, пригласила меня заехать к ней в Гронинген, городок на самом севере Голландии в сказочной и когда-то пиратской «земле фризов». Через месяц после окончания этих курсов я к ней на три дня заехал, сделав крюк «по пути» из Парижа в Стокгольм. Почитал заодно стихи студентам русского отделения в местном Университете.
На тех же НТСовских курсах преподавала и моя старая знакомая по Питеру Ирина Эльконен из эткиндовского немецкого семинара, по образованию скандинавистка. В своё время, ещё живя в Питере, она перевела знаменитую «Сагу о Йосте Белинге». Потом вышла замуж за шведа и уехала в Стокгольм где-то году в 67-ом. И вот мы снова встретились почти десятилетие спустя… На курсах Ирина появилась в каком-то чёрном странном платье: одно плечо голое. А было ей в это время уже порядком за пятьдесят… В Кёнигштайне при «центре конгрессов», где мы и жили и преподавали, в подвале имелись сауны. И взяв за мелкую сумму ключи, можно было пользоваться отдельной сауной. Это мне поведала Ирина, бывавшая здесь уже раза два. Я, естественно, воспринял эти сведения, как намёк на то, чтобы возобновить наши отношения, прервавшиеся с её замужеством лет десять тому назад. В сауну мы спустились в тот же вечер. Хорошо, что была сауна: а то в номерах и в коридоре слышимость была явно излишняя.
На следующий год, когда я поехал в Англию и Шотландию, чтобы прочесть несколько лекций и, главное, проехать по всем местам, описанным Вальтером Скоттом в «Мармионе» [139], Ирина присоединилась ко мне в Дареме, и дальше мы с неделю путешествовали вместе. Побывав в Нореме, на Флодденском поле, в поместье В. Скотта «Абботсфорд» и в Мельрозском аббатстве, мы приехали в город Сент-Андрюс. Университет Сент-Андрюса не только самый северный на Британских островах, но и самый старый в Шотландии. Основан он Иаковом Четвёртым в самом начале XVI века, как бы в противовес Кембриджу и Оксфорду, чтобы молодые шотландцы «учились дома». Интересно и поучительно, что среди всего пятнадцати студентов в первый год существования Университета, в него был принят Гавейн Дуглас, сын главного политического противника молодого короля, графа Арчибальда Дугласа, впоследствии епископ и переводчик «Энеиды» Вергилия.
