На самом деле, граждане Германии могли бы спокойно выбросить из головы все эти ухищрения и уловки. Существуют три простые мысли, которые они должны как следует усвоить и затем уже решить, устраивает их такое положение дел или нет.
1. Чрезмерные траты и привлечение кредитных средств, которые периферийные страны позволяли себе в прошлом, будут финансироваться из кармана Германии.
2. Сегодняшние чрезмерные траты и привлечение кредитных средств периферийными государствами также будут оплачиваться Германией.
3. Чрезмерные траты и чрезмерное привлечение кредитов, которые периферийные страны позволят себе в будущем, опять погасит Германия.
Даже если граждане Германии согласны на первое, а именно, списать значительную часть долга, причитающегося им от периферийных стран еврозоны, то соглашаться финансировать нынешнее расточительство периферии – это совсем другой коленкор. А уж соглашаться на то, что их подпишут на обязательство оплачивать излишества и мотовство периферийных стран еще и в будущем, – совсем не лезет ни в какие ворота.
Однако именно такой сценарий подразумевается фискальным союзом, если не будет установлен реально жесткий контроль за тратами и заимствованием средств всех его участников. Пускай немцы бросят долгий пристальный взгляд на Италию и хорошенько подумают, хочется ли им выступить в роли щедрого Милана по отношению к Меццоджорно в лице Южной Европы. Поистине эта картина достойна Дантова Ада.
Может, ответить налогово-бюджетными мерами?
Итак, требуется что-то предпринять, чтобы возродить экономику еврозоны. Весь вопрос в том что. Одна из возможностей для участников еврозоны – задействовать налоговое стимулирование или по крайней мере не спеша двигаться по пути дальнейшей налогово-бюджетной (фискальной) консолидации. Но почти перед всеми участниками еврозоны и так уже воздвиглась серьезная фискальная проблема, поскольку и без того высокие показатели соотношения долга и ВВП возросли еще больше. Но даже если бы у стран – участниц еврозоны были развязаны руки, существуют четкие пределы того, что они могли бы предпринять. А руки у них как раз связаны. Свободу их действий ограничивают Пакт стабильности и роста и согласованные ими цели в области снижения бюджетных дефицитов. А за плечом у них маячит германское правительство, бдительно высматривая малейшие признаки ренегатства.
У самой Германии по контрасту с ними имеется обширное поле для маневра. В последующие несколько лет у Германии должен образоваться профицит структурного бюджета, и коэффициент ее долга (отношение долга к ВВП) сократится с чуть более чем 75 % ВВП в 2014 г. до менее чем 65 % в 2018 г. Более того, у Германии имеется настоятельная потребность увеличить государственные инвестиции. На сегодня они составляют, если брать процент от ВВП, всего-то 1,5 % – это меньше, чем у Италии и (что примечательно) у Великобритании.
И даже при этом шансы на то, что Германия пойдет на крупные налоговые послабления, довольно эфемерны. Отчасти проблема в том, что германские политики и высшие государственные деятели, судя по всему, не разделяют кейнсианский подход к совокупному спросу и явно предпочитают ему принципы Гладстона в части управления государственными финансами (ограниченные госрасходы, низкий уровень налогов и сбалансированный бюджет), а то и вовсе подходят к государственным финансам с такой же меркой, что и к финансам домохозяйства. Еще одна особенность германского менталитета кроется в убеждении немцев, что их страна должна взыскательно относиться к себе, потому что в противном случае государства более слабые дадут себе волю, их дефициты и долги взлетят к небесам, что дестабилизирует еврозону и, может, даже навяжет на шею Германии непомерные расходы.
Когда дело касается кейнсианских аргументов относительно совокупного спроса, тут же возникает впечатление, что Германия просто не уяснила себе их суть. Какие бы экономические трудности ни возникали, у Германии всегда ответ один – всем нам следует произвести болезненную структурную перестройку и туже затянуть пояса. Такой подход напоминает мне тех врачей, которые, когда приходишь к ним с вросшим ногтем, глубокомысленно рекомендуют тебе меньше пить и сбросить лишний вес.
