— А в «Сибнефти» у вас сколько процентов?
— Акциями «Сибнефти» владеют некоторые структуры «ЛогоВАЗа », и структура собственности в «Сибнефти» не сложилась еще.
— Ну а порядок?
— Я думаю порядка 7 процентов. Но я хочу сказать, что я с 1996 года бизнесом не занимаюсь, и это правда. Это совсем не означает, что я подарил кому-то свои акции. Я передал их в управление, они хорошо очень управляются.
— Без вашего участия?
— Без моего участия.
— Но вы одобряете решение «ЛогоВАЗа» об экспансии в алюминиевую отрасль?
— Вы знаете — можете верить, можете не верить, — меня не было в России, мне позвонил Бадри Патаркацишвили, который управляет в том числе и моими интересами, и сказал, что вот сейчас произо-
шла некоторая сделка. Поставил меня в известность и спросил, как я к этому отношусь. Я говорю: «Это будет приносить деньги?» Он говорит: «Будет приносить деньги». Я говорю: «Отношусь положительно ».
— А вы считаете, что это будет приносить деньги?
— Безусловно. Но более того, я не только этими категориями рассуждал. Я считаю, что монополизация очень полезна сегодня для России. Объясню почему. Конкурировать сегодня на мировом рынке в условиях, когда появились крупные транснациональные монополии, России не удастся. Конкретный пример — алюминий. Есть компания Alcoa, которая продает на рынке 3 миллиона тонн. И были раздробленные российские компании, которые абсолютно не могли участвовать в процессе формирования цен на рынке. Сегодня ситуация совершенно другая. Вот я сейчас был в Штатах и в Берлине, и мне все задавали вопрос про алюминий, так озабоченно: а что это означает, а что будет дальше? Я понимаю эту озабоченность. Или: не считаете ли вы, что это монополизация? Считаю, что монополизация.
— Но как же? Я говорю: а как MacDonald Douglas объединился с Boeing? Это не монополизация? Их всего две компании на рынке осталось сегодня — Boeing и Airbus. Это что — не монополизация? А нам так нельзя, да? И я вижу еще один положительный фактор в этой алюминиевой сделке — большие деньги вложены в нашей стране. То есть люди, которые живут здесь, могли бы купить активы за рубежом, а приобрели их в России — вот это важно. Более того, эта сделка — одна из самых чистых: одни продали другим, одни заплатили деньги другим.
—А сколько заплатили?
— Вот это вопрос, на который я ответ дать не смогу. Это является коммерческой тайной.
— Те, кто управляет вашей собственностью, будут пытаться скупить дополнительные активы в алюминиевом секторе?
— Если будут считать, что это выгодно, — будут скупать; если будут считать, что невыгодно, — не будут. Это люди абсолютно профессиональные. В настоящий момент мне ничего неизвестно о каких-то планах в этом направлении.
— Если это чистая сделка, почему надо было проводить ее через оффшоры?
— А это просто механизм такой, который позволяет уходить от налогов и решать другие, чисто финансовые вопросы из-за несовершенства законодательства. Не надо пытаться быть альтруистом.
Бизнес альтруизма не подразумевает. Благотворительная деятельность, связанная с бизнесом, подразумевает альтруизм. Все происходит в рамках рационального поведения: выгодно вот так — и будут поступать только так, и это законно. Я за то, чтобы менялись законы, если это в целом окажется выгодным обществу. note 23
— А вы совсем не планируете вновь заняться бизнесом?
— Может быть, но маловероятно. Хотя есть у меня один проект, он связан с Интернетом, но сейчас я не буду о нем говорить.
— Почему такой выбор?
— Сам я пока Интернетом пользуюсь не очень активно и собираюсь ближайшие месяцы посвятить изучению того, чего не знаю. Но вот недавно был в Нью-Йорке, Берлине, Лондоне: так все, с кем общался,
— бизнесмены, политики — не говорят ни о чем, кроме как об Интернете. Вообще, никто ничего иного не обсуждает. Я считаю, что это абсолютно новое качество всего человечества. Больше всего обсуждаются коммуникации, доступ к информации, а с моей точки зрения, основной бум, который Интернет вызовет в ближайшие 2—3 года,
— бум в области научного знания. Задача любой науки — собирание фактов, их классификация. А Интернет — это огромное количество фактов, которые можно автоматически анализировать. Нас ожидает безусловный всплеск научных открытий, и мир абсолютно непредсказуем в этом смысле на ближайшие годы.
