Следующее письмо Валентина Викторовна получила 13.04.1994: «…целую неделю ждали мы приезда командира округа… Используют нас пока как дешевую рабсилу… Когда в части лазит кто-то из „шишек“, дают на обед плов и рисовую кашу, да и порции прибавляют. По праздникам обычно лимонад и кусочек пирожного (на два укуса)…»
Да, праздников наши солдаты явно не ощущают. И не только там, где служил Вася. Так во многих частях в России.
17 августа 1994 года тетя Валя получила еще одно письмо: «…целую неделю ждали мы приезда командира округа, навели идеальный порядок, но он так и не приехал. А завтра прилетает командарм, значит — всю ночь будем драить казарму (а может, с подъемом вместо зарядки)… Был в прошлое воскресенье в городе (первый раз за два месяца). Ездил вместе со Славкой. Мороженого, фанты объелись: молока теперь и то попить в радость, а котлет я уже восемь месяцев не видел. Эх, как домашнего хочется! Эта перловка с пшенкой, да овес уже в рот не лезут. Белого хлеба и масла уже тоже два месяца не видели (видимо, из-за полевой кухни). Зарплата улетает за три дня или за одно увольнение. Но это все ерунда, скоро домой приеду — оторвусь за весь год-то!!!.. Завтра суббота. ПХД[102]. Опять полы с мылом драить. А потом будем в нарды резаться или в шахматы играть: библиотека у нас прямо на этаже (4-м): письма строчить, а большинство — дрыхнуть (это теперь у меня любимое занятие после еды)… А ты, мама, не болей, постарайся меньше болеть и не переживай за меня, не надо…»
Оказывается, переживать за Васю стоило, так как его отправили в Чечню, где его ранило осколками мины в правое полушарие мозга, после чего он промучился пять с половиной лет и умер, не претворив свои мечты в реальность, не «оторвавшись» после армии и не построив дачу с баней. Последнее письмо от Васи пришло 26 октября 1994 года: «Здравствуйте дорогие мои мама, отец, дедушка с бабушкой и Оксана с Сашей. Извините, что так долго не писал, но так уж получилось. У меня все нормально. Живем с парнями весело. Сейчас я пишу из Черноречья[103], так как недавно нас отправили сюда на стрельбы и для повышения боевой подготовки. Сколько мы здесь пробудем, не знаю, может, месяц или больше, посмотрим. Потом поедем в Тоцкий, там более подготовленные полигоны и тренажеры. Вообще, будем стрелять и водить днем и ночью, бегать и так далее.
Постоянного адреса я пока дать не могу, так как мы будем ездить с места на место, и еще не знаю, вернемся ли в Чайковский.
Ну вот и все, надо идти на обед, а потом опять занятия. Как там дедушка, как мама? Не переживайте за меня — не надо. Поздравляю вас всех с Новым 1995 годом! Желаю вам крепкого здоровья, удачи, побольше смеяться и поменьше грустить, счастья и успехов во всем. Ваш сын Василий». На этом письма Васи и закончились, и начались страдания и горести Валентины Викторовны.
ВТОРАЯ ПОЕЗДКА НА ВОДНЫЙ
Через неделю я опять приехала в ставшее мне уже знакомым место, хоть и была я там всего один раз. Открыв калитку и постучавшись в дверь старого перекособоченного дома, я стояла и ждала, когда мне откроют дверь, и думала, как, не раня маму Васи, попросить сводить меня на могилу. Через несколько минут я стояла уже в коридорчике дома, где жил Вася с мамой после ранения. Маленькая комнатушка, желтые крашеные стены, черно-белый телевизор, диван, на котором сидит бабушка с внуком. В этой комнате, как ни странно, я сразу успокаивалась, отдыхала душой. Эти стены хранили в себе теплоту и ласку. Рассматривая еще раз Васины фотографии, я услышала вопрос тети Вали: «Где дядя Вася?» — спросила она сквозь слезы у внука, который держал дядину фотографию. На что малыш ответил с непонимающей улыбкой: «Дядя Вася улетел на небо», — и начал тыкать своим маленьким пальчиком вверх.
Наконец тетя Валя собралась, и мы пошли на кладбище. По пути мы продолжили разговор, и я узнала, как разворачивались события. Тетя Валя говорит, что про ранение Васи узнала через знакомую. Она сидела дома, ей позвонили в дверь. Вбежала, как сумасшедшая, женщина с газетой в руках и с криком: «Валя, посмотри, тут же Вася, твой сын!» И вправду, в газете было фото Васи. «Я не помню, что это была за газета, но оттуда я узнала, что Вася находится в Московском центральном военном госпитале. Там он пролежал четыре месяца, два раза был в реанимации», — вспоминает тетя Валя.
На следующий день тетя Валя и Васина сестра Оксана собрали вещи и поехали в Москву. Для каждодневного доступа к Васе сестра устроилась в госпиталь санитаркой. Когда женщины увидели Васю, он не был похож на себя. Перед ними лежал скелет со скрещенными на груди руками, глазами, смотрящими в никуда, открытым ртом[104]. Вася был парализован, у него была температура под 40, которую врачи не могли сбить. Сырые простыни, которыми накрывали Васю, высыхали за считанные минуты. Вообще, его можно было назвать «живым трупом». Врачи говорили, что он скоро умрет. Надежды никакой не было. Но мать не хотела терять сына, она верила, она надеялась.
