Когда враги России развалили Советский Союз, Николай Федорович испил до дна чашу беженца. В Оренбурге осел. Опыт работы в писательских правлениях огромный, и вскоре его избрали руководителем Союза.
Я говорил о счастливой литературной судьбе Корсунова. Так оно и есть. Уральскими казаками признан, заветная книга написана, дружил с великим Шолоховым, всю жизнь помогал писателям издавать их сочинения, устраивал их быт. Добрых дел — с Уральский хребет. За Великую Россию стоял горой, казахские националисты назначали миллион за голову. Но вот какие горькие слова вырвались у Николая Федоровича в одном из писем. Считает он себя практически неизвестным российскому читателю. "Был почти всю жизнь в советской казахстанской резервации, когда для казахских издателей мы были нежелательны, потому что — русские, для российских потому что — "казахи". Вроде бы сейчас — воля, свобода, но без книг, без тиражей, без читателей".
Все так, Николай Федорович! Но "Высшая мера" тобой создана.
Когда берешь в руки книгу, зная, что это труд всей жизни, возникает чувство, будто ты сам в ответе за многолетний поиск истины, тебе выходить к народу. Читатели — сотворцы писателей.
Под эпопеей Николая Федоровича Корсунова "Высшая мера", а это два тома по 500 страниц, — даты 1965-1990. Уральск.
"Стоит он на юру, как на войсковой поверке, а к боку его кривой казацкой саблей прижимается старица Урала. Сам-то Урал годов сто назад выправил русло, отошел далее к востоку, а на память о себе оставил вот эту кривулину-старицу с высоченным яром — шапка падает, ежели от воды глянуть. И на том поднебесном лбище стоит форпост Излучный, так его прежде называли, а по-нынешнему — поселок."
Процитированные строки читаны Шолоховым. Книга — его благословение. И оттого горечь за отторгнутую от России землю пронзительнее. "Высшая мера" — нам приговор, творцам истории, а всего-то нашего творения — терпеть. Терпеть беспризорничество, проституцию девочек и мальчиков, грабеж в государстве и в доме, всю зияющую тьму лжи.
Корсунов в жизни человек, пожалуй что и ласковый, но писатель он беспощадный. Чтение его романа, а в романе много бодрого, светлого — это несение Креста на нашу русскую Голгофу.
Шолохову хватило Григория Мелехова да Гремячего Лога показать, как рушится мир, как бьется о стену истории человек, потерявший царство и Бога.
У Корсунова — страна-выродок. Люди все русские, жизнь русская, но Россия вывернута наизнанку. Такое вот государство вымучили, выстрадали Григорий Мелехов, Стахей Капшин, Устим Горобец. Страну без Бога. Но ведь и весь мир отвернулся от Бога. Германия того хлеще! Поклонилась Тьме. И ухнул мир в истребительнейшую из войн.
У Корсунова вселенская буря показана через жизнь Излучного и Кляйнвальда. Как говорит о них автор: околица Европы и пуповина Европы. Но и то и это — деревня, глухомань. Да век-то на дворе — XX. История явилась на каждый порог, не оставляя людям выбора, — скопом пошли в герои.
Всякий человек в Излучном для Корсунова родной, мерзавец ли он, или светлая душа. Люди свадьбы играют, любят, ломают друг другу жизни и работают, работают... Щедр Корсунов на смачные забавные сцены — шолоховская традиция, но дни-то этих простаков, хитрецов, трудяг — величайшая эпоха в судьбе русского народа. У Корсунова нет ни высокопарных слов, ни дутых образов — мужики да бабы, подростки, ребятня. Уж такие вот пришлись на ту пору, когда Россию надо было собой заслонить. От самого сатаны.
Бурьяны ужаса в эпопее непролазные, но это советская книга, книга об утраченном святом даре бессребреничества.
Пусть старый казак Стахей Каршин, воевавший за белых и за красных, певун, плясун, от свистов которого "в ушах костенеет", — хозяин никакой, первейший голодранец, а соседка его Душаичка Осокина на работе и сама исколотится, и других надсадит — мы не ощущаем имущественного неравенства, в русской части романа нет вируса собственничества. Люди работают ради высшего блага — пусть будет хорошо стране, и ради дара своего — жить в трудах. В этом была молитва России Богу, и Бог во времена очистительного Своего гнева вручил победу России.
Немцы-то воевали за несбывшееся процветание, за грезу римского патрицианства.
Надсада и колотьба пронизывают все судьбы, все сцены, проходящие перед читателем.
Василий Осокин на волка едет не с ружьем, не с ножом, с одною нагайкой. Погоня и схватка заканчиваются прыжком из седла на зверя. Рукоятку нагайки поперек пасти, морду в обхлест, и свирепый вожак стаи — пленник.
