class="p1">Согласно своему накопительскому способу власти, Андропов начал исподволь подчинять себе республики, действуя через своих ставленников — бывших офицеров КГБ. В результате к концу 70-х годов он ориентировался в общей политической и экономической ситуации страны намного лучше не только Брежнева, но и всего Политбюро совокупно. Андропов пробовал, и не раз, расширить свои приобретения внутри Советского Союза. Он явно покушался на третью кавказскую республику. По готовым образцам Грузии и Азербайджана провел там — с армянской ветвью КГБ — МВД — всю черновую работу для подготовки полицейского переворота.
И когда в конце 1973 года в ереванской центральной газете появилась статья, с неслыханной откровенностью и прямотой обличающая “моральное разложение", размах преступности и процветание коррупции в республике, — это было началом кампании по устранению старого руководства в Армении. Но тут уже Брежнев воспротивился решительно.
Андропов покушался на Армению для полноты схемы “захвата Кавказа", и всех трех закавказских республик. Но с Арменией не вышло, и эта единственная, выпавшая из схемы республика долго раздражала его педантичное воображение, страсть к скругленным концовкам, пожизненную тягу к бюрократической галочке в исходе проведенного мероприятия. В прочем, ему оказалось достаточно и двух республик. Схема полицейского переворота под видом борьбы с коррупцией отработана в них до совершенства, с уточненными подробностями и запасными ходами. Оставалось только перенести ее на всесоюзную арену.
Самый ценный опыт, который Андропов извлек из закавказских репетиций, — открытие универсального оружия в борьбе с политическими соперниками. Опираясь на силы госбезопасности, он мог теперь использовать обвинение в коррупции — когда уязвим любой партийный функционер — в качестве предлога для устранения конкурентов, как это проделали в обеих республиках его ставленники Алиев и Шеварднадзе. Но в отличие от них у него не было высокого покровителя. Ему приходилось действовать исключительно на свой страх и риск.
Глава пятая
БОРЬБА С ДЕТАНТОМ И ДИССЕНТОМ
Насколько удачно складывались дела Андропова на Кавказе, где ему удалось посадить своих людей во главе Грузии и Азербайджана, а заодно проверить методы полицейского захвата власти и полицейского управления — как бы два микрокосма, подчинявшиеся тем же законам, что и макрокосм, в который они входили, — настолько вяло, в полном несоответствии с его энергией и сосредоточенностью текли “труды и дни“ в самой Москве в начале 70-х годов. Формально давая его деятельности широкий масштаб, столица на самом деле всячески ограничивала ее, сужая обязанности, а значит, и возможности. В 1973 году Андропов, правда, вместе с министрами обороны и иностранных дел введен в состав Политбюро. Впервые с расстрела Лаврентия Берия кремлевские вожди решились ввести председателя Комитета государственной безопасности в высший орган власти на равных с собою правах: такое Андропов внушал им теперь доверие и такую они испытывали в нем теперь нужду. Еще через год, когда Андропову исполнилось 60 лет, он, как и полагалось члену Политбюро, получил высшую награду — золотую медаль Героя Социалистического Труда и орден Ленина. На торжественной церемонии в Кремле 24 июня 1974 года, прицепляя к лацкану пиджака Андропова оба почетных знака, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Викторович Подгорный сказал: “Вот уже более семи лет ты возглавляешь Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР. Я уверен, что выражу общее мнение всех нас — членов Политбюро, если скажу, что твоя работа по руководству Комитетом отвечает требованиям партии". Здесь, собственно, и крылось главное противоречие: отвечая требованиям партии, Андропов далеко не удовлетворял ни собственных требований, ни собственных амбиций.
В начале 70-х годов благодаря инициативе западногерманского канцлера Вилли Брандта с его “остполитик" и американского государственного секретаря Генри Киссинджера Кремль пошел на разрядку отношений с Западом. Теплые ветры детанта действовали на КГБ разрушительно, как на снежную бабу: организация, набравшая было силу после оккупации Чехословакии, обрекалась международными условиями на сдержанность, если даже не на безделье в пределах Советского Союза.
Это с удивительной быстротой дошло до сознания нескольких десятков московских интеллигентов, которые под защитой детанта и Хельсинкских соглашений между Западом и Востоком развернули правозащитную деятельность, полагая, по-видимому, что оцепенение карательной организации — явление уже постоянное, нечто вроде старческого паралича. Отсюда некоторое романтическое легкомыслие диссидентской пантомимы, которая спустя несколько лет закончилась трагически. Окончательный разгром диссента в СССР произошел после прихода к власти в США администрации президента Картера, который, отказавшись от детанта, лишил советских диссидентов их единственного щита от всесильной организации Юрия Андропова. Советские диссиденты были детьми детанта и погибли вместе с ним, погребенные под его развалинами. Но пока что, в первой половине 70-х годов, чтобы хоть как-то сбалансировать в разгар детанта этот временный и вынужденный простой, КГБ было позволено активизировать деятельность за границей.
Помимо служебного рвения и высоких амбиций, Андропов внес в работу Комитета государственной безопасности новые, профессиональные и современные методы. Этому отчасти способствовало его тесное сотрудничество с Кимом Филби, офицером британской разведки, который работал на КГБ и за несколько лет до назначения Андропова руководителем тайной полиции бежал в Советский Союз. Именно Киму Филби обязан Андропов вестернизацией возглавляемого учреждения, а возможно, и лично себя самого. Насколько велик был вклад Филби в советский шпионаж в англоязычных странах, можно судить по заметному снижению его качества после того, как перебежчик отошел от дел и вышел на пенсию. Филби не был незаменимым, но он человек незаурядный, высокоодаренный, а это редкость в любых бюрократических системах, не только в КГБ. Имеются сведения о личной дружбе Филби и Андропова, но у нас нет возможности их проверить, да это и не так важно. Важно, что англичанин Харольд Ким Филби был личным советником председателя Комитета государственной безопасности, и это отразилось на качестве работы КГБ за границей.
А организация требовала безотлагательных реформ, чтобы привести ее заграничный механизм в соответствие с мировыми стандартами. Советский Союз мог себе позволить роскошь отставать от Запада в сельском хозяйстве, в медицине, в качестве одежды и обуви, в электронном оборудовании, даже в военной технике, но только не в механизме шпионажа, благодаря которому и должно было нагнать Запад в тех областях, где СССР отставал. То электронное оборудование, к примеру, которое Советский Союз не был способен произвести сам, он мог выкрасть у соперников, что обходилось обычно дешевле и проще. Промышленный и технологический шпионаж при Андропове поднялся на небывалую еще в СССР высоту. По остроумному замечанию Эдгара Беста, директора отделения ФБР в Лос-Анджелесе, “фактически мы буквально ведем научную гонку сами с собой. Мы изобретаем, а они воруют".
Вездесущие андроповские агенты искусно пользовались открытостью западных демократий, доступностью научной
