Выслушав историю Синдзабуро, Юсай сильно разволновался и пошел к доктору Сидзё, чтобы тот подтвердил историю о рыбалке. «Да. Это чистая правда, что мы ездили на рыбалку в тот ров, — сказал доктор Сидзё. — Но интересно, почему вы сейчас об этом спрашиваете, ведь все было около восьми лет назад».
«Восемь лет назад? Не недавно?» — допытывался Юсай.
«Нет, это было давно, около восьми лет назад. Примерно в то время, когда мы ездили на рыбалку, мне довелось услышать историю семьи Иидзима, которая жила в доме в конце рва. Сумасшедший хозяин дома Хэйдзаэмон, убив свою дочь и ее служанку, покончил жизнь самоубийством. Подробности этой грустной истории до сих пор сохранились в моей памяти».
Озадаченный Юсай попросил доктора Сидзё съездить с ним к тому рву, где доктор с Синдзабуро рыбачили примерно восемь лет назад. Они нашли разоренный дом Иидзима Хэйдзаэмона, когда‑то ухоженный сад весь зарос травой. «Очевидно, что семья погибла много лет назад, — задумался Юсай. — Не знаю, в чем дело, но это плохой^ знак».
Он побеседовал с монахом в храме Синбандзуйин, где находилась могила семьи Иидзима. Юсай поведал монаху все, что знал. Священнослужитель внимательно слушал, и выражение его лица становилось все более озабоченным.
«Если все это правда, тогда дело действительно ужасное, — сказал монах. — Это говорит о том, что Оцую и Ионэ несчастны в своих могилах и что их души бродят. Теперь, когда вы мне рассказали эту историю, я понимаю, почему пионовый фонарь на могиле Иидзима все это время оставался чистым и выглядел новым, без единой дырочки в течение последних восьми лет. Никогда я не видел его рваным или поцарапанным, а это всего лишь бумажный фонарь. Я всегда думал, что это странно, но теперь я знаю, что приключилось с Синдзабуро».
Монах долго и напряженно смотрел на Юсая. «Мне очень жаль говорить вам это. Но Синдзабуро осталось жить всего несколько дней».
В ужасе Юсай ухватился за монашескую рясу: «И вы ничего не можете сделать, чтобы прекратить появление этих привидений у Синдзабуро? Совсем ничего?»
Сначала монах покачал головой. Но потом произнес: «Может быть, и есть выход». Он поручил Юсаю взять полоски бумаги, на которых монах напишет специальную защитную сутру, и поместить их над всеми дверями, окнами и другими отверстиями в доме Синдзабуро.
Он также сказал Юсаю, чтобы тот приказал Синдзабуро молиться по ночам и не прерывать молитву, что бы ни случилось.
«Если вы будете четко следовать моим инструкциям, — предупреждал монах, — то привидения не смогут войти в дом, и у нас будет шанс изгнать этого демона, который преследует Синдзабуро. Я лично буду молиться столько, сколько потребуется».
Юсай взял полоски бумаги и повесил их над всеми отверстиями в доме Синдзабуро. Он приказал Синдзабуро начать молиться и не останавливаться ни под каким предлогом. Молодой человек делал все так, как ему велели. Однако в душе он отказывался верить, что его красавица Оцую, такая живая и такая прекрасная, могла быть привидением.
РАЗОРВАННЫЙ ПИОНОВЫЙ ФОНАРЬ
Из уважения к Юсаю Синдзабуро начал молиться, когда наступила ночь. В полночь, как обычно, звук тэта, ка–ран–ко–рон, приблизился и затих у двери, теперь уже защищенной оградительной сутрой. Безуспешно попытавшись проникнуть в дом, Оцую закричала: «Синдзабуро, пожалуйста, пусти меня, как ты обычно делаешь, давай снова побеседуем».
Хотя Синдзабуро жаждал увидеть ее, он отказался открывать дверь, сосредоточился и продолжал молиться, несмотря на мольбы Оцую, которые были слышны всю ночь. Наконец закричали первые петухи. Стук тэта стал удаляться от дома, пока не стих вдали. На следующую ночь, и через день, и на следующую ночь повторялось то же самое. Оцую и Ионэ приходили и умоляли пустить их. Каждый раз они уходили с первыми петухами. Семь ночей Синдзабуро продолжал молиться. В храме Синбандзуйин монах тоже молился, веря, что сутры скоро подействуют.
На восьмую ночь опять приблизился стук тэта и голос Оцую грустно проговорил: «Синдзабуро, пожалуйста, открой дверь. Если бы я только могла увидеть тебя еще раз, мои сокровенные надежды сбылись бы. Мне незачем жить в этом одиноком мире. Пожалуйста, пусти меня, Синдзабуро, ну пожалуйста».
Хотя в душе и желая, чтобы дверь открылась настежь, Синдзабуро ожесточился против Оцую и игнорировал ее печальные мольбы. Еще семь ночей он продолжал молиться, повышая голос так, чтобы не слышать, как стонет Оцую у двери. После четырнадцати дней и ночей сутры не подействовали на привидений, которые продолжали приходить в полночь и просили пустить их в дом. Но все равно Синдзабуро молился.
