Но чтобы так работать и в хозяйственном отношении, и в культурном, надо назубок знать свой край. Этого мы еще не добились.
Возьмем еще для примера Горьковский край. Как-то мне из Детгиза принесли книгу о чувашах. Великолепная книжка! В ней рассказано, как мальчик чуваш, внук кустаря, попал во время гражданской войны с отцом на Украину, там осиротел и как он, вернувшись на родину, через несколько дней попал в ФЗУ, на завод. Он видел, как замки на заводе изготовляют. И потом рассказывается, как они встретились с дедом-кустарем, изготовлявшим эти замки ручным способом, и т. д. Очень интересный рассказ.
И вот я спрашиваю: отражены ли в областном музее чуваши в кустарной промышленности? Мне кажется, что нужно, чтобы все это было отражено, чтобы были отражены и другие национальности, живущие в Горьковском крае.
Мне приходится сейчас просматривать методики для школ взрослых. Меня поражает неконкретность многих методик, изобилие общих рассуждений. Например, география. Сколько в методиках географии разговоров на тему: кто на кого больше влияет, природа на человека или человек на природу, — а взять вопрос в его развитии не умеют.
Нужно показывать факты во всех связях и опосредствованиях. И мне вспоминается далекое время, когда приходилось заниматься в вечерне-воскресной школе. География была любимейшим предметом наших слушателей. Можно поставить географию скучнейшим образом, как в старинку учили в школах. Если так будем учить географию — запоминать только названия, то интереса не будет, а если показать всю сумму географических факторов, взятых во всех связях и опосредствованиях, это будет захватывать. И на опыте мы знаем, что географию можно сделать громаднейшим агитационно-пропагандистским средством. В краеведческих музеях география должна занимать большое место.
В 1926 г. я была в Тверском музее. И до сих пор от впечатления от этого музея я отделаться не могу. Уточки там очень хорошие, но взяты они вне хозяйственной жизни. Этих птиц надо показывать в такой связи, чтобы вся природа Калининской области была представлена и хозяйственно. Недопустимо брать экономгеографию оторванно от географии физической.
В том же Тверском. музее в 1926 г. было отправлено в подвалы все, что касается земства. А ведь прошлое имеет колоссальное значение. Ведь лицо Калининской области благодаря земству своеобразное. Возьмите Курскую губернию, где были черносотенные помещики, — какие там сейчас трудности с ликвидацией неграмотности! Она долго еще будет отставать, ибо там глубоко наследие старого. И надо показать, что дало Твери земство и чего оно не давало, не могло дать. И это надо показывать как следует.
Материальные возможности земства и материальные возможности Советской власти на базе наших достижений — это несравнимые вещи, и то, что это несравнимые вещи, это музейщики могут показать замечательно.
В Горьковском крае без показа старой религии нельзя обойтись. Возьмите монастыри — есть еще их остатки. Наша сотрудница летала недавно в Горьковский край на аэроплане. Она рассказывала, что в Семеновском районе существует озеро, на дне которого, по поверью, стоит провалившийся когда-то град Китеж. Около озера монастырь, и до сих пор еще вокруг озера на четвереньках ползают разные старики, потому что считается, что если проползешь два километра, то попадешь в царство небесное… И сейчас в монастыре продаются свечечки, на лодочках их зажигают и спускают в озеро. И вечером тысячи свечечек горят на озере. А я спрашиваю: а где Дом культуры? Где кино? Где то, что может отвлечь человека от старых поверий? Что сделано в этой области Горьковским музеем? Как он противостоит этому монастырю, как он противопоставляет старой, дикой монастырской «культуре» нашу советскую культуру?
В Горьковском крае много Домов культуры, но только в последнее время открыли Дом культуры около этого монастыря.
А как там поставить дело, что давать? Каждый недостаток старого в известных условиях можно превратить в достоинство, надо только знать, что в какое русло направить. Вот Стаханов — крестьянин по происхождению, отец и дед его думали о пегом коне. И когда Стаханов уходил из деревни, он не о шахтах думал, а о том же коне. Но пожил он в шахте и слетела с него мелкособственническая психология, захватила его жизнь шахты, увлекла его психология шахтера, шахтерского коллектива. Ведь у нас всегда шахтеры впереди были. Я помню, что еще на Апрельской конференции Владимир Ильич рассказывал, как шахтеры захватили власть и овладели шахтами, как организовали к шахтам подвоз хлеба. Вот, говорит, у кого учиться надо. Так вот у шахтеров учился Стаханов… И вышло так, что он посмотрел хозяйским глазом на уголь своей шахты и по-хозяйски стал обдумывать, как лучше всю работу наладить, организовать. Не как наемный рабочий, а как хозяин производства подошел он к своей работе. И в результате получилось громадное движение по повышению производительности труда.
