как свеча
в беспредельной молельне,
сердцевина горит,
оплывая
не воском,
а кровью моей.
Подноготная власть
женской силы —
от пылкого вздоха
умирать,
воскресать незаметно,
бессчетно на дню.
Очень странно,
неужто
становимся вязом-рассохой
на едином стволе,
на одном глубочайшем корню?
А она —
над снегами подснежник!
И вот постепенно
из-под кисти снующей
уже проступают уста...
нежный,
ласковый всполох,
томленье,
и вдруг перемена, — переходит
в блистанье искусства сия нагота.
Соучастие двух.
Я молчу,
прячу радость и лихо.
И я слушаю
долгий и вечный,
земной и грудной,
завлекающий, стонущий
голос ночной соловьихи:
это ты,
это ты,
это ты,
ненаглядный ты мой...
ОЛЬГЕ
Как сладкий сон на рассвете,
как радостная волна,
как в море попутный ветер —
ты мне нужна.
Как озими — солнце в небе,
как соколу — вышина,
как мёд цветов, что целебен,-
ты мне нужна.
Как стлань в пути по трясине,
как музыке — тишина,
как ширь языка России —
ты мне нужна.
Как яхонта излученье,
как праздничный звон вина,
как вечное вдохновенье —
ты мне нужна.
Мне так тебя недостает,
что, кажется, я упаду до срока,
как дерево, лишенное щедрот
земли, ее живительного сока,
что из души ушло тепло,
в ней — пустота — и мысль любая канет,
как будто время выгрызло дупло,
беда подует — и меня не станет...
КОНЦЕРТ ЕЛЕНЫ ОБРАЗЦОВОЙ
Я морем был,
вечерним морем был,
кругом меня вздымалась пена рук,
я вслушивался,
вместе с бурей плыл,
а голос пел о горечи разлук.
А голос пел,
он в сердце мне вплывал,
негаданно звучал,
мерцал, как зной,
пронизывал консерваторский зал —
и вырывался на простор земной.
А сцена наплывала кораблем.
Сиянье
горделивой головы.
Дымилось платье на ветру крутом.
На ростре — впереди стояли Вы.
И поднимали волны синевы,
так мнилось,
палубу и вихорь следа...
Рояль звучал, и пели Вы,
Самофракийская Победа!
***
Однажды степь умерла.
Погасли цветы и бежали звери,
над черствым пространством серая мгла,
в ней горе невидимо, скрыта потеря.
Сгинули
мчащиеся ястреба,
озер камышовый и синий трепет,
воздух, пересыпающийся, как пепел,
в солнечной дрожи хлеба.
Сгинуло
пиршество летней поры,
эхо не движется над равниной,
ни ястребиной брачной игры,
ни переклички перепелиной.
Ах, под солнцем вилась кутерьма,
ликовала, светилась тут самая малость...
Не приложу ни рук, ни ума —
куда это все девалось?
Выгорело?
Выморозили внезапно ветра?
От радиации мертвым стало?
Ни полымя перекидывающегося пала,
ни гололеди,
ни взрыва атомного ядра...
А степь умерла.
Только зренье моё, наподобье сверла,
к горизонту тропу всё сверлило, сверлило,
а по ней в платье ситцевом, тепла и смугла,
она, не оглядываясь,
навсегда уходила.