Многие представители власти и германские экономисты свято верят – если все страны мира смогут следовать примеру Германии, то проблемы разрешатся и все будет хорошо. Во множестве отношений это, вероятно, так и есть, но только не в том, что касается положительного сальдо по текущим операциям. Но если где-то имеется избыток, то в другом месте непременно должен быть соответствующий дефицит. Следовательно, чтобы Германия могла наслаждаться своими избытками, кто-либо где-либо должен страдать от недостатков чего-либо.
Вот что заявил 20 мая 2010 г. в интервью газете Financial Times министр финансов Германии герр Шойбле:
Я услышал от Тима Гайтнера (министра финансов США), что Германия должна делать больше для обеспечения роста. Но я хочу задать вопрос: что конкретно необходимо осуществить, чтобы ускорить рост? Нельзя же ради этого наращивать дефициты. Это безумие. Я должен сокращать свой дефицит.
Именно это Германия и сделала. В 2013 г., как раз в то самое время, когда периферийные страны еврозоны отчаянно нуждались в дополнительном европейском спросе, Германии только и было хлопот, как бы еще больше ужать свой бюджет. Так что, хотя крупные фискальные послабления в Германии вполне осуществимы и желательны, надеяться на это решительно нечего.
И тут все взоры обращаются к ЕЦБ – Европейскому центральному банку. Перед лицом обстоятельств, какие сложились в еврозоне на сегодняшний день, классической (я не могу сказать ортодоксальной) англосаксонской реакцией было бы накачать систему деньгами. Проще говоря, центробанк скупает активы и платит за них свеженапечатанными деньгами. В простонародье эта стратегия так и называется, «печатать деньги», хотя в современном мире едва ли какие-то деньги в прямом смысле печатаются. Скорее, они формируются в электронном виде, поскольку центробанк кредитует продавцов ценных бумаг, увеличивая их депозиты, у него же и хранящиеся. По ходу таких операций баланс центробанка увеличивается.
Такая политика есть логическое продолжение попыток стимулировать экономику за счет снижения процентных ставок (то есть цены денег). К подобной политике обычно прибегают, когда ставки уже достигли нижнего предела и снижать их дальше не представляется возможным. Соответственно, центральный банк переключается с попыток регулировать цену денег на попытку регулировать их количество в экономике. По этой причине за данной политикой закрепилось общепринятое название количественного смягчения, или QE (это та же самая политика, за которую выступал Кейнс в 1930-х гг.; в те времена она называлась «операциями на открытом рынке»).
Такой стратегии придерживались Федеральная резервная система в США и Банк Англии в Великобритании. И ее же, хотя и нерешительно, проводил Банк Японии на протяжении последних 20 лет, а сейчас проводит уже безоговорочно в рамках «абэномики» (по имени премьер-министра Японии Синдзо Абэ). А вот ЕЦБ по большей части сторонился политики QE – до тех пор пока не объявил в январе 2015 г., что наконец-то введет ее. Причины такой нерешительности способны многое рассказать о самой природе европейского проекта – и о судьбе Евросоюза.
Как действует количественное смягчение
Количественное смягчение воздействует на экономику через целый ряд различных каналов. Во-первых, оно накачивает банки ликвидными средствами, на которых те не зарабатывают почти никаких процентов. В нормальных условиях банки постарались бы снизить объем имеющихся у них средств центробанка, предоставляя их в качестве кредитов, и в нормальных же условиях это по идее должно поддерживать возросший совокупный спрос. К сожалению, когда применяют количественное смягчение, это делается именно по той причине, что условия далеки от нормальных. И более того, условия могут быть до такой степени не нормальными, что банки почтут за лучшее сидеть на своих деньгах из страха, что если будут выдавать кредиты, то понесут убытки. (Подобное поведение банки уже демонстрировали в массовом порядке в США, Великобритании и Японии.)
Во-вторых, количественное смягчение, как правило, способствует повышению цены приобретенных активов и тем самым снижает их доходность. Это повышает уровень богатства и одновременно снижает стоимость денег.
В-третьих, количественное смягчение изменяет баланс инвестиционных портфелей, поскольку субъекты экономической деятельности обнаруживают, что в их портфелях средств центрального банка или их эквивалентов стало больше, а рисковых высокодоходных активов – меньше. Это должно побуждать их приобретать еще другие активы и тем самым рассылать импульс к расширению деловой активности в какие-то другие сферы экономики.
