И наша интеллигенция обречена на бесплодие, может быть даже без собственной вины. Процесс раздвоения начинается с детства, с школы, где она воспитывается на чужих ей понятиях, на чужом языке. Не случайность, что все наши талантливые писатели — без среднего и высшего образования. Это люди, которые никогда или мельком, так сказать, случайно выходили на время из еврейской среды. Они самобытны, как сама еврейская жизнь, в которой они черпают вдохновение и материалы для своего писания. В общей школе начинается механическое «приобщение к русской культуре», т. е. вытравление естественно вложенного в вашу натуру долголетней национально-исторической жизнью, начинается ломка нашей личности. И эта ломка — нечего греха таить — весьма одобряется нашими русскими друзьями-либералами, прокламируется как особенный геройский поступок, как своего рода патриотизм, может быть, в силу бессознательного эгоистического желания иметь штат бесплатных преданных людей «на побегушках». И наши интеллигенты настолько опьянены этими похвалами, что сами считают себя героями и готовы дойти в своем геройстве до духовного самопожертвования. И когда один русский человек, вполне расположенный к нам, крикнул нам «остановитесь, вы губите себя», — эта самая еврейская интеллигенция найдет такой поступок некорректным, негуманным, нелиберальным, некадетским. Найдутся, вероятно, люди, которые возмутятся и преподнесут ему визитную карточку «К. Чуковский, корреспондент „Нового времени“». Больно выслушать горькую истину из уст чужого, особенно когда этот чужой принадлежит к той группе, пред которой мы хотим заслужиться. Но истина остается истиной.
Из письма З. Н. Венгеровой К. И. Чуковскому (от 22 января 1908 г.)
«О Вашей статье в прошлый понедельник неприятно говорить — как о каком-то неприличном поступке человека, с которым привык считаться как с корректным знакомым. Поднять с пола оплеванное, гадкое орудие национальной вражды и биться им — рядом с Бурениным и осененным его крестом (да и крест ли это!) — чтобы свалить с ног какого-то Юшкевича? — да еще в Ваши горячие молодые годы!.. Разве можно комментировать такой поступок? Бедный Шолом Аш! Ведь всерьез, перед лицом большой литературы, вы его не любите. Я это знаю — и понимаю, так же как и одобрение его в надлежащих пределах. Но Вам он понадобился, чтобы замахнуться им как дубиной на других. Жаль молодой литературы, жаль — действительно, искренно жаль, — что Вы способны на такую маленькую пошлость».[158]
<Без подписи>. Среди газет и журналов[159]
Как это ни неожиданно, мысли г. Чуковского о еврействе в русской литературе, цитированные в нашей газете, встретили своеобразное одобрение в еврейском журнале «Рассвет» <…>[160]
Переборщить в публицистике не считается большим грехом, но все же еврейский орган предает свою интеллигенцию слишком усердному оплеванию. Состоит ли, например, г. Винавер или кто-нибудь из Гессенов «на побегушках» у г. Милюкова?[161] Несомненно нет. Г. Винавер порою читает Милюкову нотации, и «профессор» превращается в простого провинившегося аптекарского ученика. А случись надобность, г. Милюков «добежал» бы до самой Америки, несмотря на то, что подвержен морской болезни.
Как бы то ни было, г. Чуковскому объявляется благодарность <…>[162]
Итак, сознательные евреи с национальной теорией г. Чуковского согласны. А теория эта не нова. Ее исповедует и проповедует долгие годы национальная печать. И если теперь и евреи восприняли ее — благой знак: авось до чего-нибудь можно будет договориться.
Они всполошились. И полетели с полки энциклопедические словари, справочные книги, старые передовицы «Восхода», «Знаменитые еврейские мужчины и женщины» Когута[164], и начались поиски за знаменитыми евреями, точно «проверка еврейских паспортов» в Киеве или в Москве. И их оказалось видимо-невидимо: чиновники, именитые купцы, музыканты, поэты, статские советники, актеры, банкиры, врачи, литераторы и проч., и проч. — у одного Когута их оказалось на целых шестьсот страниц петитом, и туда еще далеко не все попали. И если еще считать всех знаменитых всех времен и всех народов, которые, по утверждению бабушки, были переодетыми евреями, то их окажется бесконечное количество.
Начались эти «облавы», конечно, из-за «гоя». Жили мы и поживали, и никто нас не трогал. Кто торговал, кто занимался ремеслом, а кто литературой пропитывался. И вдруг пришел этот «гой» и дерзнул заявить следующее: «Милостивые государи, господа евреи! Народ вы славный, хороший, мечтательный, талантливый, много хорошего создавали и создаете, словом, не хуже, пожалуй, и лучше многих других. Но когда вы беретесь не за свое дело, когда вы хотите быть непременно как другие, выходит нечто плоское, нецельное, неважное. Вы очень способны, но камаринскую любой деревенский парень лучше вашего протанцует. А посему мой вам совет, не кривляйтесь и будьте таковыми, каковыми вас создала природа и ваша долголетняя история».
