Право на амнистию является, безусловно, самым замечательным атрибутом верховной власти, и никому оно лучше не подходит как Вашему императорскому величеству – образцу доброты и справедливости.
Проявив всю силу и мощь, чтобы сразить врага, вы решили воспользоваться своей победой, Государь, для того, чтобы протянуть благодетельную руку несчастным, и ваше доброе сердце не будет удовлетворено, если наказание некоторых жертв омрачит радость предоставления общего прощения.
Вот почему мы считаем, что отдельные исключения в акте об амнистии не отвечают благородным целям Вашего императорского величества и могут испортить впечатление, которое амнистия должна произвести во всей Европе.
В середине этой беспримерной войны, когда результаты ее были еще далеки и неопределенны, литвины, покинутые своим государем и его армией, оказавшись во власти могущественного врага, который помимо обольщения, прибег к угрозам и террору, пошли на уступки, одни – ведомые надеждой, другие – из чувства страха.
Независимо от чувств, которыми руководствовались те или иные люди в каждом отдельном случае, думаю, нельзя классифицировать ошибки, в которых их обвиняют, прощая одних и наказывая других, без риска проявить несправедливость.
Если объявлять амнистию на основе одобренных Вашим императорским величеством благородных и справедливых принципов тем, кто пошел на военную и гражданскую службу во время французской оккупации, то как отказать в ней тем, кого обвиняют в выступлениях и распространении прокламаций против российского правительства или священной особы Вашего императорского величества?
В любой стране найдутся экзальтированные головы и фанатики, и именно к сему классу людей следует относить тех, кто посмел осквернить свой язык или перо агрессивными высказываниями в адрес лучшего из правителей. Но захочет ли Ваше императорское величество наказывать тех, кто проявил неуважение лично к нему, простив при этом тех, кто взялся за оружие и направил его против России?.. Убежден, что сие не входит в Ваши намерения. Ничто не заставит меня усомниться в том, что, несмотря на все представления в адрес Вашего императорского величества против литвинов, Вами будет подписан акт об амнистии без клеймения их национального характера, без преувеличения их вины и без каких-либо исключений. Сия амнистия будет представлена в виде, вызывающем уважение, восхищение и признание, и на ней будет лежать отпечаток характера ее августейшего автора, умеющего не только побеждать, но и прощать.
Амнистия будет живо прочувствована и по достоинству оценена чувствительными душами, впавшими на короткое время в заблуждение. Она покроет позором тех немногих, кто мог неправильно судить о своем Государе! Она пробудит в них угрызения совести и подтолкнет к искреннему раскаянию.
Сей акт пробьет Вам дорогу в герцогстве Варшавском, где все жители с нетерпением будут ждать великодушного победителя, и в то время, как победоносные войска будут громить армию Наполеона и освобождать большие территории, акт об амнистии все еще будет оказывать свое воздействие: он покорит сердца жителей многих стран и искренне привяжет их к Вашему императорскому величеству.
Я буду считать лучшим днем в своей жизни тот, в который увижу подпись Вашего императорского величества под сим торжественным манифестом. Сей акт об амнистии можно по праву считать исключительно Вашим творением, Государь! Я разделю энтузиазм своих соотечественников и стану свидетелем искренней радости благодетельного государя, чьи чувства мне известны как никому другому.
Объявление акта об амнистии я рассматриваю как предвестник выполнения крупных планов Вашего императорского величества, кои должны определить судьбы поляков. Поливая благодарными слезами руку, раздающую и распределяющую милости и блага, я с уверенностью могу сказать, что двенадцать миллионов поляков, обязанных возрождением их отечества Вашему императорскому величеству, смогут своей преданностью заставить забыть ошибки и вину некоторых из своих соотечественников.
Я и т. д. и т. д.»
Это последнее письмо я написал императору перед его отъездом к армии. Он выехал из Петербурга 7(19) декабря 1812 года и прибыл в Вильну 10(22) декабря. Здесь 12(24) декабря был опубликован акт об амнистии, а его чтение на заседании общего собрания Сената в Петербурге состоялось 17(29) декабря.
Накануне своего отъезда из Петербурга император пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Я надеюсь, что вы довольны актом об амнистии … Я уезжаю из Петербурга, но мы скоро увидимся … Бог благословил наше оружие … Я еду к армии. Вы можете представить себе, что сейчас я не могу думать ни о чем другом, кроме того как правильно воспользоваться нашими успехами. Как только наши войска займут герцогство Варшавское, и мы не будем опасаться возвращения Наполеона, я сдержу свое обещание и буду думать о том, как восстановить Польшу. Вам известны мои намерения по этому вопросу. … В ближайшее время я намерен призвать вас к себе … А пока прошу вас довериться мне и потерпеть».
