Крым наш. Под покровом иконы Божьей Матери «Державная». Март 2014 г.
Девочку, родившуюся в семье Черепановых, нарекли Маргаритой, ей от рождения был предназначен путь в мир искусства. Юрий Георгиевич стал ещё и талантливым педагогом, исподволь подводя дочь и ученицу к познанию основ художественного творчества. Каждый раз, выходя на пленэр или работая в мастерской, рядом с его мольбертом устанавливался и мольберт для Маргариты. Отец учил её видеть мир своим собственным восприятием, а не слепо копировать. И это принесло свои плоды при поступлении в знаменитое Московское художественное училище памяти 1905 года, где она училась на курсе уникального педагога Ю.Г. Седова, которого боготворили все студенты. После учёбы она, как и отец, занялась иллюстрированием литературных произведений. Сейчас в её творческом багаже – около 70 книг, оригинальные станковые серии графики «На Байкале», «По Беларуси», сюжетные портреты «Русские полководцы», «Русские святые».
Нередко в книжной графике отец и дочь выступают в тандеме: Юрий Георгиевич выполняет композиционную основу, а Маргарита – портрет, пейзаж. Окончание и отделка иллюстраций также идёт в четыре руки, а оригинал для издательства дорабатывается на компьютере с добавлением элементов художественного оформления. Одна из последних совместных больших работ – серия «Православные праздники детям». Это стихи и проза русских писателей XVIII–XXI вв. – четыре книги русской классики, своего рода хрестоматия для школьного и внеклассного чтения.
Спустя некоторое время Маргарита обратилась к иконописи. За прошедшие 20 лет ею написаны десятки замечательных икон, в настоящее время украшающие интерьеры многих храмов и соборов, в частности в Троице-Сергиевой лавре и на Святой земле Афон. Талантливый художник, как правило, отдыхает, сменяя один вид занятия другим. Маргарита иллюстрирует книги о животных, увлечена портретным жанром – великолепные портреты современных поэтов, художников, деятелей искусства, и в каждом просматриваются тончайшие психологические характеристики.
В нашем мире всё когда-нибудь кончается и лишь три вещи бесконечны – время, космос и духовность природы. Именно духовность ощущает зритель в работах этих талантливых художников.
Лев МИЛОВИДОВ, заслуженный деятель искусств России, член правления МООСХ, председатель секции критики и искусствоведения
Теги: искусство , скульптура , живопись
«Величайшее предательство»
С особыми чувствами воспринимали вести с Родины о перестройке эмигранты. В их числе была и семья замечательного учёного и писателя Александра Зиновьева, высланная в Германию в 1978 году.
Своими воспоминаниями о том времени с читателями "ЛГ" делится вдова русского мыслителя Ольга ЗИНОВЬЕВА, руководитель Международного научно-образовательного центра имени А.А. Зиновьева МГУ имени М.В. Ломоносова, сопредседатель Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня».
- Ольга Мироновна, недавно американский политик Роджер Робинсон, работавший в администрации президента США Рейгана, признался, что был уверен в том, что бесконечно «жить в тени советской угрозы» придётся не только ему, но его детям и внукам. В отличие от наших либералов, уверяющих в неизбежности распада СССР, один из архитекторов «стратегии экономического и финансового уничтожения» СССР такого финала не ожидал. Вам на Западе до перестройки встречались люди, предрекавшие скорый распад СССР?
– Когда в апреле 1985 года началась перестройка, подходил к концу седьмой год нашего вынужденного пребывания в Германии. За эти годы мы с Александром Александровичем имели сотни встреч с читателями его книг. Много общались не только с западными учёными и журналистами, но и с более широкой аудиторией – от представителей науки, культуры, высокой политики до обычных людей. За это время мы не встретили ни одного человека, способного высказать такое предположение. На Западе распада СССР никто не ждал.
