«На скамье подсудимых сидели коммунисты из Госиздата, в том числе старейший наш товарищ И.И. Скворцов-Степанов. В лице обвинителя красовался футурист Маяковский.
Маяковский обвинил Скворцова в том, что тот отказался уплатить гонорар в Госиздате за какую-то футуристическую чепуху, напечатанную в театральном журнале.
А судьи приговорили Скворцова к лишению права быть членом союза на 6 месяцев.
Итак, старый испытанный революционер не может быть членом пролетарского союза, а футурист Маяковский может. Он всё может.
Я думаю, этот эпизод должен стать последней каплей. Мы добродушные и терпеливые ребята. Но ворота дёгтем себе мазать не позволим!
Господин Маяковский обижен, что ему не заплатили за печатание его пьесы. Пусть любая комиссия из любых рабочих разберётся в фактических гонорарах наших развязных поэтов и художников от футуристов, чтобы понять, с кем имеем дело».
Как видим, Лев Сосновский был настроен весьма решительно, и слова, которыми он укорял (или карал) Маяковского, выбирались такие, чтобы били побольнее. Не была забыта и работа поэта в Российском Телеграфном Агентстве, которой он всегда гордился:
«Видели ли вы на Тверской в окне „Роста“ выставлявшиеся раньше цветные размалёванные якобы революционные плакаты? Теперь их, к счастью, нет. Но раньше они оскорбляли глаз ежесуточно.
Кому они доставляли удовольствие? Господам футуристам. Ибо они получали за них фантастические гонорары. Раз-раз кистью – готова картина. Прибавлена к нелепому рисунку пара нелепых строк якобы стихов».
И это писалось в главной газете страны! Плакаты «РОСТА» назывались халтурными поделками, а их изготовители – закоренелыми стяжателями. О стиле их работы («тяп-ляп») в фельетоне говорилось так:
«Выходит декрет за подписью т. Ленина о посевкомах или хоть о продналоге.
Главполитпросвет решает почему-то, что в деревне декрет не поймут, если к нему не прибавить грубый и глупый плакат, где у мужика нелепое лицо, жёлтые волосы и синий нос. Или почему-то думают, что исторический декрет о продналоге – творчество умов партии – без дополнительной рекомендации футуристов в издевательских клоунских «стихах», популяризирующих ленинский декрет, не будет выполняться.
И вот футуристам заказывают рисунок и текст-комментарий к декрету, заготовляют по оригиналу трафареты из фанеры и пошла писать…
Заразилась и провинция. Нашлись и там ловкачи, подражатели Маяковских, великовозрастные остолопы, не умеющие рисовать и не желающие этому делу учиться, но желающие "жрррать" по самому высокому тарифу.
Получив из Москвы порцию маяковщины, они решают добывать свой кусок хлеба с маслом тем же путём.
Бац-бац краской по бумаге. Якобы нарисован плакат».
Никакой грубости в этих строках нет. Сосновский высказывал свою точку зрения на творчество футуристов, используя их же слова и приёмы. И ещё он обращался к общественности, горестно восклицая:
«Сколько денег ухлопано по молодости и глупости нашей маяковщины, и подумать страшно!
И вдруг товарищей, не склонных легкомысленно тратить скудные средства нищего государства, сажают на скамью подсудимых, пытаются опозорить изгнанием из союза.
Шутить изволите, господа футуристы!
Мы постараемся прекратить ваши неуместные и слишком дорогие для республики шутки. Надеемся, что скоро на скамье подсудимых будет сидеть маяковщина».
Фельетон одним махом перечёркивал всё, что восхваляло футуризм, едко осмеивал плакаты, выпускавшиеся РОСТА, и выражал надежду на то, что не далёк день, когда перед футуристами захлопнутся двери всех издательств. В финале Сосновский обращался непосредственно к большевистской партии:
«Пора РКП в лице рабочих и контролёров поговорить с маяковщиной на прозаическом языке цифр, смет и ассигновок.
Пусть маяковщина ищет себе меценатов на Смоленском рынке, если там есть такие простаки, но не в Наркомпросе.
С нас довольно и прежней слабости характера».
Фельетон был настолько острым, а его призывы – настолько решительными, что «Правда» не могла не высказать своего мнения – в специальной рубрике:
«От редакции: Редакция присоединяется лишь к той оценке, которую автор даёт футуризму как направлению;
что же касается всех других вопросов, связанных с инцидентом и затрагиваемых в статье тов. Сосновского, то но этим вопросам авторитетное решение должно быть вынесено соответственными советскими и профессиональными органами».
Номер «Правды» с фельетоном Льва Сосновского вышел в тот самый день, когда проводился дисциплинарный товарищеский суд. Скворцова-Степанова судьи оправдали, а Вейсу поставили на вид. И оставили обоих в рядах профсоюза. Но гонорар поэту выплатить всё же обязали.
Маяковского явно спасли – ведь Владимир Ильич был разгневан не на шутку, поэтому футуристам, создававшим «штукарские», никому не понятные вирши, перекрыли бы все пути-дороги. Но у них нашлись защитники. Кто?
В статье «Только не воспоминания…» Маяковский написал:
«После двух судов… я вёз домой муку, крупу и сахар – эквивалент строк».
О том, почему поэт вёз не деньги, объяснил Вадим Шершеневич:
«Книга была в те времена необычайно дешева, но деньги были ещё дешевле. Ко всему этому деньги в Центропечать поступали из киосков особо мелкой купюрой. Поэтому когда мы привозили на извозчике издание в Центропечать, то этого извозчика мы не отпускали домой. Он терпеливо ждал, пока бухгалтер сделает все проводки, кассир заплатит нам деньги, и затем мы буквально грузили мешками деньги на этого самого извозчика».
Всё, что требовал суд, Государственное издательство вынуждено было исполнить. Но обиду на футуристов Госиздат затаил. И когда через какое-то время Маяковский с Асеевым захотели издать собрания своих сочинений, им отказали.
Маяковского это возмутило, и он тут же пожаловался Луначарскому, которого возмущавшийся футуристами
Ленин, как мы помним, предложил «сечь за футуризм». С просьбой печатать этих «штукарей-футуристов» как можно меньше вождь обратился к заместителю наркома Николаю Покровскому. Ничего не знавший об этом Луначарский написал заведующему ГИЗом:
«Дорогой товарищ! Выходят какие-то странные недоразумения с полным собранием сочинений Маяковского. Все соглашаются, что это очень крупный поэт, в его полном согласии с советской властью и коммунистической партией ни у кого, конечно, нет сомнений. Между тем его книги Гизом почти не издаются. Я знаю, что на верхах партии к нему прекрасное отношение. Откуда такой затор? Переговорите с тов. Маяковским. Я уверен, что вы найдёте правильный выход из этого положения».