Как известно, от великого до смешного – один шаг. Вот и великое противостояние «верзилы» от футуризма (Маяковского) и маленького «скворушки» из Госиздата (Скворцова-Степанова) неожиданно послужило поводом для создания презабавного произведения.
Всё началось ещё в начале декабря 1920 года, когда Маяковский приехал в Петроград. Корней Чуковский, собиравший в свой альбом «Чукоккала» автографы разных знаменитостей, попросил и Владимира Владимировича что-нибудь написать туда. Но поэт не спешил. Торопя его, Чуковский в шутку сказал, что боится, как бы Маяковский не отнёс его альбом на Сенной рынок и не продал его там.
Незадолго до этого Чуковский прочитал лекцию «Две России», в которой сопоставлял творческие манеры Владимира Маяковского и Анны Ахматовой.
Начав, наконец (8 декабря), заполнять «Чукоккалу», Владимир Владимирович решил немного пошутить. По аналогии с окнами РОСТА он изобразил Окно Сатиры ЧУКРОСТА с шаржированными рисунками и стихотворными подписями. Был нарисован читающий свою критическую лекцию Чуковский, справа от него – Ахматова, слева – Маяковский с окровавленным ножом в зубах. Подпись гласила:
«Что ж ты в лекциях поёшь,
будто бы громила я,
отношение моё ж
самое премилое.
Не пори, мой милый, чушь,
крыл не режь ты соколу.
На Сенной не волоку ж
я твою Чукоккалу.
Всем в поясненье говорю:
для шутки лишь "Чукроста".
Чуковский милый, не горюй —
смотри на вещи просто!»
Увидев шаржи и прочитав стихи, Чуковский очень обиделся, так как решил, что «шутливая» стихотворная подпись продолжает тему, поднятую в злом сатирическом стихотворении Маяковского «Гимн критику», опубликованном ещё в 1915 году Начинался тот «Гимн» так:
«От страсти извозчика к разговорчивой прачке
невзрачный дитёныш в результате вытек.
Мальчик – не мусор, не вывезешь на тачке.
Мать поплакала и назвала его: критик».
В этих строках Корней Иванович увидел насмешку над своим происхождением – он был незаконнорождённым и очень страдал от этого. Заканчивалось стихотворение призывом:
«Писатели, нас много. Собирайте миллион.
И богадельню критикам построим в Ницце.
Вы думаете – легко им наше бельё
ежедневно прополаскивать в газетной странице!»
Обиженный Чуковский отправил Маяковскому письмо, в котором высказал свои недовольство и возмущение. Поэту пришлось оправдываться. Тоже в письме:
«Дорогой Корней Иванович!..
Ваше письмо чудовищно но не основанной ни на чём обидчивости.
И я Вас считаю человеком искренним, прямым и простым и, не имея ни желания, ни оснований менять мнение, уговариваю Вас: бросьте!
Влад. Маяковский.
Бросьте!
До свиданья».
Корней Иванович этим объяснением удовлетворён не был. И в ответ на стихотворный удар по своему самолюбию решил тоже написать стихотворение. При этом был явно учтён успех спектакля «Таракановщина» в Москвовском театре сатиры, где высмеивался Маяковский.
Поэту не понравилось, что в лекции Чуковского он выглядел громилой? Это можно легко исправить, написав стишок про маленького таракашечку, возомнившего себя огромным тараканищем и принявшегося стращать всех вокруг. А чтобы читателям легче было угадать, кто является прототипом страшного насекомого, Чуковский написал:
«А он между ними похаживает,
Золочёное брюхо поглаживает:
"Принесите-ка ко мне, звери, ваших детушек,
Я сегодня их за ужином скушаю!"»
Эти строки у многих тогда мгновенно ассоциировались с ранним стихотворением Маяковского, начинавшимся словами:
«Ялюблю смотреть, как умирают дети».
Стихотворение Чуковского заканчивается, как известно, так: прилетел Воробей, клюнул обидчика, и Тараканища не стало.
«То-то рада, то-то рада
Вся звериная семья.
Прославляют, поздравляют
Удалого Воробья!»
В Воробье, освободившем зверей от пугавшего их Таракана, явно подразумевался «скворец» из Госиздата, то есть Скворцов-Степанов.
Сколько лет прошло с тех давних пор! Нет уже ни Скворцова– Степанова, ни Маяковского, ни обидевшегося на него Чуковского, а забавный стишок «Тараканище» до сих пор читают детям. Не задумываясь над тем, кто же послужил прототипом этого страшного Таракана-Таракана-Тараканища.
О конфликте Маяковского с Госиздатом разговоров ходило в ту пору много. Поэт Николай Адуев даже написал пародию на «Облако в штанах», в которой (упоминая всё тех же «воробьёв») высмеивал работу поэта, готового «в „Известиях“ ежедневно бить по воробьям из пушек».
Тяжба поэта-лефовца с Госиздатом обсуждалась и в прессе.
Александр Михайлов:
«… нашлись люди (журналист Л.Сосновский), которые воспользовались этим случаем. Появился фельетон «Довольно маяковщины», где в грубой форме Маяковский обвиняется в халтуре и стяжательстве, получении «фантастических» гонораров и т. п. Фельетон был опубликован в тот день, когда дистовсуд пересматривал «дело Госиздата»».
35-летний Лев Семёнович Сосновский был в ту пору не просто журналистом, он заведовал отделом агитации и пропаганды ЦК РКП(б). Что же такого «грубого» написал он в своём фельетоне?
На первой странице «Правды» от 8 сентября 1921 года в глаза бросается призыв:
«Готовьтесь к неделе помощи голодающим Поволжья!».
Передовица озаглавлена «Этого мы не позволим». В ней ВЧК сообщала о причинах ареста членов комитета помощи голодающим:
«Советская власть… никому не позволит наживать политический капитал на трупах поволжских крестьян».
Затем следует материал под названием «Какое количество соли даст Баскунчак», а за ним – фельетон Льва Сосновского, того самого, что был автором статьи «Жёлтая кофта из советского ситца», опубликованной в «Правде» 24 мая 1921 года. Его новая критическая заметка называлась «Довольно пмаяковщинып». В ней деяния поэта-футуриста назывались словом, очень созвучным с тем, что было присвоено всему, связанному с Нестором Махно, ярым врагом страны Советов: «махновщина». Фельетон излагал обстоятельства первого суда:
