Путался он в простынях,
В юбках и знамёнах.
Ветер - пустозвон весны,
И сейчас, проныра,
Он расталкивает сны
В горных точках мира.
22 марта 2012
* * *
Берег моря, промытый
дождиком,
Золотым сверкает песком.
Жизнь с одной стороны
под зонтиком,
А с другой - она босиком.
Хорошо отдыхаю на лоне я.
Безобидны басы небес,
Страшновата тихая молния
Угрозы жизни не без.
24 марта 2012
* * *
Восходят туристические группы
По лестнице на горные уступы
И попадают в средние века
Здесь ветряные мельницы
и ступы,
И маслобойки здесь наверняка.
И ветер наполняется молвою,
Виски и землю пухом серебря,
Деревьями, кустами и травою
Природа здесь выходит из себя.
25 марта 2012
«И я стихи читаю вслух…»
ЛИТРЕЗЕРВ
Семён ИСАЕВ
Родом из Минска. 23 года. Учится на инженера-строителя. Считает себя уличным поэтом. И действительно - читает стихи на Арбате и в Коктебеле на площади Волошина. Издал и переиздал сборник "Демонстрация силы".
Осы и пчёлы
Сожги осиное гнездо,
Повесь качели на осине -
На них, мой маетный ездок,
Катайся весело отныне.
Да царство пасеки построй -
В нём будет править пчеломатка,
Но мёд - весь твой: пчелиный рой
Не знает, что такое "сладко".
Лети, крылатый геноцид,
Огнём заполоняя щели!
Растите, матери-отцы,
Детей в садах порабощенья!
Но знай, мой бог всех ос и пчёл:
Хотя тебя предупреждали,
И ты давно и всё учёл -
Случайно можешь быть ужален.
Самоубийство есть пустяк
В безжалостном жужжащем свете,
Но может ведь случиться так,
Что жало выйдет жалом смерти.
И вот, ты умер - очень жаль,
А осы живы - это чудо[?]
Молниеносно вдруг сбежал
На дерево пожар - откуда
Упала в улей кара гроз?
Во времена доисторизма,
Чья личность вбила пчёлам в мозг
Понятие трудоголизма?
Гори огнём, случайный мир!
Тебя как будто нам внушили,
Как будто кто-то засорил
Разумные людские шири!
Пускай космическое зло
Непостижимо для поэта,
Но я себя отдам за то,
Чтоб жалить искренне за это.
И я стихи читаю вслух,
Как будто распинаю душу!
И, может быть, злорадный дух
Смертельно будет мной укушен.
Я - бессознательный герой -
Искрю добром из пятой чакры:
Опомнись, насекомый строй,
На твердолобие проклятый!
Спадает с моего чела
Врождённая недоумека -
Как та оса, как та пчела,
Я превращаюсь в человека.
Егор
Кругом мерещатся Егоры,
Но где Егор? - А нет его.
Искать себя ушёл он в горы,
Не убеждая никого
В оправданности путешествий.
И даже не предупредил
Семью, друзей - но был он честен
Перед биением в груди.
Он знал, что не совсем свободен,
Но верил в чистый идеал.
Когда с горы лавина сходит,
Мне кажется: Егор сказал
О чём-то совершенно новом,
О чём-то, что из ряда вон, -
Пусть будет голос звонкий сорван,
Но это будет тот же звон!
Егор придёт, и всем расскажет,
И перед всеми промолчит.
Но всё равно он будет там же,
Где солнца близкие лучи.
Он к нам вернётся очень скоро,
Одной безоблачной порой:
"Привет, Егор!" - но нет Егора,
И только солнце над горой.
Я загибаюсь
Я загибаюсь без стихов.
Расплата за лихачество:
Здесь этих образов с лихвой,
А я забыл всё начисто.
А я шумел: "Поэт! Поэт!" -
Швырялся вдохновением
И - шлёп! - остался тет-а-тет
С убогим самомнением.
Мой дар принадлежит не мне!
Вся собственность - иллюзия.
"Моё!" - сказал и онемел
Лежачим груздем в кузовке.
А в небе - стая тех же слов,
Но связки их прищемлены.
Я загибаюсь без стихов
В молитве о прощении.
Пятикнижие
ПРОЗА
Александр Кременецкий. Чука . - М.: Альпина нон-фикшн, 2012. - 477 с. - 1000 экз.
Александр Кременецкий - доктор наук, директор Института минералогии и геохимии. Его книга во многом документальная: это рассказ о трагедии императорского Черноморского флота (дед Кременецкого до и во время революции служил на подводных лодках) и в особенности о российской науке - о том, как попала она в экономическую мышеловку, в зависимость от "учёных-менеджеров". Книгу нелегко читать тем, у кого нет добротного технического образования и хотя бы некоторого знания геологии. Но эти знания не нужны для того, чтобы понять, к примеру, энергичное обоснование учёного, почему России абсолютно необходимо сохранить Южные Курилы. Развал Советского Союза для Кременецкого - это и исчезновение привычного геологического пространства, и утрата важной, исторически спаянной части Родины. В сборник вошли и небольшие художественные рассказы автора, написанные просто и трогательно. Общая тема книги - надежда на лучшее будущее России, которую автор чаще всего называет просто: "Моя страна".
ПОЭЗИЯ
Владимир Уфлянд. Мир человеческий изменчив : Собрание рифмованных текстов и рисунков пером. - СПб.: ООО "Журнал "Звезда", 2011. - 384 с. - 600 экз.
Стихи Уфлянда возвращают в Советский Союз - с бравадой, с личным скромным освобождением, с "оттепелью". Дело даже не в том, что часто его стихи бытоописательны - о минувшем напоминают прежде всего насмешливая лиричность и отсутствие цинизма. Добрый (это важно и редко!) задор молодости соединяется с самоиронией, неожиданность рифмы - с небанальностью мысли. Кроме того, нельзя сказать, что с возрастом Уфлянд стал наблюдательнее и мудрее, - лучшие его вещи были написаны в СССР. Ловко подсмотренные, тонко схваченные, сложенные так, что впору произносить со сцены, они запоминаются, может быть, одной строкой или словом - но даже по этому слову, штриху можно вспомнить и всю картину, и автора. Уфлянд индивидуален, но по-хорошему прост - не вычурен. Сборник "Мир человеческий изменчив" - самое полное собрание стихов поэта, скончавшегося в апреле пять лет назад.
БИОГРАФИИ
Питер Акройд. Эдгар По : Сгоревшая жизнь. - М.: Колибри, Азбука-Аттикус, 2012. - 256 с. - 2000 экз.
Лев Толстой отказывался кратко пояснить, о чём роман "Анна Каренина". Напротив, Эдгар По, когда создал одно из величайших стихотворений на английском языке - "Ворон" (The Raven), написал эссе, где подробно исследовал собственное творение и разъяснил, как достигал тех или иных эффектов. По знал: то, что он пишет, нравится публике. Он мистифицировал её, посмеивался над её вкусами. И хотя биограф Акройд намеревался написать, как По не ценили и загнали в гроб, - он рассказал, скорее, о том, как По бывал невыносим и сам себя загнал в гроб. Книга Акройда вообще пестрит противоречиями, но интересна, постольку-поскольку возвращает нас к истокам формирования понятий "бестселлер" и "автор бестселлера". По стоял у развилки, откуда постепенно пошла в разные стороны интеллектуальная и развлекательная беллетристика. И Кафка, и Конан Дойл считали его своим предшественником. По работал на публику и умел это делать.
