Приехали мы в Казахстан, отец жил в ауле, от сахарного завода – 60 км, в горах – кузнецом. Казахи встретили нас хорошо. Но сестра Соня заболела тифом. Она долго лежала в больнице, сильно ослабла, и мне пришлось снова учить ее ходить. Работали мы на полях, отец сделал нам маленькие плуги, и мы пахали землю.
В 1943 году освободили Брянск, и мы все уехали обратно. Город был полностью разбит, мостов не было, мы переходили речку по льду. Вскоре мы узнали, что мамина сестра Роза не успела выехать из Брянска, она помогала партизанам. Немцы пришли за ней, и она пошла вместе с трехлетним сыном и тринадцатилетней дочкой. Мать заставили копать могилу. Первого застрелили мальчика, потом девочку, затем ее саму. Вернувшись с фронта, муж повесился.
Сестра Соня пошла учиться на фотографа. Брат Борис – летчик, в последующем отлетал 25 лет. Брат Миша был ранен, начал работать в ремесленном училище историком. Сестра Вера в 1943 году ушла добровольцем в армию, до войны закончила строительный техникум.
Я увидела объявление о наборе в ремесленное училище № 3. Оно было разбито, пришлось все восстанавливать. Набрали 12 групп разных специальностей, по 25 человек в каждой. И одна группа девочек – токарей. Туда я и попала. Учиться надо было 2 года, а так как все станки в Сибири, то нам Москва продлила еще на 1,5 года. В 1947 году я закончила ремесленное училище и по распределению попала в Выборг, 50 человек на завод «Электроинструмент», ул. Крепостная, 15. За 25 лет получила первую медаль «Ветеран труда», а за 40 лет – вторую медаль. На заводе я проработала 42 года.
Я рассказала очень коротко о той жизни, потому что до сих пор вспоминаю – плачу.
Выборг, 2015 год Кислаковская (Рыскина) Раиса Яковлевна
Нас, ребятишек, было много, потихоньку умирали
Родилась я, Лебедева Фаина Михайловна, в городе Мурманске 30 сентября 1938 года. Отец – Лебедев Михаил Андреевич, мать – Лебедева Клавдия Павловна, уроженцы Ярославской области. Почему назвали меня Фаиной? Родилась 30 сентября, в день святых: Вера, Надежда, Любовь и мать их София. Но назвать меня каким-то из этих имен было нельзя. Ведь в 1938 году происходили страшные репрессии, ни за что могли донести, посадить, расстрелять родителей. Крестили меня дома, как говорила мама, и еще одну девочку, которая потом умерла. В семье нашей у родителей уже были дети: старший брат Валентин, 1928 года рождения, сестра Таня, 1931 года рождения, и брат Павел, 1938 года. В июне, в канун войны 1941 года, родилась еще Тамара.
Война. Бомбежка Мурманска, родители оформляли документы, уходили из дома, я оставалась с сестрой. Мне было 2 года 9 месяцев. Она рассказывала, как я пряталась под кровать и молилась: «Хопсиси, помилуй, хопсиси, помилуй». Она смеялась и плакала.
Потом нас отец проводил на вокзал в поезд, а сам остался в Мурманске. Во время пути нас несколько раз останавливали, бомбили. Поезд шел на Дальний Восток. Но мама вышла в Костромской области (была переименована из Костромской в Ярославскую), деревня Рудино.
Лебедев Михаил Андреевич, отец Фаины
Там нас встретил дедушка, отец мамы. В дороге у нас умерла Тамарочка: у мамы пропало молоко, и мы привезли трупик. Поселились мы вначале у дедушки, бабушки родной уже не было, была мачеха Ольга Васильевна. Нас было четыре человека, мама пятая. Я очень была больна, был страшный рахит и больные ноги. Я почти не ходила. Мачеха нас, конечно, выгнала, такую ораву. Дед нас перевез в другую деревню, в Соколово. Там жил папин брат Сергей со своей большой тоже семьей. У них был большой дом и две избы: одна летняя, другая зимняя. Мы поселились в летней избе. Отец слал нам письма очень часто, его пока на фронт не взяли, он болел воспалением легких и в каждом письме писал маме, чтоб она ни в коем случае не оставалась в деревне и не вступала в колхоз и нас вывезла из нее. Итак, мы поселились в другой деревне. Помню, была печка русская, на ней сушили зерно колхозное – рожь. И мама меня сажала на печь и грела мне ноги в зерне. Так она подняла меня. Старший брат Валентин и средний Паша пасли деревенских овец, и нам приносили кто картофель, кто зерно, молоко.
Лебедева Клавдия Павловна, мама Фаины
К маме часто приходили какие-то люди в военной одежде и хотели ее забрать на фронт – рыть окопы под Москвой. Но она каждый раз отказывалась – нас четверо, больной отец (дедушка). Ей угрожали.
Так мы начали деревенскую жизнь. Надеть нечего, обуть нечего, есть нечего.
Мама, как могла, подрабатывала, то в поле помогала, рожь серпом жала, потом с ней рассчитывались зерном, я помню это хорошо. Ходила к ней на поле, сильно кололо босые ноги. Был свой огород: сажали картофель, капусту и другие овощи. Одно лето мать работала на молокозаводе в другой деревне. Мы с Тосей (сестра) ходили к ней пешком. Я видела, как расстилали творог на брезент и сушили и получали козеин. и пока из начальства никого не было, мы ели этот творог на брезенте (было очень строго, нельзя было трогать), поедим и обратно в свою деревню через лес, речку, у которой был сломан мост, и я очень боялась ходить – кружилась голова у меня. Летом было легче жить: ходили в лес, собирали грибы и ягоды. Один раз у нас с сестрой отняли малину мальчишки из соседней деревни вместе с корзинкой. Она мне крикнула: «Беги», а сама крепко держит корзинку. Так они прокусили ей руку, и она отпустила ее. Мама ходила разбираться, оказалось – сыновья председателя колхоза, и корзинку нашли на чердаке дома.
Я иногда сейчас задумываюсь: мы ходили босые, голые и нас никто не покусал – ни змеи, ни осы и другие насекомые.
Помню, зимой один раз мама с Валентином (старший брат) ушли куда-то ночью, а утром я проснулась и вижу большую ногу от лошади. В колхозе подохла лошадь, но брать мясо было нельзя, ее увезли в лес и бросили на морозе. Вот мама с братом, чтоб никто не видел, сколько могли увезти на санках, столько и привезли. Я думаю, не только нам досталось, но и другим. Тогда нельзя было ничего брать колхозного, очень строго было, сразу кто-то докапывался и забирали. И потом с концами. В какой-то праздник мама напекла лепешек как ватрушки, только вместо творога картофель, и пришли цыгане, две или три цыганки, маму заговорили, жив или не жив папа, и попросили показать эти ватрушки. Взяли в руки, оплевали их и сказали: «И ты будешь кормить детей ими» – и забрали их у нас, унесли.
Отец писал нам очень часто с фронта. В каждом письме просил маму не оставлять нас в деревне и просил всегда беречь меня, мама читала нам эти письма, а потом я и сама читала, мы долго хранили эти письма и ждали отца. Я помню строки из письма, что как разобьем этих гадов, так и вернемся домой.
