— Неважно! Вообще демократии хотим, абстрактного блага свободы!
Абстрактный призыв «даешь демократию!» звучит дивно, но историческая ситуация весьма конкретна. Конкретная реальность известна. В России за двадцать пять лет построено общество неравенства. Вместо общества казарменного равенства и правления партийной номенклатуры, наделенной незначительными привилегиями, возникло правление олигархических кланов, напоминающее феодальную систему власти, причем неравенство сегодняшнего дня несопоставимо с лицемерием социализма. Сегодняшнее неравенство оглушительно. Сначала это состояние называли свободным рынком, но выяснилось, что, хотя товары на рынке есть, этот рынок несвободный. Собственность большой страны и миллионов людей обманным, незаконным путем передали в руки нескольких владельцев, и, как теперь открыто рассказывают сами фигуранты процесса, они совершили это сознательно, дабы сделать социалистическую реставрацию невозможной. Возникла номенклатура рынка, которая создана по принципу партийной номенклатуры, но богаче партийцев во много тысяч раз.
Неравенство, признанное нормой, породило особый стиль отношений между людьми — причем дело не в пресловутых мигалках и дело не в привилегиях чиновников. Возникла атмосфера заискивания перед сильными, подхалимство, а то, что иногда именуют деловой хваткой, — на самом деле (поскольку речь идет о том, чтобы влиться во влиятельную корпорацию) есть исполнительность и угодничество. Да, в былые времена народу врали про светлое будущее, которое люди строят сообща, — впрочем, нечто общее, плохонькое, люди все же строили. Сегодня про общее дело не врут — общего дела не существует в принципе. Вместо общественной морали утвердилась корпоративная мораль — субститут правил поведения среди людей. Корпоративная мораль звучит так: будь высококлассным профессионалом — и ты пригодишься, твой труд оценят на рынке. Поскольку от каждого без исключения члена корпорации требуется, чтобы он ценил своего босса, знал цену своему месту и служил верно, — то каждый без исключения привык закрывать глаза на бесправие населения. Обсуждать нищету — дурной тон, практически — это аморальный поступок. Не все, кто беден, — неудачники. Но тех, кого взяли в долю, достаточно много, они проявили инициативу, они талантливы, еда и большие деньги им достались по заслугам! Если бы пенсионеры вертелись побойчей — им, возможно, тоже перепало бы с барского стола. А не вертятся — пусть пеняют на себя.
От этого повального угодничества протухла журналистика. Смелость журналиста, как и свежесть осетрины, бывает либо безоглядной — либо фальшивой. Российские средства массовой информации могут набраться смелости критиковать президента — но они никогда не заикнутся о своем работодателе. И главное: зоилы никогда не заинтересуются судьбой бабок в Воронеже, разве лишь затем, чтобы найти повод для критики нужного чиновника, — но никогда не для того, чтобы усомниться в размерах своей заработной платы, пришедшей из украденного хозяином бюджета.
Собственно говоря, все общество связано круговой порукой лицемерия: все без исключения знают, что они встроены в систему мошеннических отношений, но каждый лично полагает, что вот именно его труд получил оплату по заслугам. Архитекторы строят виллы ворам; менеджеры обслуживают портфели казнокрадов; правозащитники лебезят перед куршевельским миллиардером Прохоровым; писатели расшаркиваются перед Скочем, товарищем Михася по парной, учредившим премию «Дебют»; авангардисты заискивают перед Абрамовичем, метод обогащения которого стал известен благодаря лондонскому суду; и так далее. Было время, когда свободные художники критиковали бездарные поделки Церетели: он испоганил город. Вы слышали сегодня от смелых арт-критиков хоть бы писк в адрес хозяина Академии, традиционно ретроградного места, противника авангарда? Нет, критики хозяев вы не слышали от лидеров современного искусства: Церетели участвует в их мероприятиях, принял под крыло отличившихся, эти институты давно слились в одну номенклатурную ячейку. Разрыв между бесправным населением и жирным хозяином утвердила как норму русская интеллигенция, точнее говоря, та корпорация, которая пользуется самоназванием «интеллигенция», поскольку интеллигенции больше нет. Интеллигенция возникла в России как адвокат униженных и оскорбленных — нынче эта страта размылилась в обслугу номенклатуры, в менеджеров, телеведущих, детективных писателей, пиар-агентов и спичрайтеров, превратилась в «креативный класс».