Вернемся к Горьковскому краю. Есть там автозавод и при нем общежития — «коммунки», как их называли. И вдруг оказалось, что «коммунок» на Горьковском автозаводе больше, чем где бы то ни было. И я подумала, нет ли тут наследия старого. Ведь, если вы возьмете старые монастыри, там было много общежитий. Не старые ли навыки коллективной жизни окрасились в новый цвет? Надо всмотреться в дело. И затем — чем был старый монастырь в Горьковском крае? Это было рабское хозяйство, где из рабочих разными путями воспитывали рабов, которые не смели ни о чем думать и которых убеждали, что «бог за всех, а вы рабы наши». И вот хорошо было бы Горьковскому музею показать наглядно старое, рабское, монастырское хозяйство и теперешний совхоз. Противопоставление этих двух типов хозяйств имело бы очень большое политико-просветительное значение.
Пережитки старого в быту особо крепко держатся. Быт — это такая область, которая считалась раньше частным делом, например отношение между мужем и женой, братом и сестрой и т. д. Пережитков капитализма в быту еще очень много. Значительная часть их очень типична. И нужно каждому культурнику научиться показать пути их ликвидации в сознании трудящихся. Без музейщиков этого не сделаешь. Они должны изучить и показать старый быт в прошлом, уцелевшие пережитки его в настоящем и пути борьбы с ними. Конечно, это вопрос чрезвычайно сложный, я понимаю всю трудность этого, но я думаю, что если поработать над этим по-настоящему, так тут многое можно сделать.
Я должна сказать, что важно показать историю края, показать, как события последних ста лет влияли на население, на психологию людей, — ничто не проходит ведь бесследно. Возьмем, например, народников. Не народников последних — Михайловского и др., которые думали, что при царизме можно что-то вроде социалистического строя устроить, — а я говорю о народниках 60 — 70-х гг. Вот я была в Калининской области, была в тридцати верстах от Калинина в Торфяном исследовательском институте. Это было в 1926 г. И что же я с удивлением слышу? Я ходила по деревне, и крестьяне рассказывают мне о Перовской, как она тут работала, рассказывают о том, как старые народники-революционеры там работали. Они это помнят. Расспрашивала про эсеров. Никто не слыхал. Потом я попросила трех товарищей, которые поехали в три района, выявить, как там влияли эсеры. Нигде ни малейшего воспоминания об эсерах. Значит, это была поверхностная организация, которая низовки не коснулась. А если взять Калининский и Саратовский край, там воспоминания о первых революционных народниках очень сохранились. Всякое начинание, которое касалось масс, всегда остается у них в памяти. Мы должны собирать эти материалы, изучать наше прошлое и показывать в музеях.
Невыясненной истории еще очень много.
Вот, например, очень мало кто знал, что в начале 1918 г. при поддержке т. Ленина из обуховских и семянниковских рабочих организовались первые коммуны землеробов, уехавшие в Семипалатинск. Теперь собираются очень интересные данные об этих коммунах.
Таких примеров можно привести множество.
В выявлении отдельных исторических фактов краеведческие музеи могут сыграть громадную роль, но при условии, если они будут тесно связаны с массами. Работник музея должен быть не просто квалифицированным музейщиком, он должен быть также экскурсоводом. Нужно уметь подойти к массам, и тогда они расскажут музеям много интересных вещей.
Хотелось бы, чтобы краеведческий музей был бы таким культурным центром, без которого нельзя было бы обойтись.
Планирование на местах часто идет вслепую: вычисляется, сколько нам надо обучить неграмотных, сколько надо обучить малограмотных и т. д., — данные составляются буквально на глазок: населения столько-то, процент по выборочному принципу такой-то, и вот на край приходится 100 тысяч. Хотят охватить 100 тысяч, а из охваченных никто не ходит. И как сделать, чтобы ходили, неизвестно. А потом оказывается вовсе не 100 тысяч, а 200 тысяч надо охватить. Неверные цифры показываются потому, что нет четкого знания населенности края, бытовых особенностей.
