Алексей “Прохор” Мостиев
Поначалу я увлекался новой волной, электропопом, металлом, гранжем… Доставалось все это в основном через студии звукозаписи и пиратские польские кассеты. Потом появилась передача Игоря Лобунца на “Эхе Москвы”, где он ретранслировал немецкую независимую радиостанцию “Радио ‘Марабу’”. Именно тогда я впервые услышал Front 242, Laibach, Ministry и через эти шлюзы с головой ушел в индустриальную культуру. На тот момент это было нечто новое и экспериментальное; оно тянуло к себе как магнит. В моей жизни появилась “Горбушка”, я проводил там все свое свободное время – дошло даже до того, что устроился продавцом дисков. Количество музыки стало зашкаливать, все заработанные деньги я спускал на компакты. Году в 95-м решил купить себе электрогитару, и мы с моим другом Борей Акимовым, который тогда обучался игре на ударных, создали нашу первую группу. Причем, несмотря на весь музыкальный багаж, начали мы с банального металла. У нас были все атрибуты стиля – длинные волосы, черная одежда и так далее. Длилось все это около года, пока судьба не столкнула меня с Робертом Остролуцким, Володей Епифанцевым и Алексеем Тегиным.
Виктор “Пузо” Буравкин
У меня все началось с альбома Einsturzende Neubauten “Collaps”, который мне притащил приятель. Потом был “Psalm 69” Ministry, он тогда только вышел. Потом услышал SPK. В общем, обслушался старой индустриальной волны и так вошел в этот волшебный мир. Причем по клубам я не ходил, потому что денег не было, на дворе был 93-й год. Так что я был совершенно не в курсе того, что у нас с музыкой происходило. Зато мы с приятелем сразу же сколотили индустриальный дуэт. Залезли на крышу моего дома, где очень много всяких железок валялось, приволокли их в квартиру и при помощи двух дек, убогих мини-микшеров и отечественных ревербераторов все эти наши полуимпровизационные зарубы сразу же стали записывать.
Борис “Тревожный” Акимов
Я увлекся индастриалом довольно поздно – уже году в 96-м, наверное. В тот момент, когда Einsturzende Neubauten приезжали в Москву. Так получилось, что впервые я их услышал только на концерте. И вот после этого все понеслось очень резко.
Виктор “Пузо” Буравкин
У меня сначала была группа FM, которая впоследствии превратилась в Inquisitorum. В соседнем с моим доме находился подвал, и я знал, что там когда-то была репетиционная база, где играли группы типа “Мафии”, “Детей Кеннеди” и так далее. А тогда подвал был какой-то бесхозный, целый год стоял открытым. Мы были бедными студентами, базу снимать было не по карману, а играть нам было негде. Я пришел к директору ЖЭКа, где грамотно сформулировал: мол, есть коллектив местной молодежи, просьба предоставить пустующее помещение, которое мы обязуемся привести в порядок, и так далее. Как ни странно, помещение нам предоставили. А Борис Тревожный тогда уже играл вместе с Прохором. И Прохор, как парень ушлый, выцыганил в ЖЭКе мой телефон и позвонил на предмет подвала. И вот тут-то выяснилось, что мы слушаем очень похожую музыку. У них был аппарат: несколько комбиков, мониторы, усилители, барабанная установка – нужные вещи, и мы решили скооперироваться. Скооперировались, был год 97-й, наверное. И однажды Прохор сказал, что появились какие-то чуваки, который мутят индустриальный сборник – Future Sounds оf Moscow. “Хотите поучаствовать?” – “Еще бы! Настоящий сборник!” Вот так я и прознал про “Собак Табака”.
Роберт Остролуцкий
Как-то раз я поехал в Севастополь отдохнуть. Туда же с гастролями приехала группа E. S. T. Моя подруга Мария Крупнова на тот момент была женой их гитариста Василия Билошицкого. Им было не очень комфортно находиться в гостинице, а я снял домик, и в итоге они подселились ко мне. Мы сидели долгими ночами, ели шашлык, пили вино, общались, и однажды в гости пришла какая-то странная женщина, которую нам представили как ведьму. Увидев, что мы едим, она рассказала историю, как однажды ехала по побережью Крыма, вдоль которого татары продавали шашлыки. Она почувствовала этот запах, ей ужасно захотелось есть, и она решила купить шашлык. Остановилась, купила, съела его с удовольствием. А потом продавец ей сказал: “Знаешь, из чего шашлык был?.. Из собаки!” Она говорит: “Меня чуть не вырвало, но не вырвало лишь потому, что было ну очень вкусно”. А поскольку мы там еще и курили, я произнес: “Собаки Табака!” И мы все повалились от хохота. А потом я добавил: “Хорошее название для группы”. Когда мы вернулись в Москву, Василий мне позвонил и предложил играть вместе. Мы вспомнили эту историю и взяли название “Собаки Табака”. Оно очень подходило под концепцию, которую мы тогда задумали: вроде есть нельзя, рвет, тошнит, но отказаться невозможно, уж очень вкусно! Мы решили уйти от музыки, которую играли раньше. Василий – от того, что делал в E. S. T., где были полублатные тяжелые песни, я – от своего подхода, близкого к Faith No More и Voivod. И мы оба почувствовали огромное освобождение.