29 июля 2000 г. Известия, Москва
БОРИС БЕРЕЗОВСКИЙ: НАШИ ОЛИГАРХИ
В БОЛЬШИНСТВЕ ЗАЙЧИКИ
Бориса Березовского не было на встрече с президентом Путиным, хотя совсем недавно именно его имя было символом влияния крупного
капитала на власть в России. Уходят ли одновременно с политической
арены сам Березовский и институт влияния олигархов на Кремль?
Об этом с Борисом Березовским беседует независимый журналист
Евгения Альбац.
Корр.: В ноябре в интервью вы сказали: Путин — это «тот человек, при котором я не просто мог бы жить в России, но еще мог бы быть полезным ». Теперь, после того, что уже произошло в последние месяцы, считаете ли вы ваши инвестиции в Путина правильными? БЕРЕЗОВСКИЙ: А что вы называете «инвестициями в Путина»?
— Когда-то вы сказали, что в России лучшие инвестиции — это инвестиции в политику.
— При этом я абсолютно четко оговорился, что я имею в виду прежде всего интеллектуальные инвестиции. Да? Они есть самое ценное, что мы можем вообще инвестировать.
— Конкретно вы говорили так: «Я действительно считаю, что лучшие инвестиции сегодня в России — это инвестиции в политику».
— Так вот, я уже отвечал на этот вопрос. Путин, который был до выборов, и Путин, который после выборов, в глазах многих сильно различаются. Однако, отвечая на главный вопрос, за кого бы я голосовал сегодня, я отвечаю: я и сегодня голосовал бы за Путина при том составе претендентов, который был. Изменилось ли что-нибудь
для меня в понимании Путина? Безусловно, изменилось. При этом я хочу сразу сказать: я не считаю то, что происходит с группой «Медиа– Мост», наездом на СМИ. Группа «Мост» хотела занять нишу политическую не через парламент, не через выборную систему, а через те материальные ресурсы, которыми она обладает. И власть поступила совершено корректно, когда оказала ей сопротивление. А вот технология плохая. И я тоже об этом говорил. Я вообще считаю, что мы должны провести амнистию на все, что происходило до определенного момента времени.
-Как?
— Если сегодня виртуально взять тех, кто сидит в Кремле, и опустить на землю, а тех, кто не победил на предыдущих выборах — Лужков— Примаков, — посадить в Кремль, то я уверен: если бы они захотели, то совершенно спокойно могли бы пересажать всю нынешнюю кремлевскую администрацию. И никаких проблем с этим не возникло бы. И именно поэтому я говорю, что если мы хотим жить дальше нормально, то мы должны сделать то же, что в свое время было сделано как подведение черты под советской властью,
— когда было принято мудрое решение не оглашать списки КГБ. Объясню почему. КГБ был становым хребтом в том государстве, и практически любой человек, вольно или невольно, — подавляющее большинство сотрудничало с КГБ.
Я был ученым и ездил за границу и, как все советские ученые, после командировки писал отчет о командировке — на каких докладах был, какие научные разработки видел. И что, я не понимал, куда эти мои записки идут? Конечно, в КГБ. И меня тоже в этом смысле можно было бы обвинить. И здесь такая же история. Здесь надо подводить под этим черту.
Теперь о переделе собственности. Я не вижу, чтобы Путин стимулировал передел собственности. Просто Путин сделал шаг не очень адекватный. Он одновременно противопоставил власть и бизнес– элитам, и политическим элитам и именно поэтому вызвал какой-то резонанс. Я еще раз говорю, что я не вижу в действиях Путина ни зажима СМИ, ни попытки переделить собственность.
— То есть вы по-прежнему считаете, что Путин либеральный политик?
-Да.
— Тогда в чем суть вашей оппозиции к нему?
— Суть оппозиции — принципиальная оппозиция власти вообще. Задача тех, кто действительно хочет видеть Россию нормальной страной, — это не дать власти безграничных пределов. То есть огра-
ничить власть. При этом я считаю, что есть все предпосылки создать конструктивную оппозицию, которая будет усиливать власть по существу. Потому что власть должна будет думать, как поступать, а не поступать бездумно, как сейчас. Я говорю, что дело же не в Путине. Меня все время смущает, что во всех анализах даже серьезных изданий, серьезных людей, выяснение личной мотивации политических лидеров превалирует над попыткой понять политический процесс… Путин, с моей точки зрения, совершил три стратегические ошибки за короткое время. Первая — это Чечня. Однозначно стратегическая ошибка. Вторая — пакет законопроектов. Третья — взаимоотношения с элитой.