С появлением мамы Вася стал поправляться, появились проблески в сознании, произошло настоящее чудо. Тетя Валя использовала только народную медицину: ягоды, травы и прочее. Врачи были шокированы тем, что не могли ничего сделать, а какая-то маленькая женщина за три дня просто оживила парня. Васина девушка тоже приезжала в Москву, долго плакала. Через небольшой промежуток времени Васю забрали домой. Его привезли в ухтинскую больницу, которая находится в Шуда-Яге. Там Васе поставили аппарат для санирования легких, для того, чтобы он мог дышать. Провели через нос трубку, с помощью которой его кормили, вводя в нее из шприца пищу. Он пробыл там до 15 сентября 1995 года. Там же дали свидетельство о болезни.
Взрыв на дороге из Грозного в поселок Горагорск. Чечня, 2004
Блокпост в окрестностях поселка Горагорск. Чечня, 2004
Наконец Васю привезли домой. Но и дома надо было продолжать лечение. Для этого нужны были большие деньги. Ничего не оставалось делать, как дать объявление в газету. На просьбу о помощи откликнулись многие…
«Много людей помогли деньгами и вообще моральной поддержкой. Писали в основном матери погибших солдат», — говорит тетя Валя.
Письмо от 20 февраля 1996 года: «Здравствуйте, дорогая Валентина. Пишет Вам незнакомая Вам женщина. Прочитала ваше письмо в „Семье“. Там много исповедей о тяжелой жизни, о трагических обстоятельствах. Так хочется Вам помочь. Ваша боль засела в душу, не дает покоя. Как Вы там? Как Ваш мальчик? Чем бы я смогла Вам помочь? Я так Вам сочувствую. Крепитесь и боритесь за сына. У меня двое сыновей, поэтому, наверное, мне Ваше горе так понятно. Как сделать так, чтобы наши „цари“ не делали „пушечным мясом“ наших сыновей? Напишите, пожалуйста, ответ. Жду. С уважением Лузвиянко Елена».
Писем приходило очень много, шли также переводы. Тетя Валя всем отвечала и всех благодарила.
31 января 1996 года пришел первый перевод от Галины Ивановны.
«Здравствуйте, уважаемая Валентина Викторовна! Я думаю, что, когда вы получили мой перевод в сумме 100 тыс. рублей (это по старым деньгам), подумали, от кого и зачем. Я прочитала маленькую заметку в „Труде“ и в память о своем сыне решила помочь. Он трагически погиб пять лет назад. Пришел с армии и через шесть месяцев погиб. А перед Рождеством он мне и мужу каждый день снился, и, получив пенсию (я уже как два года на пенсии), решила послать вам скромную сумму. Хоть скорее бы эта проклятая война закончилась. Ведь от Грозного живем в 260-ти километрах. Живем в постоянном напряжении. Особенно после того, как наш город „прославился“ на весь мир. Вот и все, желаю вашему сыну скорого выздоровления, а вам здоровья, терпения, чтобы поднять его на ноги. С уважением к вам Галина Ивановна».
Такие письма приходили тете Вале. Так, при помощи и поддержке посторонних людей, лечили Васю.
Да, мы живем в сложное время: деньги, власть, война, смерть, слезы…
Но я даже представить себе не могла, что в такое жестокое время еще есть люди, которые могут любить и помогать тем, кто рядом или даже далеко, но нуждается в помощи. Да, я слышала раньше об этом, смотрела по телевизору… Но все это не было прочувствовано мною так, как когда я читала эти письма, эти бесконечно трогательные письма…
Наконец мы пришли на кладбище. Я положила на могилу пару гвоздик. Вася лежит рядом со своими бабушкой и дедушкой. Тетя Валя начала жаловаться, что воруют цветы с венков. Я не могу понять, какими надо быть людьми, чтобы это делать. Господи, какая это низость, обкрадывать кладбища.
На кладбище тетя Валя мне сказала, что Вася ей говорил, будто смерть преследует его и ходит за ним по пятам. «Вот она его и настигла, — промолвила тетя Валя, еле сдерживая слезы. — Неправду говорят, что Вася ничего не понимал, он все понимал. Он слышал меня одну. Всё говорили его глаза. Когда я долго не приходила, его глаза мне говорили: „Мама, почему ты так долго не приходишь?“ Он меня прекрасно понимал. Некоторые родные даже иногда злились: „Почему он тебя узнает, а нас нет?“ Последней зимой (для Васи) мы с ним сидели и смотрели в окно. Я видела, что мой сын чувствует себя с каждым днем все хуже и хуже. Мы оба чувствовали, а может, даже и знали, но не хотели в это верить, что конец близок. И тогда я ему сказала: „Сынок, я хотела бы, что вдруг, если случится (они оба знали, о чем идет разговор), только летом. Летом тепло, цветочки, земля теплая, солнышко…“ Он повернулся и плотно закрыл глаза, говоря этим, что полностью согласен со мной. Он всегда закрывал глаза, если был согласен. А если нет, то пытался качать в разные стороны головой. Так что ты не верь, что он ничего не понимал», — повторила мне тетя Валя.