Николай Переяслов ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
"СЕВЕР", 2002, № 1+2+3
Самый "горячий" материал номера — это, на мой взгляд, довольно обширная беседа журналистки Людмилы Антиповой с Львом Гумилёвым и Дмитрием Балашовым, помещенная под названием "В какое время мы живем", и примыкающая к ней статья заслуженного врача Карелии В.В. Мальцева "Что век грядущий нам готовит?", в которой он на основе гумилевской теории этногенеза судит о нашем прошлом, настоящем и даже пытается заглянуть в будущее. В частности, размышляя над таким важным для всех нас вопросом, как то, случайно ли почти в одночасье рухнул создаваемый в течение семи десятилетий социалистический строй, он пишет: "Этнос, как человек, — рождается и взрослеет, живет и умирает. Жить он стремится как можно дольше. Однако продолжительность и качество всей жизни и особенно созидательных периодов и этноса, и человека зависят от многих условий, в частности от состояния здоровья. Наш этнос с самого начала своей жизни оказался больным очень тяжелым и опасным заболеванием, которое называется культ личности". Именно это заболевание, на взгляд Мальцева, и оказалось губительным для нашего этноса, ибо оно "характеризуется не только тем, что разрушает организм в самый активный период жизни, но и тем, что способно давать метастазы и рецидивы, то есть ведет себя как злокачественная опухоль, от которой очень трудно избавиться..."
Опасность культа личности, говорит автор, начинается с подбора кадров по принципу верности руководителю, а не делу или идее. "Это одно из наиболее злокачественных проявлений эгоистической этики, особенно во время фазы пассионарного напряжения — самой созидательной фазы этногенеза". И если сегодня на первый план не выйдут пассионарии-созидатели, то "гибель этноса (государства) неотвратима", — утверждает он.
Из других материалов номера мне запомнилось интервью Василия Иванова с правнуком Ф.М. Достоевского Дмитрием Андреевичем Достоевским, сквозь рассказ которого о своей жизни то и дело просвечивают знаки Божьего промысла. Не случайным видится его путь от неверия — к Богу, в результате которого он открыл для себя (да и для нас тоже) спасительную жизненную формулу: "Когда тебе худо — помогай другим, и тебе самому станет легче".
С интересом читается также разговор Геннадия Сазонова с Юрием Кублановским и статья Андрея Рудалёва "Еще раз о современной литературе", продолжающая разговор, начатый мною самим в статье "Русская литература на перепутье" ("Север", 2001, № 1-2). Оба эти автора убеждены, что "в России пока культурной энтропии не наблюдается — Поэзия есть" (Ю. Кублановский), и что "нужна не модернизация материала, а возвращение к прежнему пониманию самого слова "литература": не забава, не шахматная партия, не игра в деньги с меченой колодой карт, но по-настоящему серьезное дело, способное изменить весь облик как настоящего, так и будущего..." (А. Рудалёв).
"НЕВА", 2002, № 5
С удовольствием встретил в журнале подборку стихов Нины Королёвой, книгу которой "Окно в ночи" я только что прочитал. Люблю, когда поэт не боится оглядки на чье-то мнение, когда он смело говорит о том, что у него в душе: "Если б снова мне право выбора / Предоставил Господь, любя, / Мне б дорога иная выпала: / Я не выбрала бы тебя..." или: "Нельзя отправиться беглянкой / В Висбаден с форсом. / Нельзя быть бывшей россиянкой, / Как бывшим фоксом..."
Как старому другу обрадовался я и встрече с незатейливо-ироничным рассказом Дмитрия Каралиса "Космонавт". Я не так давно открыл для себя этого прозаика, прочитав в журнале "Звезда" его повесть "Роман с героиней", и теперь с интересом слежу за появляющимися в печати его произведениями.
Ну и, конечно же, нельзя обойти молчанием основательную статью Владимира Кавторина "Столетний спор: кто же все-таки погубил Россию?", в которой автор исследует историческую роль славянофилов в судьбе нашей страны. Разбирая всевозможные оценки их взглядов, он сетует на то, что "гениальные догадки Данилевского не были услышаны", и делает вывод о том, что "пока серьезное обсуждение пройденного пути и сформировавшегося на этом пути народного менталитета мы будем подменять бессмысленными и беспощадными обвинениями "русофильствующей" или "русофобствующей" интеллигенции в том, что она-де и "погубила Россию", наши метания от надежды к отчаянию будут — увы! — неизбежны и, что еще хуже, бессмысленны".
