Мы ничего бы не знали о подробностях этой встречи, если бы не письмо, которое леди Хорнблауэр написала вскоре после этого из Боксли своему племяннику, Генри Ричарду Уэлсли, лорду Коули. Он был дипломатом, чьим непосредственным долгом было участие в подготовке Парижского трактата, который должен был закончить войну, в которой Ричард чуть было не лишился жизни. В то время Генри Ричард был послом Англии в Париже, где ему незадолго до этого удалось заключить международный договор, запрещающий каперство.
Боксли-хаус
28-е декабря 1855 г.
Мой дорогой Генри!
Нам всем бы хотелось, чтобы ты был здесь, вместе с нами, на нашем семейном торжестве, тем более, что скоро наступит Новый год, но мы знаем, какая важная работа тебе предстоит, чтобы в ходе переговоров мы не потеряли то, что завоевали в битве. Как тебе известно, Горацио всегда был против этой кампании и более того — утверждал, что Артур никогда не допустил бы ее, если бы был жив. Тем не менее, главное сегодня, что военные действия уже завершены, а Ричард и Джонатан — живы. Ричард удивительно хорошо держится, несмотря на потерю руки, к счастью, левой и даже говорит, что скоро снова сможет стрелять. Он не вернется снова в свой полк, однако ему предложили должность в Конной гвардии до тех пор, пока его производство в генерал-майоры не будет утверждено. Оба они с Джонатаном стали кавалером Ордена Бани, и все вокруг считают их настоящими героями. Странно думать, что Горацио за все двадцать лет, проведенные на войне, получил лишь несколько царапин и перенес тяжелую болезнь в 1812 году, так что едва выжил. Ты был бы горд, если бы увидел всю нашу компанию, собравшуюся здесь за обеденным столом 25 декабря. Горацио усадили во главе стола. Что было очень правильно сделано, несмотря на то, что хозяином дома был Ричард. За спиной у него над камином висел его же портрет кисти сэра Уильяма Бичи, а напротив меня на стене висела та самая картина Кларксона Стенфилда, изображающая битву под Алжиром. Серебряные подсвечники были из числа подаренных Горацио руководством «Восточной пароходной компании», а свет свечей отражался в полированном красном дереве длинного стола. Ричард выглядел настоящим солдатом до кончиков ногтей и был счастлив от того, что ему удалось побывать в настоящей битве и доказать свою отвагу под огнем. Джонатан также стал выглядеть более солидно и временами немного напоминает Горацио, хотя и без его решительности — я не могу представить себе нашего кузена адмиралом. На противоположном конце комнаты висел портрет Артура, который с удовольствием взирал с него на Гарриет, которая до сих пор прекрасно выглядит, и на Гертруду, чья красота также хорошо сохранилась. По этому случаю присутствовали и старшие внуки — Мария Ричарда и Питер — Джонатана, а также какой-то контр-адмирал, чье имя я забыла и какой-то полковник, чьего имени я так и не узнала.
Остальные дети появились после подачи десерта, и юный Горацио, который как раз приехал из Итона, показал себя так хорошо, что большего его бабушка с дедушкой и не могли и ожидать. Окидывая взглядом всех собравшихся в комнате на это семейное торжество, я видела мужчин, столь отличившихся в боях и в сражениях доказавших свое мужество, женщин — столь любимых и почитаемых, столь многообещающих мальчиков и красивых девочек, и не могла сдержать счастливых слез, которыми мои глаза почему-то наполнились — я так и не поняла, почему. Я подумала — вот то, ради чего сражался Горацио, вот для чего он работал и чего, наконец, достиг. Теперь он мог считать свой долг выполненным — его семья в безопасности, а его стране верно служат и защищают множество похожих семей. Я задумалась, надолго ли все это и возможно ли, чтобы волна революции, которая стерла с лица земли почти все, что было ценного во Франции, когда-нибудь обрушилась и на нашу страну. Мы с Горацио не хотели бы дожить до подобной катастрофы. Я хотела бы предупредить тебя по секрету, что Горацио неожиданно стал выглядеть на свой возраст — а ведь ему уже около восьмидесяти. Он поседел, похудел и немного оглох. Эти изменения наступили в нем в тот день, когда он услышал известие, которое, к счастью, оказалось ложным — о том, что Ричард пал в бою. Как тебе известно, особенностью прошлой войны стало присутствие на полях сражений корреспондентов различных газет, некоторые из которых позволяли себе критиковать действия генералов, но другие, например, из «Лондон Иллюстратед», публиковали описания Крыма, которые я находила очень интересными. Одна из газет напечатала абсолютно ужасный материал про нашу атаку на Большой Редут, которая начиналась со слов: «Раненный лорд Мэйдстон, который руководил штыковой схваткой, был на руках отнесен в тыл — умирающий командир батальона, который практически перестал существовать». Три дня после этого Горацио считал, что его единственный сын убит, и я опять, как и много раз прежде, была в отчаянии, что у нас с ним не было детей. Позже пришли новости, что Ричард все-таки жив, хотя и тяжело ранен. Можешь себе представить наше облегчение, но увы — удар все же был нанесен и Горацио так и не оправился от него окончательно.
Все здесь желают тебе радостного и счастливого Нового года, а Горацио просит, чтобы ты не позволял Наполеону III чувствовать себя Наполеоном I!
С наилучшими пожеланиями —
твоя любящая тетя Барбара.
Эта встреча в Боксли-хаус в декабре 1855 была последней, на которой все семейство Хорнблауэров собиралось в полном составе. Сам Горацио вернулся в Смоллбридж в январе 1856 года и больше уже не покидал этого поместья. Он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы в хорошую погоду гулять в саду, писать письма и даже баловать себя стаканчиком любимого портвейна после обеда. Он отправил Ричарду письмо с поздравлениями по случаю его производства в генерал-майоры, и даже написал лорду Коули, выразив свое мнение о ситуации на Ближнем Востоке и обращая особое внимание на важность для Британии защиты сухопутных путей в Индию. Все же силы потихоньку оставляли его, и Барбара, которая тоже постарела, не надеялась, что он переживет зиму. Однако он немного ожил осенью и даже поговаривал о том, чтобы снова съездить в Боксли, но подобному визиту уже не суждено было состояться. Вместо этого Ричард в сентябре привез на денек своих детей в Смоллбридж, как раз перед тем, как маленькому Горацио нужно было возвращаться в Итон. Им предстояло запомнить этот визит на долгие годы, так как тогда они видели деда в последний раз. К концу года старый адмирал ослабел настолько, что смог только коротко переговорить с Ричардом, главным образом о вопросах недвижимости и будущих доходов Барбары. Конец наступил в январе 1857 года — адмирал мирно скончался 12 числа в возрасте восьмидесяти лет. Смерть не застала Хорнблауэра в постели — Барбара нашла его в кресле, с глазами, закрытыми как бы в полудреме. Рядом, на полу, лежал, все еще открытый, последний том книги «Упадок и падение Римской империи» Гиббона.
