B. C. Задача нашей беседы как раз в этом же – восстановить историческую память об удивительной, многогранной, многонациональной поэзии, рождённой, выпестованной в недрах СССР. Но литература, как и вообще культура, немыслима без персоналий. Например, поэзия Мустая Карима – современное культурное достоянии Башкирии. Я помню, как часто она раньше звучала в радиопередачах, по телевидению на весь Советский Союз. Теперь другие времена. Вы общались с поэтом, и вам известно, как он эти «другие времена» воспринял?
А. П. Когда я познакомился с Мустафой Савичем, то он уже полностью в своём творчестве перешёл на прозу. Но я знаю, что поэт, которого я очень люблю, боготворю и стараюсь, чтобы память о нём не угасла – Алексей Недогонов (погиб в тридцать три года за два дня до получения Сталинской премии 1-й степени за поэму «Флаг над сельсоветом»), воевал вместе с Мустаем Каримом и дружил с ним. Алексей первым из русских поэтов, ещё на фронте переводил его стихи на русский. И когда отмечалось 80-летие Мустая, я от имени Международного Фонда наградил его золотой медалью М. Ю. Лермонтова за переводы классика русской словесности на башкирский язык. А после во всеуслышание сказал, что у Карима было много замечательных переводчиков, но я поднимаю тост за тех переводчиков, которые переводили его бескорыстно под обстрелами на фронте, когда ещё в Башкирии имени Карима мало кто знал. И Мустай-ага очень добрым словом вспомнил Алексея Недогонова.
Если же вернуться к прозе Мустая Карима, то мне она очень нравится. Его замечательную, совестливую повесть «Башкирия в моём сердце» мы печатали в «Исторической газете». Мудрый человек, он написал мне в сентябре 1997 года тёплое письмо, где были такие великие строки: «Как-то мы с Вами говорили о том, что история доносит до нас добрую и злую память народов и времён. Пусть нам служит больше её добрая память!»
И потом мы много раз с ним встречались, играли в бильярд – он любил погонять шары на досуге. Я считаю, что Мустай Карим один из тех людей, которые вобрали в себя многонациональную Россию. Он понимал, как никто, что Россия сохранила многие народы от варварского уничтожения (противоположных примеров мы знаем массу как в Европе, так и в Америке) и ценил её мировое предназначение. Потому-то свой писательский опыт он посвятил защите павшего СССР.
B. C. Какие разные писательские судьбы. Какие противоположные исторические ценности они отстаивают. Я думаю, что и Расул Гамзатов скорбил о распаде СССР.
А. П. Но тут надо знать, что ни Расул, ни Мустай не были в тюрьме, не были в лагерях, а Кугультинова и Кулиева, хотя они и доблестно сражались на фронте, сослали в лагеря. Тут надо напомнить, что со своих территорий были высланы несколько народов (крымские татары, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы), но не просто так, а за кровавые дела своих соплеменников. За содеянное зло отвечало целое племя. Такова трагическая реальность тех лет. За действия партизан отвечало гражданское население моей Смоленщины. И в феврале 1942 года деревня Тыновка, в которой я жил тогда с матерью и её родственниками, фашисты уничтожили полностью. Только восемь человек, раненные, как мы с матерью, спаслись. Но я же не предъявляю претензий германскому правительству, не получаю деньги за гибель моих родственников и моего детства! Хотя знаю и помню генетической памятью историю России. Горькую. Не для всех справедливую. И для моего рода тоже. Я имею в виду греческую операцию НКВД 1938 года на Украине, когда погибло и было сослано в лагеря восемь моих родственников по отцовской линии.
Выселение (депортация) это не исключительно советский уникальный опыт. Например, во время Второй мировой войны американцы двести тысяч японцев, живущих в США, перекинули с восточного на западный берег континента, англичане тоже всех немцев отправили в Америку. Подобная репатриация естественна для тяжёлых времён. Кстати, при наполеоновском нашествии предусмотрительный губернатор первопрестольной граф Ростопчин переселил на Волгу многих французов и немцев, шведов – жителей Москвы. Превентивные меры сработали: Наполеону не из кого было создавать своё правительство.
B. C. В СССР эти народы переселяли не просто из-за того, что они могли как-то помогать врагу, а за то, что они били в спины нашим воинам, воевали с оружием в руках на стороне врага, зверствовали над пленными на временно оккупированных врагом территориях. Единственное, я не знаю, числилось ли что-то подобное за поволжскими немцами?