Эти слова были сказаны для моего утешения, и последовали они почти сразу после подписания акта об амнистии, который стал свидетельством благодетельных намерений императора по отношению к моим соотечественникам.
Однако Александр уехал из Петербурга, не оставив никаких распоряжений относительно г-д Томаша Вавжецкого, князя Ксаверия Любецкого, графа Людовика Плятера, виленского маршалка Казимира Сулистровского и минского маршалка Рокицкого – членов назначенного императором комитета по распределению поставок для армии. Все они получили приказ следовать за императором из Вильны в Петербург.
Каждый из них хотел как можно скорее вернуться к семье, в свои поместья, которые были почти полностью разрушены за время войны. Однако на их просьбы о роспуске комитета по причине оккупации Литвы и освобождения от обязательства оставаться в Петербурге, правительство никак не отвечало, ожидая распоряжения Его Величества. В конце концов, министр полиции Балашов передал им от имени императора разрешение покинуть Петербург и вернуться в Литву.
ПРИЛОЖЕНИЯ К КНИГЕ ДЕСЯТОЙ
ЗАМЕТКИ
О ЛИТВЕ И ЛИТВИНАХС ответом на вопрос: почему Наполеон считал, что жители этой провинции по сравнению с жителями герцогства Варшавского менее доверчивы, более холодны и проявляют меньше желания сплотиться вокруг него?[124]
Прежде, чем ответить на вопрос, вынесенный в заголовок этой главы, который я много раз и в разное время слышал от французов, хотелось бы, приведя некоторые сведения об этой стране и ее народе, рассеять заблуждения тех, кто знает Литву лишь как антипод Польши и говорит о литвинах как об отличной от поляков нации.
Не существует, безусловно, видимой разницы между поляками и литвинами, и в первую очередь это относится к классу дворянства, которое, так сказать, является костяком нации. Однако не следует думать, что только в период объединения двух стран литвины смогли добиться самых больших своих достижений в истории северных стран и заслужили репутацию храброго, предприимчивого и любящего свою страну народа, которая никогда и никем не ставилась под сомнение.
Чтобы дать некоторое представление о Литве и ее населении, месте этой страны в прошлые столетия, приведу несколько отрывков из Мальтебруна – автора, вызывающего большое доверие у иностранцев своими обширными познаниями в области истории и географии, а также глубокими исследованиями, которым он предавался с большим усердием и здравым суждением[125].
«Ранняя история литвинов остается крайне неясной. Похоже, что литовские и русские традиции противоречат друг другу, а их сближение происходит значительно позже периода становления этого народа.
Специалист по истории Литвы Koялович утверждает, что около 900 года на балтийском побережье поселились итальянские колонисты. Они принесли сюда некоторую цивилизацию, а вместе с ней обилие латинских слов, которыми так богат литовский язык. Этих знаменитых колонистов звали Палемон Либо, Юлиан Дорспрунг, Проспер и Цезарь Колонна, Гектор и Урсин Роза. Эти итальянские семьи дали начало нескольким суверенным династиям, которые правили собственно Литвой и Самогитией[126]. Представитель одной из них, Звибунд, в 1089 году опустошил Русь. Спустя столетие другой князь с таким же именем разбил поляков. В 1240 году, когда умер князь Рингольд, под его властью находились Литва, Мазовия, Подляшье, Черниговщина и другие русские провинции, а также Жемайтия и Курляндия.
Согласно русским летописям литвины поначалу располагали землями в Курляндии и Жемайтии, а также полосой земли к востоку от Жемайтии. Все остальное, что впоследствии войдет в Великое княжество Литовское, принадлежало Руси. Старейший русский летописец Нестор включает Литву в число провинций Руси, а Полоцк в число русских городов, который в 907 году великий князь Олег освободил от дани, выплачиваемой до этого греческим императорам. В конце десятого века Полоцк был резиденцией князя Рогволода, чью дочь Рогнеду захотел взять в жены киевский великий князь Владимир. Поскольку полоцкая княжна отказала Владимиру, тот пошел войной на ее отца, захватил столицу, убил князя и двух его сыновей и силой овладел Рогнедой. От Рогнеды у него появился сын по имени Изяслав. Позже Владимир расстался с ней, но перед этим он восстановил Полоцк, куда и отправил Рогнеду вместе со старшим сыном Изяславом. Он уступил ей город вместе с зависимыми от него землями – отдельное княжество со столицей в Полоцке, которое включало в себя всю Литву до реки Неман, или Мемель, и большую часть Ливонии. Изяслав и его потомки владели этим княжеством вплоть до исчезновения рода в тринадцатом веке и образования Великого княжества Литовского, первым князем которого в 1235 году стал Рингольд. Согласно русским родословным книгам Рингольд ведет свой род от полоцких князей… Великие князья Великого княжества Литовского стали впоследствии хозяевами Полоцка и всех русских городов этого края.