IV
Креативный класс сделал нечто обратное тому, что являлось миссией интеллигента на Руси. Стараниями «креативного класса» разрыв между нищими и ворами был легализован на нравственном уровне. Было произнесено слово «быдло» — обращенное к массе народа. Было сказано слово «анчоусы» — про людей. А также писатель Быков употребил слово «чернь» — возможно, заигравшись. Но поскольку писатель теперь должен играть постоянно, то остановиться и задуматься — невозможно.
В креативном классе сегодня идет игра, наподобие зарницы, — «Свергнем Дона Рэбу». Как и зачем эту игру организовали — об этом речь впереди. Главное, креативный класс прошел сеанс омоложения: он в борьбе за демократизацию страны, против захватившего страну клана Путина — коего принято именовать Доном Рэбой и который сосредоточил в своих руках зло. Народ же — оболваненный и рабский, поддерживающий Дона Рэбу — заслужил, по мнению писателя, названия «чернь». По сути, протестная акция креативного класса имеет единственный социальный результат: бывшей интеллигенции поручили легализовать неравенство, объявить неравенство заслуженным. И бывшие интеллигенты справились. Это была корпоративная серьезная работа — оправдание и закрепление существующего в обществе неравенства классов. Следовало наконец громко произнести: это народу по заслугам, и это нравственно. Толстой, Чехов или Короленко так бы не смогли сказать — а современные писатели, гуляя по бульварам, сказали.
Вот это — реальность, а Дон Рэба — это абстракция. Никакого Дона Рэбы, Саурона, Волан-де-Морта и прочей абстрактной нечисти в истории нет. Есть нечисть реальная, ее можно назвать. В реальности действующего президента России привел на власть клан деловых людей, куда входил Березовский и члены семьи покойного президента Ельцина. Привели Путина они в качестве сторожа — так в то время было принято: офицеров госбезопасности брали начальниками охраны, нанимали приглядывать за сложенной в подвалы добычей. Условием утверждения в должности было то, что семья Ельцина неприкосновенна и передела собственности, уже поделенной между верными феодалами страны, более не будет. Было решено утвердить status quo: что украдено, то украдено навсегда. Никаких переделов и пересмотров границ. Тебе — Таймыр и Норникель, тебе — Сибнефть, тебе — Ачинск, а определенную долю — в общак. Для этой благородной цели — быть «смотрящим» в воровской малине — и пригласили майора КГБ. Вот и вся реальность, а никакого зловещего Дона Рэбы нет и не было.
Впоследствии сторож отбился от рук — неудачный оказался выбор: вот, скажем, Медведев от рук не отбился, а Путин отбился. Президент пожелал реально управлять добычей, сторож наложил руку на общак — это осудили. Малина не стала нравственней — это невозможно! — просто малина расстроилась: вместо послушного сторожа получили своевольного пахана. Возникла потребность сменить оборзевшего менеджера на управляемого наместника — то есть вернуть план, который однажды был уже выработан. Этот процесс и составляет интригу политической жизни страны — а попутно «интеллигенция» утвердила статус неравенства в обществе. Это последнее было бонусом, это уже от усердия. «Интеллигенция» увлеклась, на демонстрациях возникли фантомные боли на месте отсутствующей души: речевки в отношении демократии, свободы, чести произносятся пылко. В частности, они произносятся и теми, кто пользуется всеми благами созданной системы бесправия.
Специфика протеста состоит в том, что весь «креативный класс» креативен потому лишь, что находится внутри системы отношений феодальных баронов (то есть в большинстве случаев состоит в обслуге воров). Тот самый Березовский, который привел к власти ненавистного Дона Рэбу, содержал и кормил многих правозащитников, покупал им квартиры и выплачивал мзду за услуги. По его просьбе писали панегирики Путину те, кто нынче пишет дерзновенные страницы о Ходорковском, ровно те же самые лица. Те самые политики, которые стоят на трибунах оппозиции, успели побывать банкирами, нефтяниками, правительственными чиновниками, губернаторами и пр.
Ампутинация — смелое слово, внедренное автором детективов, — как нельзя более соответствует детективному сюжету: нашли виновного стрелочника — вот кто учинил беду со страной! И сразу все стало понятно! Никогда культ личности не приобретал таких устрашающих размеров. Никто не произнес имени Ельцин, Горбачев, Чубайс, Гринспен, Чейни, Киссинджер или Бжезинский — напротив, если мы скажем одно из этих имен, то рискуем быть уличенными в конспирологии. Еще подумают, что мы подозреваем Госдеп! Ха-ха! Скажите еще, масоны виноваты! Ежу понятно, что все это устроил Путин, — вот ведь злодей и удав! Нашли одного виноватого — и проблема мира стала очевидной. Ампутинация — и путь открыт к успехам!
