шутка имела для меня то последствие, что оставил рану в покое. Ковыряться в таком месте – не мое дело, а извлечение осколка следует оставить до более благоприятного момента.
17 апреля. Утро выдалось туманное, наводопелое, и все вокруг казалось окутано было сыростью. Я лежал на нарах. Топилась печка, и нос мой улавливал ароматный запах вареной конины. Татары на улице, около землянки, готовили «махан».
Вдруг я услышал ругань, крики, звук падающего ведра и грубую вякаюшую речь с сильным белорусским акцентом. Возбужденные и злые татары ворвались в землянку, кляня на чем свет стоит замполита полка по-русски, по-татарски, совершенно не стесняясь моего присутствия. Опираясь на палку, в накинутой на плечи шинели, я вышел на улицу. И первое, что я заметил, был залитый водою костер, опрокинутое ведро и куски недоваренного мяса, разбросанные по угольям. Замполита полка майора Куриленко я видел впервые. Он стоял возле кострища, сбычившись всей своей крупной фигурой на косолапых ногах. Посмотрев на меня, майор спросил крайне недружелюбно:
– Ву, хто такой будяте?
Меня поразило это «ву» вместо привычного «вы». И я ответил:
– Начальник разведки полка, лейтенант Николаев.
– Почаму, товариш Николаев, ву ня доложили мяне, как положено быть?
– Извините, товарищ майор, но я не знал, кто передо мною.
– Ву обязаны были, как положено быть, прядставяться мяни и сообчить мяне о своем прябытии у полк.
– К сожалению, товарищ майор, в первый же день моего пребывания на посту начальника разведки я был ранен в ногу. Мне и теперь еще трудно ходить. Поэтому позвольте считать, что мое официальное представление вам, как заместителю командира полка по политической части, произошло именно теперь, хотя и не совсем обычным образом.
Куриленко пристально смотрел на меня из-под нависших бровей. В его бесцветно-серых глазах читалось лишь одно тупое и злобное недоверие. Рослый, с густой седеющей шевелюрой, майор Куриленко оказался упрямым, мстительным, недалекого ума и грубого нрава человеком.
Вечером мы сидели с Николаем Коваленко в штабном автобусе. Гречкин со Скворцовым уехали куда-то по начальству. Мы были одни. Николай долго смотрел на меня, как бы взвешивая: говорить или не говорить. Наконец он заговорил:
– Ты с Куриленко-то поосторожней будь. Он человек неумный, без внутренней культуры, без образования, злопамятный и занимающий не свое место. Он это чувствует и постоянно ждет удара.
– А этот, парторг? Князев, что ли? Это что за тип?
– Князев тип жалкий и трусливый. Страх вытравил в нем все человеческое, все разумное.
– Но представляешь тот вред, который они несут в себе?
– Силу вреда ты преувеличиваешь, – усмехнулся Коваленко, – настоящий человек всегда остается самим собой в любых, даже самых сложных, ситуациях, и не допустит, чтобы всякие там «курыленки» и «Князевы» решали его судьбу. Тебе еще не раз придется иметь с ними дело. Поэтому я сказал тебе: будь осторожен.
– Ясно. Только в полку должен быть еще и комсорг – кто он?
– Ты еще с ним встретишься. Хороший малый. Кузнецов Николай. У нас их так и зовут: «три К». Тяжко ему, бедолаге, с ними – с Куриленко и с Князевым. Николай – веселый, незлобный, солдаты его любят.
19 апреля. Солнце прорвало с утра густую облачность, и его обжигающие весенние лучи заиграли тысячами зайчиков на мутно-оранжевых, глинистых лужицах, на мокрой буро-ржавой прошлогодней траве, заискрились бриллиантовыми искорками в комьях лежалого прошлогоднего снега. Свежий порывистый ветер гнал по небу тяжелые тучи, рябил воду, гнул голые хворостинки кустов с набухшими, готовыми вот-вот лопнуть почками.
Ковыляя с палкой, в сопровождении Васильева, я отправился по наблюдательным пунктам полка в районе деревни Вороньино.
На месте полкового НП я встретил командира батареи управления лейтенанта Федорова и решил высказать ему свои соображения по поводу наших с ним служебных отношений.
– Взвод разведки, – заявил я Федорову, – прежде всего, существует в полку для несения службы разведки. Все прочие работы – дело второстепенное. Я не освобождаю их от рытья землянок, от рубки дров и от прочего хозяйственного труда. Я требую лишь одного: работы эти не должны становиться источником манкирования основной боевой службы – службы разведки.
– Что-то при майоре Тивзадзе, – заявил мне Федоров, глядя на меня с прищуром, – никакого такого начальника разведки не было.
– Ну вот а теперь есть. И начальник разведки – это я. Тебе понятно?
– Это что же, над одним солдатом и враз два командира? Это как – порядок? Это как по уставу?
– Я тебя не подменяю. Я начальник службы и не претендую на командование людьми. Занимайся ими сам. Мои обязанности: направлять и контролировать службу разведки, и если служба эта будет исполняться не должным образом, то ответственность за ее срыв нести будешь ты – командир батареи управления полка.
– Угрожаешь, – глаза у Федорова превратились в щелки, а рот перекосило, – да кто ты такой? А? Картиночки рисуешь. А откуда видно, что все это на твоих картинках правильно? Кто проверял-то их?
– Это не твоя забота. – Я уже начинал терять терпение.
– Без тебя, может, и полк не воевал? При Тивзадзе вон никаких таких картинок не рисовали, а фашистов били и гнали не хуже, чем теперь. А тут картинки рисуем, а на месте стоим – ни снарядов, ни жратвы.
– Это ты возьми да и расскажи все теперешнему командиру полка майору Шаблию! Понял?! А то он, может быть, не знает, как вы при Тивзадзе воевали?
Федоров оторопел. Он никак не ожидал такого оборота. Он понял, что хватил лишку, и теперь не знал, как выпутаться из этого положения. Я более ничего не говорил, а, усмехнувшись, пошел прочь.
Поинтересовавшись, где я так вымазался, майор Шаблий сказал мне вполне дружелюбно, но и вместе с тем серьезно:
– Это правильно, что ты сам решил убедиться в том, что мы имеем перед фронтом каждой из батарей. Контролировать работу передовых НП необходимо. Но главное, чтобы батарейная и дивизионная разведки умели работать самостоятельно. Ты требуй с них ежедневных и подробных отчетов о наблюдении за противником. Тебе все ясно?
– Мне ясно все, – ответил я, – но существует и иное мнение: хорошим командиром признается лишь тот, кто сам вникает во все детали вплоть до того, как кормят солдат и какие у них портянки.
– Портянками и кухней пусть занимаются старшины – это их обязанности. Тебе, как начальнику службы разведки, предстоит правильно организовать службу наблюдения, оформления документации и отчетности. Практической стороной этого дела должен заниматься Федоров. И ты с него спрашивай. А если что, вместе разберемся. Распустились они все тут при Тивзадзе.
20 апреля. Разбудил меня озорной
