И в оглушительной глуши
той круговерти
потеря музыки души –
начало смерти.
ЗЕРКАЛО ЛУНЫ
Была ли музыка? Была.
Она струилась и плыла
меж облаков в пространстве звёзд,
где нет спасения от грёз.
Была ли женщина? Была.
Так сатанинская стрела
пронзает... И не дай вам Бог
нести сей обречённый рок.
Была ли Родина? Была.
Да в прах царёва булава,
державный айсберг в разлом,
клеймёный молотом с серпом.
Была ли жизнь моя? Увы...
Глядят из зеркала луны
мне незнакомые глаза
под струн небесных голоса.
ПОДНЕБЕСЬЕ ИЗ ЗВЁЗД
Мимо стаи над стадом
в поднебесье из звёзд
астероидом хвостатым
космос душу вознёс.
Чью-то душу в покои
из мирского котла
с вакханальей до крови
в схватке блага и зла.
Дремлет стадо в безвинности.
Суть у стада проста –
прокормиться да вынести
гон клыков и хлыста.
Птичий гомон нервозен
накануне стрельбы
и крушения гнёзд,
как проклятье судьбы.
Только душам мятежным
покоряется плоть.
Безрассудным. Безбрежным.
Тут не властен Господь.
Он, смирясь, созерцает
блеск созвездья имён,
чьё сиянье мерцает
сквозь туманность времён.
ЧУДЕСА ЧАРОВНИЦЫ
***
Если мужчина
вверх поднимает руки –
это его поражение.
Если женщина
поднимает ноги –
победа.
ЛЮБОВЬ
Мне казалось:
любовь –
радость неба и птицы.
Оказалось:
любовь –
чудеса чаровницы.
Если небо и птицы
беспечны
и вечны,
чудеса чаровницы,
как яд,
быстротечны.
ПЛЯЖНЫЕ МИРАЖИ
Этот зной, эти волны безжалостны.
Крики чаек от изнеможения.
Помоги, Всевышний, пожалуйста,
не отчаяться в наваждениях.
Ах, как женщина раздевалась,
окрылённо и беззастенчиво!
Волге жертвенно отдавалась
обнажённая, падшая женщина.
И река её обнимала,
и пронизывала, и нежила.
Только женщине было мало
упоенья того безгрешного.
Ей желалось неповторимости,
не синицы, а журавля
в цитадели сплошной терпимости
от постели до алтаря.
Как богиня при Ренессансе,
словно гейша в родной притон,
на покачивающемся пространстве
за безоблачный горизонт
снизошла она и растаяла,
растворилась – как не была.
Да следы на песке оставила,
раскалённые добела.
Этот зной, эти волны безжалостны.
Крики чаек от изнеможения.
Помоги, Всевышний, пожалуйста,
не отчаяться в наваждениях.
СОЛОВЬИ
Погубить ли,
спасти ли смогут
нас двоих
те глубины,
в которых омут
глаз твоих?
В ночи лунные
сладкострунные
соловьи
заморочили,
напророчили
сны любви.
КИТАЙ-ГОРОД
Не желаю... Но не покидают
беспокойные жёлтые сны,
будто носят меня по Китаю
замутнённые воды Янцзы.
Я как будто с лотком коробейник,
банки пива, сухая тарань.
Суетливый людской муравейник
за юанем подносит юань.
На торговой панели причала
я кручу контрабандный товар,
и с девчонкой, чтоб не заскучала,
пью дурманящий душу отвар,
чтоб в ночи в похотливом глумленье,
сотворив всё, что можно посметь,
навсегда, хоть на миг, на мгновенье,
как в беспамятстве, умереть.
Всякий раз череду наслаждений,
этот блеск искривлённых зеркал,
обрамляет венцом ожерелий
феерический карнавал.
Остроликие полурептилии
раздуваются, словно шары,
и парят... в уплывающем мире
шелест шёлка и шквал мишуры.
КОРОЛЕВА
Смурна похмельная душа,
смурнее, чем российский кукиш.
Зато подруга хороша.
Зато нас не продашь, не купишь.
Со мной, с беспечным алкоголиком
и никудышным кавалером,
ей любо просыпаться голенькой
и представляться королевой.
РОЗЫ
Белые розы.
Белые розы – белый туман.
Белые розы...
Белые розы – сон и обман.
Жёлтые розы.
Жёлтые розы только для вас.
Жёлтые розы...
Жёлтые розы в мраморе ваз.
Алые розы.
Алые розы – пламя свечей.
Алые розы...
Алые розы – сладость ночей.
Чёрные розы.
Чёрные розы – кудри до плеч.
Чёрные розы...
Чёрные розы нам не сберечь.
Белые розы... Жёлтые розы...
Сон и туман.
Алые розы... Чёрные розы...
Боль и обман.
ШЁЛКОВЫЙ ПЛАТОК
Восток, мучительный Восток,
ты примитивен и высок,
как ядовитый лепесток,
оберегающий цветок.
Зачем я здесь? Ну, что ищу?
Всё видит пристальный прищур
незримого духанщика,
гашишника, душманщика.
Я под прицелом... Мой поклон
столу пирующих персон,
в поту, лоснящимся от жира
и зеравшанского инжира.
На фоне выбритых голов,
вкушающих душистый плов,
мгновенно всеми схвачен,
учтён и не иначе.
Присяду в тень наискосок.
Мне подадут лимонный сок.
Достану шёлковый платок.
Восток... Воистину Восток.
КАВКАЗ
Скалистый берег
терзает Терек,
спешит в долину
спросить Карину:
её ли суженый,
обезоруженный,
убит под елью,
где по ущелью,