Охота — рисковая — вся человеческая гордыня напоказ. Любо провести по улице приседающего от страха жеребца, на спину которого завален живой, но беспомощный волк. За чего ради? И автор отвечает. За ради Колек, Петек, Ванек. "Чтоб казачий молодняк не шкуру волка ценил, а смелого противника".
Казалось бы, все ясно: вон откуда казачья военная лихость и удача, но Корсунов писатель мудрый. Петр Горобец — молодое казачье поколение, тоже на волка прыгал, голыми руками брал, и на войне лихость выказал, но так, чтоб в глаза бросалось. А за показным геройством — подлость. Пришлось ответ держать. И когда посадили лихого да удачливого на танк, бросили в бой, чтоб кровью оплатил вину, — духа не хватило, застрелился.
Может быть, надсада и колотьба и есть "главные герои" "Высшей меры".
Заслоняя отступающую армию, бьется насмерть танковый полк Ивана Петровича Табакова. Перерезал шоссе, сковал продвижение немецких частей, пехотных, танковых, — нет обеспечения продовольствием, горючим, снарядами. Бомбежки, танковые атаки, навал пехоты, когда приходится вступать в рукопашные схватки, — полк все перемогает. Остается единственная боевая машина да семьдесят три бойца — каждый второй ранен, — а полк существует, держит самого Гудериана за горло. И тогда немцы идут на позиции русских, загородившись женщинами и детьми. Гонят на минное поле. И полк, захлебываясь от боли, принимает и это испытание, еще раз бьет немцев.
Выжившие,в такой-то нечеловеческой "надсаде и колотьбе", уходят в леса, чтобы потом не только отомстить врагу, но и прикончить его.
Жизнь немецкой деревни Кляйнвальд представлена тремя семействами: Ортлибов, Штаммов, Рихтеров.
Ортлиб — партийный вождь Кляйнвальда, Антон Штамм тоже участник нацистского движения, процветающий хозяин. Рихтеры, Ганс и супруга его Герта, — истые крестьяне, ломовые двуногие. Младший брат Ганса Макс — художник-самородок. Семья, знающая счет каждой копейке, раскошеливается на учебу и, можно сказать, вкладывает деньги с умом. Картины Макса "Победитель на Великой реке" и "Мать солдата" Гитлер назвал гимном германскому воинству. Слава, если она на службе фюрера, оплачивается щедро.
И возникает важнейшая из тем: награда за служение. Ортлиб и Штамм за преданность нацистам имеют сытую жизнь. Ортлиб — самый богатый в деревне человек. Штамм получает во владение имение в Польше: дома, землю, рабов. Макс Рихтер за патриотические картины, за портреты Гитлера, Геббельса удостоен офицерского звания и приближен к власти. По окончанию войны, победной, его ожидают поместья в бескрайних землях дикой России.
А как награждены за служение Отечеству и народу излученцы? Табаков за выполненную боевую задачу, за то, что спас армию и вывел часть полка из окружения, — попадает под следствие. Спасла награда и заступничество Жукова.
Дивная певунья Феня Думчева, надрывавшая все свои силенки на тракторе, вместо награды — отправляется в тюрьму. Отказалась ехать в дальнюю деревню: зима, но нет обуви, нет теплой одежды, нет хлеба. Ксения Каймашникова, для страны, для родненькой, спасая детишек мал-мала от голодной смерти, за украденную охапку соломы — враг народа.
Угодил в народные враги и председатель колхоза Устим Горобец. За то, что "добыл" у секретаря райкома сто центнеров пшеницы да пятьдесят — ржи. Септическая ангина выкашивала голодающий народ.
Тут-то и срывается голос у автора, художника в каждой сцене, на прямую публицистику: "Будут создаваться мемориалы во славу погибших на фронтах Великой Отечественной, умерших в блокадном Ленинграде, замученных в фашистских концлагерях, жертв репрессированных в годы сталинщины... Забытыми останутся лишь эти жертвы — жертвы голода зимы и весны 1944 года. Тысячи и тысячи. Их не исчислила, не упомянула ни одна статистика, ни одна энциклопедия мира. Стыдно, дорогие земляне!"
"Забирали", так в те поры назывался в народе арест, и главного героя романа Костю и его мать, вечную ударницу. Парень написал письмо Сталину, заступился за Феню Думчеву и обиду выказал: сдали с матерью шубу отца, геройски погибшего в бою, в фонд помощи фронту, а увидели ее на районном судье. За эту правду-матку и попали в уральскую каталажку. Костя год себе прибавил, чтоб в армию взяли, да руку сломал, пытаясь завести трактор, — вот и обвинение готово: умышленное членовредительство.
