не могло бы стать еще совершеннее благодаря такого рода смягчению и сглаживанию. В мозаике улучшением следует считать все последовательные изменения почти вплоть до того времени, пока можно разобрать рисунок, в живописи — пока не изменились или не облупились краски.
Во всяком скульптурном орнаменте, далее, действие времени бывает таково: если рисунок беден, оно делает его более роскошным; если он слишком сложен, оно превращает его в более простой; если он груб и слишком бросается в глаза, оно смягчает его; если он гладок и неясен, оно выставляет его в более рельефном виде; какие бы погрешности ни оказались в нем, они быстро маскируются, a все достоинства озаряются мягким, привлекательным светом. И это до такой степени, что художник всегда подвергается соблазну срисовать в качестве красивейших такие детали древних зданий, которые имеют вид холодных и грубых по своим архитектурным линиям. Я никогда не видел реставрированного здания или подновленной части его, которые не уступали бы в эффекте частям, видавшим непогоду, хотя бы рисунок их в некоторых частях был утрачен. На фасаде луккской церкви Святого Михаила мозаика наполовину обвалилась с колонн и валяется внизу в виде поросших травою обломков; с некоторых колонн мороз совершенно сорвал огромные куски всего верхнего слоя и оставил невзрачную, покрытую рубцами поверхность. Две перекладины верхнего, усеянного звездами окна совершенно разъедены морским ветром, остальные потеряли всякую симметрию; края арок дали глубокие трещины и бросают зубчатые тени на поросшую травой стену. Процесс разрушения зашел слишком далеко, и все-таки я не сомневаюсь, что вид этого здания далеко превосходит по красоте внешность первоначальная здания, кроме разве одного места: французы разбили нижнее колесообразное окно и прибили на нем щит с надписью «Libertas», a луккские жители до сих пор не нашли в себе достаточно желания уничтожить эту мерзость.
Оставим таким образом без рассмотрения вопрос о приложении архитектуры в качестве аксессуара и предположим, что нашею целью является изображение свойств самого здания, и притом таких, которые производят наибольшее впечатление; ясно, что долг художника изобразить это здание при таких условиях, отметить следы времени с таким рассчетом, чтобы как можно более возвысить и согласовать источники его красоты. Это не значит искать живописности; это значит верно соблюсти идеальный характер здания. Можно даже отдельным частям придать более разрушенный вид, потому что существуют красоты, которых нельзя достигнуть иначе, как оттенив особенно резко разрушение. Но если художник в свое представление о художественном характере здания вносит только любовь к развалинам, если он прекрасную скульптуру и определенные краски заменяет грубыми изломами и грязными пятнами, тогда он теряет из виду цель своего собственная искусства.
Вот и все относительно действия времени. Перехожу к влиянию света и цвета. Архитекторы, по моему мнению, обращают недостаточное внимание на тот факт, что одни и те же декоративные украшения производят совершенно различные эффекты, смотря по своему положению и по времени дня.
§ 27. Насколько необходимы световые эффекты для понимания деталей
Лепное украшение, красивое в здании, обращенном к югу, когда тени получаются от лучей солнца, падающих отвесно, может не произвести никакого эффекта, когда здание обращено к западу или к востоку. Лепная работа, чистая и понятная, когда в тени находится северная сторона, может показаться смешной, грубой и неясной, когда она получает черные тени на южной стороне. Далее, каждый архитектурный орнамент в известное время дня представляется в наиболее выгодном виде, в известные моменты его специальная сила и характер выступают наиболее ярко. Архитектор обращает мало внимания на эти тонкости, так как они должны до некоторой степени рассчитывать на эффект орнамента во всякое время, но для художника эти тонкости имеют огромное значение, особенно по следующей причине: в зданиях всегда есть много подробностей, которые сами по себе не могут быть изображены, которые слишком отдаленны или слишком мелки и которые, следовательно, приходится так или иначе изображать стенографически; это как бы обобщение, более или менее философское, составленное из всех отделов. О стиле этого обобщения, о легкости его, неясности и необходимой в нем таинственности я уже говорил; в настоящее время я остановлюсь только на построении и содержании его. Всякий хороший орнамент и всякая хорошая архитектура могут быть представлены в сокращении, т. е. каждая обладает известной совершенной системой частей, главных и второстепенных, и даже тогда, когда дополнительные детали исчезают вдали, система и анатомия этих частей все-таки видима, пока вообще видно хоть что-нибудь; так части прекрасной стрелки будут казаться прекрасными, пока последняя линия их не исчезнет в голубой дали, и эффект лепной работы хорошего рисунка останется для нашего взора стройным, гармоничным и разнообразным, пока вообще мы будем видеть лепную работу. Способность художника выразить эти характерные особенности обусловливается не полнотой его знакомства с рисунком, а основанным на опыте знанием выпуклых выдающихся частей этого рисунка, а также знанием световых и теневых эффектов, при которых эта выпуклость выступает наилучшим образом. Далее, смотря по сюжету, художник может пользоваться светом горизонтальным или вертикальным, сильным или слабым и помимо действия светотени выбирать те специальные существенные пункты, на которых зиждется все остальное и посредством которых можно выразить все наиболее важное.
Уменье осмысленно распоряжаться всеми этими условиями определяет настоящего архитектурного рисовальщика; установившиеся обычаи достигать всего при помощи однородных эффектов или посредством одной манеры, или пользоваться неосмысленными и не имеющими значения обобщениями прекрасных рисунков, — эти обычаи особенно распространены и особенно почитаются [27].
Применим теперь нашу точку зрения к тем художникам, которые посвятили себя специально архитектурным сюжетам.
Первое место среди них занимают Джентиле Беллини и Витторе Карпаччо, которым одним мы обязаны верным изображением архитектуры старой Венеции; они единственные авторитеты,
§ 28. Архитектурная живопись Джентиля Беллини и Витторе Карпаччо
на которые мы можем положиться, делая догадки о былой красоте этих немногих поруганных обломков, из которых последние быстро исчезают благодаря тупоумию современных венецианцев.
Ни в чем не проявилось большего старания, ничего