Алексей “Прохор” Мостиев
Мы с “Собаками Табака” познакомились на почве сборника, который я им помогал делать в тот момент. Увидев, как они выступают, как работают в студии, я понял, что сам занимаюсь полнейшей ерундой. К тому же параллельно в Москву стали привозить немыслимые по тем временам коллективы: The Young Gods, Laibach, Einsturzende Neubauten… Это был переломный момент в моей творческой жизни: я выбросил гитару, постригся наголо и углубился в поиски интересно звучащих металлоконструкций. Ну и в итоге присоединился к “Собакам Табака” – параллельно, впрочем, продолжая заниматься другими своими проектами.
Роберт Остролуцкий
Звезды сложились так, что мы практически сразу сели записывать альбом. У нас было два барабанщика: моя древнейшая подруга Ирина Назарова и Владимир Ермаков из “Черного Обелиска”. Играли в две установки. Ира репетировала в студии “Медиастар”, которая находилась в Останкино, в телецентре. Там тогда писали в основном поп-проекты. Она договорилась, что запишемся и мы. А там была по тем временам совершенно невероятная аппаратура. И вот мы в количестве восьми человек пришли туда и начали писаться. Все было очень спонтанно. Тексты и часть музыки были сымпровизированы прямо на месте, на одном дыхании. Потом наши музыканты, саксофонист Зена и парень-басист (не помню, как его звали, но царствие ему небесное, говорят, он потом вышел в окно), под воздействием наркотиков уронили колонки на какой-то дорогущий кабель. Ну и в результате нас выгнали. Вообще, состав поначалу был нестабильный – Вася звал разных людей. Кто-то уходил, кто-то приходил… Мало кто понимал, чего мы вообще хотим. С нами играл человек с консерваторским образованием, виолончелист, он был хроническим алкоголиком, отчего впоследствии и умер, сгорел. Ему было сказано не играть пассажи, и он издавал свирепые звуки, похожие на скрежет. Саксофонист Зена – Дмитрий Зенкин – тоже абсолютный психопат, наркоман. Бывший, наверное. Я видел его в последний раз, когда мы записывали песню “Абсолютное нет”. Он мне сказал тогда: “Ты знаешь, Роб, мне сейчас тяжело, у меня полтора грамма героина в день, сложно что-либо соображать”. И я ему ответил: “Ты же знаешь мелодию, мы ее играли. Ты должен сыграть эту песню с такой подачей, чтобы, прослушав ее, ты мог сказать себе: теперь можно и умереть”. Тему саксофона он записал изумительно. Первого басиста звали, кажется, Саша, по-моему, он был из группы “Матросская тишина”. На репетициях они с Зеной закидывались ЛСД и падали в лежку. В общем, в итоге репетиции сводились к тому, что мы с Василием играли музыку, а остальные валялись, балдея в своем галлюциногенном раю.
Алексей “Прохор” Мостиев
Впервые “Собак Табака” я услышал в программе Паука “Железный марш”. А живьем увидел на открытом фестивале, устроенном Институтом Гете перед своим тогдашним офисом на “Домодедовской”. Хедлайнерами формально были Einsturzende Neubauten, это был их первый приезд, а на следующий день должен был быть концерт в ДК им. Горбунова. Идея выступления в спальном районе Москвы среди жутких брежневских новостроек им очень понравилась. Но со звуком что-то не заладилось, посреди выступления отключилось электричество. А вот “Собаки Табака” убрали всех, кто там играл. Вышли какие-то угрюмые фигуры, полумистические. Кто-то в сварочной маске, кто-то в противогазе. Два ударника, два басиста, виолончель с порванными струнами, на которой играли дрелью, саксофон и истошный вокал через какую-то трубу. Все это накрывало людей по полной и вместе с окружающими декорациями производило впечатление апокалипсиса. К тому же публика частично состояла из местных жителей, которые повылезали из близлежащих домов на чудовищные звуки. Какие-то престарелые женщины, молодежь в трениках. Все они оцепенело наблюдали происходящее. Сейчас такое уже невозможно себе представить. Подобное безобразие можно было устроить только в смутные 90-е.
