не был холодным, воевать ни полякам, ни русским явно не хотелось. Дохтуровские молодцы, не встретив в чаще леса ни одного воинственного отряда и проводив свистом разнообразно и странно одетых, вооруженных, старых для войны панов, тяжело бежавших к своим, вернулись в Сохачев.
Отряхнув с одежды капли воды, похожие на рыбью чешую, Ла Гранж вошел в дом. За ним потянулся ласковый рыжий пес.
– Пшел! Метлы дам! – прогнал собаку старческий голос. – Аа! – то вы, пан, – заулыбалась высокая старая полька, несмотря на возраст, очень крепкая.
– Да, пани Ядвига, это я. Вас никто не тревожил, не обижал? – Людвиг поцеловал хозяйке дома руку.
– Со мной – Матка Воска. А к вам забегала паненка Стася. Сказала, что ждет вас.
– Да? – Ла Гранж глянул на себя в зеркало, висящее в прихожей. Он был мокрый и грязный.
– Вода в кухне, – пани Ядвига, собрав все морщины на лице, понимающе улыбнулась.
Через тридцать минут Людвиг, чистый и прилизанный, шел в сторону школы. Постучал в дверь. В комнате у стола стояла
Стася, а спиной к двери сидел человек. Стася, улыбаясь, сказала: «Теперь у меня два учителя французского языка».
Как и все поляки, особенно польки, она мечтала о Париже, хотела знать французский, восхищалась Францией и только от нее ждала благополучия для Польши.
Мужчина встал и сказал: «Я – Валевский».
Здесь, в глухом Сохачеве, где в лесах и по дорогам шныряли разъезды двух враждующих армий и под пулю-дуру мог попасть самый безвинный человек, фамилия Валевский прозвучала как гром среди ясного неба.
Александр Валевский был сыном Наполеона.
…Сделаем отступление. Еще в 1806 году дипломат д’Остериф написал письмо Талейрану. Это письмо было настоящим предсказанием мифической Сивиллы: «Либо Франция погибнет, либо прогонит с тронов достаточное количество королей, чтобы тем самым позволить им образовать коалицию. Она, эта коалиция, начнет уничтожать Францию с того момента, как принудит ее к отступлению».
Ни это предсказание (знал ли Наполеон о нем?), ни жуткое начало похода на Россию по земле Польши – туман, дождь, снег, заморозки, оттепели, непролазная грязь там, где должна быть дорога, провалившиеся в топь стрелки, сломанные кареты – не остановили императора. На последней остановке перед Варшавой он понял, что его войска теряют свой боевой дух, и не только потому, что башмаки надо было привязывать веревками, – его герои просто не хотели идти вперед. Ветераны, проклиная своего императора, пускали себе пулю в лоб. Это ужасающе действовало на остальных. И все же во время Польского похода Наполеон был в зените своего могущества. Полякам он давал надежду на независимость их Отечества. «Для поляков он был если не бог, то полубог, – пишет жена и помощник швейцарского ученого Фридриха Кирхейзена, – он один казался им избранником, способным восстановить в прежней славе и могуществе древнее Польское государство. Его маршалы и генералы в глазах поляков были величественными воинами всех времен и народов… Наполеон хотел вновь сделать поляков той гордой нацией, какой они были во времена последних польских королей. Кто знает поляков, тому известно, насколько для них жгучий вопрос гордости и чести быть независимым народом».
В январе 1807 года Наполеон приехал в Варшаву, расположился в замке. На балу, устроенном Варшавой в честь французского императора, он увидел графиню Валевскую. Она была молода и хороша собой, из старинного обедневшего рода Лещинских. Замуж ее выдали за семидесятилетнего богатого графа Анастасия Колонна-Валевич Валевского. Мария стала третьей женой графа и была на десять лет моложе самого младшего его внука. Увидав Валевскую на балу, Наполеон неожиданно для себя увлекся этой милой скромной женщиной. Но она не желала отвечать на его чувство. И только когда он произнес магическое для нее, польской патриотки, слово «Родина», она очнулась. Он писал: «Все Ваши желания будут исполнены. Ваша Родина станет для меня еще дороже, если вы сжалитесь над моим бедным сердцем». Она вдруг поняла, что вся высокородная патриотическая Польша надеется на нее, ей приводили в пример знаменитых женщин, совершивших нравственный подвиг во имя своего Отечества: «Они жертвовали собой, чтобы спасти свой народ, и покрыли себя славой, спасши его!» Постоянные уловки, особенно давление князя Понятовского и членов его временного правительства, загоняли женщину в угол. И Мария была побеждена. Она поверила в обещание Наполеона дать Польше свободу. У нее уже был сын от старика Валевского, и она мечтала вырастить этого сына свободным человеком в свободной Польше.
Интересно, что не одна она, но и большинство поляков в образе освободителя многострадальной Польши, почти исчезнувшей с географической карты, видели исключительно Францию.
И все-таки надо сказать, что не только идея свободы смягчила сердце Валевской, но и ум, обаяние, искренность чувств Наполеона пленили ее. С мужем Валевская разошлась. Граф удалился в свое имение, но их отношения остались дружескими и добрыми. Никто в Варшаве Марию Валевскую, которую назвали польской женой Наполеона, не осуждал.
Когда Наполеон узнал, что Мария ждет ребенка, он был счастлив и окружил ее всеми заботами и попечением. 4 мая 1810 года появился второй сын Наполеона, он был назван Александром.
Император выделил на его содержание 10.000 франков в месяц. Это была очень значительная сумма. И, конечно, при всей невозможности сравнивать денежные знаки с любовью, эти деньги говорили о том, как много значила для Наполеона любовь к Валевской. Но роман их прервался. Рядом с Наполеоном на трон села молодая императрица Мария-Луиза, основательница его династии, которая должна была подарить Франции законного наследника.
Валевская перед тем, как уехать в Варшаву, привела к Наполеону его сына. Он поцеловал мальчика и назвал его «имперским графом». В счастливые годы своей любви Валевская подарила Наполеону кольцо. На нем было выгравировано: «Если ты перестанешь меня любить, то не забудь, что я люблю тебя!» Он этого не забыл. Опекуном своего сына Александра он назначил главного канцлера Камбасереса. В 1812 году император передал сыну майоратное имение близ Неаполя, приносившее 169.516 франков годового дохода. Пользование этой собственностью до совершеннолетия Александра предоставлено было матери без отчета в трате денег.
Потом, когда же наступит время и граф Валевский вступит в свои права, он обязан будет выплачивать матери 50.000 франков. Так Наполеон позаботился о сыне и любимой женщине.
Перед походом Наполеона в Россию Мария Валевская поехала в Варшаву, надеясь, что ее пригласят в главную квартиру императора. Этого не случилось. При отступлении Наполеона из Москвы в его несчастиях ему самому захотелось увидеть Ва-левскую – обычная психология удачливого в неудачах. К ней, в деревенское поместье, он готов был проехать окольным
