и надолго – на 100, 250, 1000 лет с передачей по наследству и с налогом на наследство. Такая аренда называется leasehold (в отличие от краткосрочной – rent) и является, если всерьез задуматься, формой собственности арендатора – в средние века изначально все земли баронов были leasehold у короля, а потом долгое время большая их часть сохраняла такой статус.
В XX веке Лондон дважды переживал мировые войны. Иноземные солдаты не ступили ногой на английскую землю (если не считать союзников, конечно), но бомбежки принесли много горя и разрушений. Память о них жива. Одна из самых популярных тем карикатур времен ковида – это симуляция высказываний лондонцев во время мировой войны на основе их сегодняшнего недовольства ограничениями, что-то типа: «В бомбоубежища нас загоняет власть, чтобы лучше контролировать», «Бомбы это выдумка американцев, я все время хожу по улицам и на меня ничего не упало», «От бомб погибают только очень больные старики, мне ничего не грозит» и так далее. С точки зрения домостроительства, бомбы оба раза заменяли совет по архитектуре, самостоятельно определяя, какие здания сносить, и делали это очень активно. На месте развалин что-то строилось; иногда девелоперы выхватывали этот кусок, иногда прежние владельцы строили на месте пепелища что-то новое – на что хватало денег. Поэтому многие улицы Лондона пестрят «заплатками»: в стену однотипных террасных домов неожиданно врезается два-три отдельных небольших фахверка, или наоборот – идет улица частных домов, а посередине многоквартирник.
Последним фактором создания Лондона-для-жителей были лондонские власти. Власть в Лондоне в значительной степени сосредоточена в советах поглощенных Лондоном городов. Я, например, живу в Вестминстере (это настоящий консервативный город, в нашем совете лейбористов и либералов почти нет и потому у нас ниже налоги, лучше убирают мусор и меньше преступность). Это вам не какой-нибудь Камден с его либеральным советом! Эти советы знамениты (как всякие советы, парадоксально) тремя несовместимыми парадигмами деятельности. Во-первых, они тщательно следят за тем, чтобы лицо города сохранялось – да-да, вот то самое лоскутное одеяло всех времен и народов, в аварийном состоянии, но чтобы ни в коем случае ничего не изменилось: история! То есть если вы купили дом, и он – просто дом, то вам надо потратить месяцы (или годы) на согласование каждого изменения при перестройке, плюс получить согласие соседей (вдруг ваш новый цвет фасада будет раздражать старушку через три дома наис-косок?). А если вы купили graded building (не то что бы в нем жил какой-нибудь местный Ленин, нет, просто решено, что вот этот древний фасадик с загогулинами достоин сохранения для потомков до следующего ледникового периода), то все в нем должно быть неизменно, а если что надо заменить – извольте точно такой же формы и цвета, и из материалов, которые существовали в период начального строительства.
Но, во-вторых, эти советы очень любят что-нибудь новое построить – прям совсем новое и прям совсем на месте чего-нибудь старого. Особенно эта любовь разгорелась у них после Второй мировой. Тогда в странную моду входили здания из голого железобетона, отделанные стеклянной чешуей, и в Лондоне этих зданий напихали там, где уж никак было нельзя (даже на Пикадилли и Пэлл-Мэлл они есть). Суд потомков свершился – этот стиль теперь официально именуется брутализм. Но сносить эти здания никто не собирается – частная собственность.
В-третьих, советы состоят из выбранных депутатов, а какой депутат не мечтает создать себе надежную базу избирателей? И вот в какой-то момент советы включились в борьбу за решение жилищной проблемы малообеспеченных слоев общества. Причем решать ее решили в каждом субгороде Лондона отдельно, хотя здравый смысл бы требовал «московского» решения – строительства эффективных дешевых проектов вокруг центра, чем дальше, тем легче это было бы делать. Так в лондонских деревнях стали появляться настоящие американские project houses – жуткие параллелепипеды темного кирпича, с успехом замещающие уже давно проданные богатым еврейским рантье и сильно улучшившиеся (и укрупнившиеся) церковные многоквартирники. Благодарные обитатели этих многоэтажных склепов, творчески вписанных в барочно-викторианскую ткань города в самых неожиданных местах, скорее всего, голосуют за авторов их строительства (хотя – кто его знает). Но, конечно, вокруг них цены на недвижимость падают, как и собираемость муниципальных налогов, а расходы на уборку территорий и содержание полиции быстро растут.
Вот так парадоксально, забавно, часто – депрессивно, всегда – неудобно, но в целом красиво выглядит Лондон.
Глава 12
Лондон – Москва
Некто, скажем, никогда ранее не бывавший в столице Соединенного Королевства и тут вдруг посетивший Лондон, побывавший во всех его концах и побеседовавший с риелторами, посмотревший на него пристальным взглядом подольше, мог бы на вопрос «Ну как?» сказать (в свойственной англичанам сдержанной манере): «Город как город». Лондон действительно город – ни больше, ни меньше. Более того, он, если присмотреться, очень похож на Москву.
Так же как и в Москве, Лондон с запада на восток пересекает не слишком широкая река – Темза. Еще чистая и узкая, она петляет по западным пригородам Лондона, вокруг лондонской рублевки под названием М3 и севернее – вдоль лондонской «новой Риги» зовущейся М4. М3 (как и Рублевка в Москве) – это направление богатых. Исток М3 – Бромптон-роуд – проходит через Белгравию и Челси, где живут арабские шейхи, русские олигархи и чиновники, всемирно известные кутюрье и великие артисты. Между М3 и М4, в получасе от лондонской кольцевой автодороги (М25 или London Orbital Motorway) расположен Виндзор – английский аналог Ново-Огарево, загородная королевская резиденция. Вдоль – коттеджные поселки тех, у кого жизнь удалась, но все еще надо ездить в Лондон (кому не надо – живут либо дальше, в Суррее, либо совсем далеко на юго-востоке у моря похуже, либо еще дальше на юго-запад – у самого красивого английского моря, в Корнуолле). Так же как и Москва-река, Темза становится шире и грязнее при движении на восток и выходит из Лондона уже грязным широким потоком, пробираясь к северной границе Канала (the Channel, La-Manche) – местной Оки, отделяющей Великобританию от Франции так же, как Ока отделяет Московскую область от, кажется, Тульской.
Как во многих городах, шкура Лондона вся в пятнах: даже на благопристойном западе и северо-западе города, в Вестминстере и Камдене, где есть много мест красивых и богатых, они всегда окружены красивыми, но более бедными районами. Фактически, если вам предлагают посмотреть квартиру или дом на улице Х, длина которой превышает 500 метров, вам обязательно надо спросить в какой части улицы стоит дом. Понимающий честный риелтор вам ответит: «It is the good part» или «It is not the best part of it». Стоимость квадратного метра на одной улице в пределах 200–300 метров может легко отличаться в два раза: с одной стороны – буржуазия, stucco (оштукатуренные белые – лондонская гордость) фасады, сады и пара дорогих кафе; с другой