Показательно, что не ждали его и такие люди, как Роджер Робинсон. Они ведь очень основательно занимались Советским Союзом. Десятки западных институтов и исследовательских центров скрупулёзно изучали чуть ли не каждую клеточку советского общества. Порой доходило до абсурда. Мы поражались, почему на Западе интересуются назначениями на низовые руководящие должности, например, в районных центрах российского Черноземья? Зачем?.. А дело в том, что мониторили советское пространство настолько, насколько это вообще было возможно. Там читали все советские периодические издания. Внимательно изучались районные газеты, малотиражки... Потому что материалы, публиковавшиеся центральной прессой СССР, проходили серьёзную цензуру, а в районных изданиях можно было найти более, так сказать, непосредственную информацию. На радиостанции «Свобода» существовал и специальный отдел, в котором собирался весь советский самиздат.
– Неужели и «Орехово-Зуевскую правду» читали?
– Куда же без неё.
– Отношение Зиновьева к Горбачёву было скептическим ещё до того, как тот стал Генеральным секретарём ЦК КПСС...
– Есть поговорка, которая подходит и к этой ситуации: «Не надо выпивать целую бочку вина, чтобы понять его вкус». Горбачёв являл собой ярко выраженный тип бойкого и пробивного ловкача-карьериста. Заискивая, он забегал вперёд, стараясь понравиться представителям западного мира своей живой непосредственностью и открытостью – нетипичными тогда качествами советской номенклатуры. Зиновьев не мог испытывать к такому человеку симпатии.
– Как в кругу ваших знакомых восприняли курс на перестройку? Отличались ли ожидания и прогнозы европейцев и выходцев из СССР?
– Разница, безусловно, была. Она объяснялась разным жизненным опытом и ценностными ориентирами. Представители западного общества за перестройкой наблюдали с интересом. Политика гласности выглядела в их глазах импозантно, непривычно и привлекательно, особенно после десятилетий взаимного недоверия в отношениях двух диаметрально противоположных политических и экономических систем.
Реакция эмиграции была более сложной. Для некоторых выходцев из СССР перестройка стала поводом для злорадства. Вот теперь и вам достанется! Быстро сориентировались те, кто выехал из СССР исключительно по финансовым соображениям. Перемены на родине дали им возможность «ловить рыбку в мутной воде». Они стали наживаться на чём только могли. Появились целые полчища так называемых совместных предприятий, стремительно ворвавшихся на просторы пустых магазинных полок и закрывавшихся из-за отсутствия денег больших и малых производств. Тем более перестроечная власть создала для этого много возможностей. Конечно, были и люди, пытавшиеся влиять на политические процессы в СССР.
В целом же перестройка – мутное время со сместившимися понятиями добра и зла, бедности и богатства, гордости и холопства. Одни только «челноки», десятками тысяч устремившиеся на Запад и готовые продать, обменять всё что угодно – начиная от клюквы, чёрной икры и кончая военными орденами и медалями... В этом мутном потоке самыми активными были вовсе не бедные и обездоленные слои нашего общества. Иногда в памяти всплывают омерзительные сцены встреч с нашими бывшими соотечественниками-попрошайками, для которых родина уже ничего не значила... Вполне объяснима та осторожность, с которой Александр Александрович отнёсся к перестройке.
М.С. Горбачёв. В клубе «206» «ЛГ». 1992 год (Евгений ФЕДОРОВСКИЙ)
– А как восприняли курс на перестройку лично вы?
– Я отнеслась к перестройке с недоверием, поскольку не ощущала в ней чего-то по-настоящему жизненно важного. У меня известия с родины вызвали настороженность. Буйству перестроечных фантазий, заполнивших советские газеты и журналы, не верила. Полной преступной глупостью была идея поставить нашу страну на рельсы рыночной экономики за пятьсот дней. Но самым страшным было не это. К нам в Германию из СССР стали приезжать старые и хорошие знакомые. Разговаривая с нашими друзьями, поражались – люди словно ослепли! Не хотели ничего видеть, слышать, знать.
Отчасти такое их состояние можно было объяснить последствиями долгого проживания в государстве с мощным идеологическим давлением. Сказалось, разумеется, и ухудшение экономического положения в стране во время перестройки. Наконец, было сильное желание зажить другой жизнью. Но при этом люди были готовы расстаться и со всем тем, что было хорошего в советской системе. Честно скажу – было трудно и больно общаться с соотечественниками.