Наступила двадцатая ночь. Две женщины пришли, как обычно, и Оцую умоляла голосом, звенящим, как натянутая струна кото: «Синдзабуро, ты никогда больше не позволишь мне увидеть тебя. Это так меня огорчает. Единственное, о чем прошу, — позволь увидеть тебя еще один раз».
Синдзабуро слышал рыдания Оцую. Но он зазвенел колокольчиком и стиснул свои четки, распевая молитву еще громче, чем раньше. С первыми петухами Оцую и Ионэ исчезли. Когда затихли звуки тэта, Синдзабуро рухнул перед алтарем, у которого молился, и заплакал: «Оцую, я тоже хочу видеть тебя, и больше, чем ты можешь себе представить. Но я не могу, я не должен этого делать. Пожалуйста, пойми это и прости меня. Смирись с тем, что между нами все кончено».
Пришла двадцать первая ночь. Сжимая курильницу под кимоно, Синдзабуро начал молиться. В полночь застучали тэта — ка^ран–корон. Голос Оцую, слабый и тихий, сказал: «Синдзабуро, сегодня двадцать первая ночь. Это будет последняя ночь, когда я пришла увидеть тебя, потому что после сегодняшней ночи я уже никогда не приду. Это прощание».
Когда Синдзабуро услышал эти слова, его охватила грусть. «Оцую, сегодняшняя ночь правда последняя?»
«Да, Синдзабуро, так должно быть. Хотя я старалась изо всех сил снова и снова, я не в силах преодолеть силу сутры и твоих молитв. Это значит, что я никогда не увижу тебя больше. Теперь все кончено. Для меня это конец».
Синдзабуро ощутил какое‑то смешанное чувство потрясения и жалости. «Раз так, то и у меня тоже больше не будет желания жить, если никогда больше не увижу тебя. Ох, Оцую, я понимаю, какую страшную вещь я пытался совершить, прогоняя тебя».
Затем Синдзабуро постарался подняться, его тело ослабело после продолжительной молитвы в течение двадцати одного дня. Собрав все оставшиеся силы, он, шатаясь, стал срывать сутры и впустил Оцую. Как только открылась дверь, Оцую, поджидавшая этого момента, подскочила к Синдзабуро и набросилась на него. В этот момент вдалеке прокричал первый петух.
И точно в этот момент разорвались четки в руках молившегося за Синдзабуро монаха в храме Синбандзуйин. Бусины покатились по полу. Внезапно монах прекратил молиться. «Так значит… — пробормотал он, качая головой. — Да, Синдзабуро был слишком молод. Ему нельзя было помочь».
Монах понял. Он поставил свечи в алтарь и медленно покинул молельную комнату; его миссия завершилась.
На следующее утро Юсай пришел к дому Синдзабуро и удивился, увидев все двери и окна открытыми настежь. Вбежав в дом, он стал звать Синдзабуро, но остановился и вскрикнул, парализованный страхом. На полу, держа в руке курильницу с изящно выгравированным рисунком осенней травы, лежал мертвый Синдзабуро. Его волосы были спутаны, длинная борода растрепана; он выглядел, как старый больной человек, изнуренный и высохший. Юсаю показалась, что на губах Синдзабуро застыла едва заметная улыбка.
Юсай сразу поехал в храм Синбандзуйин, чтобы рассказать обо всем монаху, который так старался помочь. До того как Юсай заговорил, монах сказал с грустью: «Юсай, ты увидел истинную природу человеческую». И начал молиться.
Потом Юсай и монах вместе пошли к могиле семьи Иидзима. Там они увидели пионовый фонарь, который на протяжении последних восьми лет сохранялся как новый. Теперь он лежал порванный в клочья, будто опрокинутый сильным ветром.
История привидения Йоцуя из Токайдо
Говорят, она ходит по улицам Токио, жалкая фигура в белом, длинные волосы скрывают ее лицо. Приблизившись, она внезапно открывает свои ужасные рубцы на лице, искаженном гримасой предсмертной агонии. Когда люди кричат и убегают в ужасе, она исчезает, смеясь.
Вот такая история Оивы, возможно, самого известного привидения в Токио. Ее трагедия положена в основу известной пьесы Кабуки (автор — Цуруя Намбоку IV) — «Токайдо Йоцуя Кайдан» («История привидения Йоцуя из Токайдо»), более известной просто как «Йоцуя Кайдан». В пьесу включен правдивый рассказ о двух убийствах, совершенных слугами, каждый из которых убил своего хозяина.
В эпоху Эдо убийца своего хозяина приравнивался к отцеубийцам. За такое преступление наказание было ужасным. Голову преступника должны были медленно отделить от туловища бамбуковой пилой, это была мучительная смерть. В качестве альтернативы преступника могли послать в исправительно–трудовой лагерь, что было сродни камере ужасов, где каждый день был настоящим адом.