Поднялся шум: хотят устроить черту оседлости в области творчества! Это антисемитизм, нет, гораздо хуже — сионизм. «Статья — истинно сионистская, а автор — переодетый еврей, а посему: берегитесь, господа, у этого „гоя“ шекель за пазухой!»
И, покончив таким образом с репутацией автора, возведя на него подозрение в самом тяжком преступлении на свете — в еврействе и даже в сионизме, начали тщательно проверять паспорта еврейских «творцов».
Господин Антокольский. Иудейского вероисповедания… Документы выданы С.-Петербургской Академией художеств… жил долго в Париже… гмм!.. произведения: Христос, Грозный, Сократ, Ермак, Мефистофель… гмм!.. бронза русская, статуи приобретены Эрмитажем, кажется, даже какую-то русскую премию получил… Признать еврея Антокольского имеющим право жительства вне черты еврейской оседлости в области творчества и зачислить его впредь до распоряжения в число русских национальных художников на основании циркуляра г. Иохансона в «Северо-Западном голосе» за № 645.
Господин Рубинштейн, Антон. Вероисповедания православнаго, из крещеных, свободный художник консерватории, творит исключительно русскую музыку: Демон, Маккавеи, Нерон… гмм!.. пахнет что-то не то жидовским, не то испанским… испробуем: Эй, Иван! одень красную рубаху, возьми гармошку и проиграй… ну… «Вавилонское столпотворение»?.. да и выходит… русская, действительно русская музыка!
Признать еврея православного вероисповедания Антона Рубинштейна и т. д.
Господин Левитан. Поведения грустного, мечтательного, нрава тихого, вечно задумчив, любит по полю бродить, сейчас видно, что «внечертовский». А рисует он все равнины да деревья… такие равнины и деревья встречаются только у нас… посмотрите, точь-в-точь имение Его Превосходительства… Признать и т. д.
Ваше благородие! незачем дальше проверять. В уставе о паспортах ясно сказано, что для лиц, имеющих звание свободных художников, нет черты оседлости.
И они ликуют, вполне удовлетворенные. Проверка вышла удачная. Мрамор, бронза, холст, краски, листы, исписанные нотами, своего происхождения не выдают, и так как художники, пользовавшиеся ими, имели русские паспорта, то эти произведения можно отлично выдать за продукты русского искусства, за воплощение славянского гения. Но немного хуже обстоит дело с литературными произведениями. Как бы назло, литературные произведения пишутся на каком-нибудь языке, и тут ничего не поделаешь. Как ни вертись, «Выходцы из Межеполья» хуже «Анны Карениной», а Бялика к сонму русских литераторов никак не причислить. Но и тут наши сторонники повсеместного творческого права жительства не унывают. Ремесленники и теперь пользуются правом жительства. Перелицевать какого-нибудь заграничного автора, пришить заплату к какой-нибудь популярной научной теории, смастерить политическую статью и т. п. мы и теперь отлично умеем. А что касается крупных самостоятельных предприятий, то если не мы — наши дети или внуки, наверное, и до них дойдут. Ибо наступит царство либерализма на земле, когда не будет никаких границ между народами, и все евреи будут говорить по-русски, и «русская и еврейская интеллигенции будут работать рука об руку».
Странное дело! Известная часть нашей интеллигенции, несмотря на «хождение рука об руку с русской интеллигенцией», не может понять самых простых вещей, которые понимает любой образованный человек. Если бы кто-нибудь сказал французу или англичанину, что вы, мол, создали крупные произведения на своем языке, и если вы попытаетесь создать что-нибудь по-русски, вы дойдете только до корреспонденции в «Биржевых ведомостях» или интервью с генер. Стесселем, он бы нисколько не обиделся. Разве не аксиома, что всякое литературное творчество носит на себе отпечаток той нации, которому оно принадлежит, что если вы возьмете любое крупное произведение, переведенное на любой язык, вы сейчас узнаете, к какой нации принадлежит его автор? Разве есть что-нибудь обидное в том, что у нас крупные таланты встречаются только среди тех, которые творят на родном языке, которые черпают свое вдохновление в настроении и внутренней жизни еврейского народа, что мы не на родной почве совершенно бесплодны? Разве обидно для русской нации, что она в области еврейского творчества ничего не давала? Я думаю, нет.