А. П. Так уж устроен человеческий род, что при изменении ситуации кинжал в спину получали многие, так мстя за причинённые им беды. Немцы, которые жили в Украине около двухсот лет (их предков спасла Екатерина Великая от голода и нищеты, выделив для переселения 20 миллионов золотых рублей – огромные деньги по тем временам), тут же перешли на сторону гитлеровцев, как только те заняли украинские земли. Предвидя будущую трагедию, официальные люди в Кремле сделали такую провокацию. Они на самолётах выбросили в Поволжье два десанта наших солдат в фашистской форме. И поволжские немцы их встречали с радостью, стали записываться в их батальоны. Представьте, что было бы во время Сталинградской битвы, если бы эта республика восстала и перерезала пути снабжения наших войск. Я читал документы о всех этих событиях. Они свидетельствуют о том, что целые народы выселялись за двое-трое суток. Если бы их выселяли насилием, то мы бы завязли в кровавых разборках. Но была проведена разъяснительная работа среди духовных и административных представителей этих народов, и уже они доносили до своих соплеменников мысль о жестокой необходимости переселения. Мой друг, выдающийся ингушский поэт Сайд Чахкиев доверил мне перевести свой цикл стихотворений о депортации своего народа. В стихотворении «Говорят, что и металл устаёт…», посвященном мне, он пишет о своей жизни в казахских степях:
Слабее травинки качалась душа,
Вот-вот… не протянет и часа.
Кто мог поддержать и спасти малыша?
И всё ж, я живу – значит спасся.
И в том мне помог мой родимый язык,
Дарованный каждому свыше.
Судьбе благодарен я, что не поник,
Во всех испытаниях выжил.
Так же прошло и моё детство – только в оккупации по законам хищной войны.
B. C. Вам приходилось встречаться с Кайсыном Кулиевым?
А. П. Многажды. У нас были очень хорошие отношения. Когда я работал в журнале «Москва», то не раз публиковал его поэзию, но стихи его не переводил. Когда отмечали девяностолетие Кайсына Шуваевича в Кабардино-Балкарии, я попросил Хасана Тхазеплова, талантливого кабардинского поэта, найти неопубликованные на русском стихи Кайсына Кулиева. Так мне в руки попало стихотворение, которое в оригинале называлось «Облачко Лермонтова». Написал его Кайсын будучи в ссылке. Это одно из молодых стихотворений Кулиева, но очень интересное. Учитывая опыт поэта, зная его биографию, я попытался передать любовь поэта к родной земле. Вот какими нежными словами заканчивается это дивное стихотворение:
По гребням гор взлетаешь к солнцу смело,
В небесный путь усталого маня…
И в чёрный день ты оставайся белой,
О, тучка Лермонтова – песнь моя!
К сожалению, стихотворение это мало известно на балкарском языке, а на русском публиковалось только в журнале «Литературная Балкария». Кстати, я имел честь знать друга Кулиева – замечательного кабардинского поэта и прозаика Алима Пшемаховича Кешокова. Ещё в 1974 году я оказался с ним в одной поездке. Крупный государственный деятель, знаток арабской культуры, в тот момент Кешоков был председателем Литературного фонда СССР, то есть руководителем целого министерства духовности, причём очень богатого. В поездке по западносибирским военным частям мы лучше узнали друг друга. А вскоре я понял, какой он благородный человек. Когда мы вернулись в Москву (а жил я тогда трудно, перебивался редкими гонорарами), вдруг через какое-то время мне звонят из Литфонда и предлагают зайти и получить деньги – двести рублей. По тем временам очень приличная сумма. Я спрашиваю – за что? Мне отвечают: «Алим Пшемахович распорядился». Оказывается, он, не говоря мне ни слова, выписал эти деньги как материальную помощь, хотя я тогда ещё не был членом СП СССР. Конечно, такое не забывается.
Так вот, Кулиев и Кешоков во время войны служили в одном полку. И когда Кулиев был тяжело ранен, то Кешоков вытащил его с поля боя. И ещё любопытная деталь о Кулиеве. Орден Красной звезды, заслуженный в сражении, Кайсыну Шуваевичу должен был вручить лично генерал. И когда назвали его фамилию, он вышел из строя и сказал, что не может принять награду, потому что его народ сослан в Сибирь. На что генерал сказал: «Мы же не вашему народу вручаем этот орден, а лично вам за ваше мужество». И тогда он принял этот орден. Интересная деталь биографии, правда?
