Баженов мелкими движениями начал расталкивать снег, и вскоре почувствовал, что снежные тиски разжимаются, можно приподнять голову и сделать вдох, такой сказочно желанный, такой спасительный, такой нужный для жизни каждой клеточки тела. И встать.
К нему бежали люди. И друзья, с которыми он приехал на Домбай, и местные жители.
— Юра, ты живой?!
— И даже невредимый, — ответил он.
Что это было?
Будто неведомая сила провела его по грани, с одной стороны которой была жизнь, а с другой стороны — смерть. И в последний момент эта сила почему-то всё решила в пользу жизни. А может, это был предупреждающий, нет, даже не звонок, а колокольный набат судьбы, — не летай?!
Слишком много случайных совпадений, и выпади из этой цепочки хотя бы одно, трагедия стала бы неизбежной.
В самом деле, разрушение дельтаплана произошло точно над снежной осыпью, а не над рекой с гигантскими валунами по берегам, не над дорогой, домами или крутым, обрывистым склоном. Да и сама осыпь укрыла камни достаточно толстым слоем снега. Сломанный и сложившийся дельтаплан стабилизировал полёт таким образом, что корпус Баженова во время свободного падения был наклонён головой вниз ровно под таким же углом и в том же направлении, как осыпался снег под скалой. И, наконец, траектория падения дельтаплана при соприкосновении с землёй не пересеклась с корпусом человека.
Нет уж, дудки!
А вдруг это не запретный набат, а, наоборот, судьба подсказывает ему — видишь, я твоя судьба, та, которую ты испытываешь всякий раз, как только подходишь к краю пропасти, я спасла тебя, провела по грани, отделяющей жизнь от смерти, а ведь на этой хрупкой грани бывает всякое. Человека можно убить сразу, а можно убивать его медленно и долго, и превратить его существование в пытку. В пытку не столько от боли, а оттого, что он станет обузой для всех, и его за это начнут ненавидеть. Особенно, самые близкие родственники. И человек будет понимать это и страдать.
А я, судьба, даю тебе возможность летать дальше, пока ты ещё молод и полон сил. Ты сможешь летать столько времени, сколько тебе захочется, и предстоящие полёты укрепят твой дух и помогут тебе стать стойким перед лицом всех невзгод, что в изобилии поджидают каждого на жизненном пути.
И Баженов понял, что если не полететь прямо сейчас, то позже, когда он до мельчайших деталей восстановит и осмыслит только что произошедшее, решиться на полёты он уже не сможет. А значит, летать больше не будет никогда.
— Андрей, дашь свой аппарат? — обратился Баженов к Барнагову.
А ещё через полчаса Баженов вновь стоял у самого края небольшой каменистой и пологой площадки. Рядом поджидали своей очереди друзья дельтапланеристы, изумлённые силой духа этого человека.
Дальше, дорогие читатели, начинайте читать рассказ сначала, потому что все опасности и сюрпризы, поджидающие Баженова в предстоящем полёте, остались прежними, с той лишь только разницей, что полёт на этот раз будет успешным.
Огневые стендовые испытания ракетных двигателей, проводившиеся практически ежедневно в течение тридцати лет, не нанесли реликтовой дубраве никакого вреда.
Но совсем скоро она будет безжалостно уничтожена новой платной дорогой на Санкт-Петербург.
Только через два-три года решили переделать старт под другое изделие (так в то время было принято называть ракеты даже среди тех, кто их делал и обслуживал), и с него без замечаний стала летать ракета «Вертикаль».
Старожилы вспоминают, будто давным-давно Валентин Петрович Глушко, под чьим руководством созданы самые мощные ракетные двигатели в мире и ракета «Энергия», говорил своему сыну:
— Будешь плохо учиться, будешь портным.
Ну и что? Кто теперь помнит Глушко и его безмерный вклад в создание величия и мощи страны? А вот Славу Зайцева, этого великовозрастного дядю, которому давно следовало бы называть себя по имени-отчеству, знают все.
Это правило позволило в будущем создать самые мощные ракетные двигатели в мире. Они устанавливаются на всех первых ступенях и большей части вторых ступеней наших отечественных ракет: королевской 1 семерке, более пятидесяти лет применяемой для запуска пилотируемых кораблей, Челомеевской УР-500 «Протон» для вывода на орбиту межпланетных станций, на Янгелевских боевых межконтинентальных машинах, а также на ракете Энергия — лебединой песне — ракете собственной конструкции.
Характеристики некоторых двигателей уникальны: давление в камерах сгорания достигает 150 атмосфер при температуре свыше 3500 градусов по Цельсию, удельный импульс (косвенно характеризует степень использования энергетических возможностей применяемых компонентов топлива) — 352 с, в качестве топлива используются кислород-керосин, азотная кислота — несимметричный диметилгидразин и даже фтор-водород.
Кто знает, может быть после этого случая С. П. Королев на ракетах своей конструкции применял в качестве окислителя только жидкий кислород.
Даже тогда, когда были разработаны, успешно испытаны, установлены на боевое дежурство боевые ракеты Михаила Кузьмича Янгеля. На этих машинах компонентами топлива были азотная кислота-гептил (несимметричный диметилгидразин) или азотный тетроксид-гептил.
Несмотря на чрезвычайно высокую токсичность этих компонентов (концентрация гептила, равная одной десятитысячной миллиграмма в литре — летальная доза для человека) были освоены промышленное производство, сделаны поезда для транспортировки по железным дорогам общего пользования, разработаны необходимые материалы и решены многие другие проблемы, обеспечивающие безопасную эксплуатацию. Одновременно, применение этих топлив позволило процентов на двадцать уменьшить размеры ракет при той же, как у королевских машин, массе выводимых на орбиту грузов.
К началу шестидесятых годов прошлого века, то есть, к началу «лунной гонки» с американцами, ОКБ, руководимое В. П. Глушко, разработало двигатель на компонентах азотный тетроксид-гептил для ракеты Н-1. Но С. П. Королев отказался от него.
В результате, вместо нескольких двигателей конструкции В. П. Глушко тягой по 500–600 тонн каждый, на ракету Н-1 было установлено тридцать «кислородных» двигателей тягой всего по 150 тонн, превратив, таким образом, ракету в «склад двигателей» и погубив ее, а вместе с ней, и лунную программу.
