Ахматова убедила себя в том, что Гаршин сошел с ума. 6 августа 1944 г. она послала своей московской подруге Н.А.Ольшевской телеграмму: "Гаршин тяжело болен психически расстался со мной сообщаю это только вам Анна".{52}
Генетически унаследованная тонкая душевная организация и, как последствие блокады, отсутствие сил, необходимых для совместной жизни с Ахматовой, -- все это не могло не провоцировать депрессию.
Когда-то писатель Всеволод Гаршин со страстью восклицал: "Господи, да поймут ли наконец люди, что все болезни происходят от одной и той же причины. Причина эта -- неудовлетворенная потребность. Потребность умственной работы, потребность чувства, физической любви . Все болезни решительно все . Так было и со мной".{53}
Для Ахматовой главным аргументом в пользу душевного расстройства Гаршина были, видимо, его "самооправдательные галлюцинации": он рассказывал, что ему являлась во сне покойная жена и просила его не жениться на Ахматовой.{54}
Тот симптом, по которому Ахматова ставила Гаршину клинический диагноз, применительно к себе -- поэту она расценивала как проявление мистического откровения. В заметках о Николае Гумилеве Ахматова писала:
"Три раза в одни сутки я видела Н С во сне, и он просил меня об этом".{55} "Об этом" -- о сохранении его творческого наследия. И в середине 1920-х гг. Ахматова вместе с П.Н.Лукницким занялась собиранием гумилевского архива.
А вот запись Лукницкого от 12 апреля 1925 г.:
"АА рассказывает, что сегодня ночью она видела сон. Такой: будто она вместе с Анной Ивановной, Александрой Степановной, с Левой у них в доме на Малой, 63. Все по-старому. И Николай Степанович с ними. АА очень удивлена его присутствием, она помнит все, она говорит ему:
"Мы не думали, что ты жив. Подумай, сколько лет! Тебе плохо было?" И Николай Степанович отвечает, что ему очень плохо было, что он много скитался -- в Сибири был, в Иркутске где-то. АА рассказывает, что собирается его биография, о работе. Николай Степанович отвечает: "В чем же дело? Я с вами опять со всеми. О чем же говорить?"
АА все время кажется, что это сон, и она спрашивает беспрестанно Николая Степановича: "Коля, это не снится мне? Ну докажи, что это не снится!.."" {56}
Из "Поэмы без героя": "А ведь сон -- это тоже вещица...", "И особенно, если снится/ То, что с нами должно случиться..."
Провиденциальны были сны Ахматовой -- как и ее поэзия, но Гаршину в провиденциальности она отказывала.
Однако смерть его связалась для Ахматовой с мистическим событием: 20 апреля 1956 г. она заметила глубокую трещину на брошке-камее под названием "Клеопатра". Эту брошку когда-то ей подарил Гаршин. 20 апреля 1956 г. и оказалось датой его смерти.{57}
Неизвестно, читал ли Гаршин Ахматовой свои стихи. Он сам к ним серьезно не относился. Но на страницах книги Ю.Германа "Дело, которому ты служишь" сохранилась строфа послания Гаршина "Другу-прозектору". Вот это послание:
Милый Вальтер, я только прозектор,
Духовник уходящих теней,
А стихи -- это узенький сектор
В диаграмме часов и дней.
Но когда оборвутся все нити
И я лягу на мраморный стол,
Будьте бережны, не уроните
Мое сердце на каменный пол.
Ахматова пережила Гаршина на десять лет.
Незадолго до смерти он записал в своем дневнике: "На стереотипный вопрос о том, как я себя чувствую, мне хотелось бы ответить словами Анны Андреевны:
"И была эта тема,
Как раздавленная хризантема
На полу, когда гроб несут"".
Владимир Георгиевич Гаршин остался в поэзии Анны Ахматовой. Остался явными посвящениями и скрытыми аллюзиями.
Первым стихотворением, связанным с его именем, видимо, надо считать четверостишие, впервые публикуемое в этом издании: оно было записано рукой Ахматовой в дневнике Гаршина.
В.Г.
Из каких ты вернулся стран
Через этот густой туман?
Или вижу я в первый раз
Ясный взор прощающих глаз?
1937
Здесь слышится перекличка с отрывком под названием "Из Ленинградских элегий" {58}: "О! Из какой великолепной тьмы,/ Из самой окончательной разлуки/ Вернуться можно". Н.В.Королева датирует эти строки 1956-м г., предполагая их связь с темой "невстречи" Анны Ахматовой с Исайей Берлином {59}.
"Из каких ты вернулся стран..." Что это? Появление "Гостя из Будущего"? Возвращение давно потерянного: "...предчувствую встречу вторую,/ Неизбежную встречу с тобой." (1913)? Узнавание ожидаемого и наконец воплощенного: "Прости, прости, что за тебя/ Я слишком многих принимала" (1915)? Или услышанная мольба о прощении: "Прости меня теперь. Учил прощать Господь" (1916)?
Мотив вины и прощения.
Тот же мотив -- в другом неизвестном стихотворении Ахматовой {60}:
За всю неправду, сказанную мною,
За всю мою возвышенную ложь
Когда-нибудь я казни удостоюсь,
Но ты меня тогда не проклянешь.
Но ты, меня любивший столько весен,
Но ты, меня обретший в мраке сосен,
Мне ведомо, что ты меня поймешь.61
24 III 41г.
Впрочем, остается некоторое сомнение в авторстве Ахматовой, так как нет автографа этого стихотворения. Его записала Андриевская в своем дневнике -- в числе других ахматовских стихов.{62}
Вероятно, стихотворение обращено к Гаршину. Март 1941-го -- четвертая годовщина их близости.
Тема "непрощенной лжи" впервые прозвучала в 1911 г. в стихах из сборника "Вечер" "Три раза пытать приходила".
"Великолепная тьма", "густой туман", "мрак" -- многозначные образы ахматовской поэзии: толща времени, бездна, обещание света, еще не проявленная жизнь.
Виновному, предавшему, не прощенному не найти выхода из мрака: "Сам заблудился и, возжаждав сильно,/ Источника во мраке не узнал" ("В тот давний год, когда зажглась любовь.", 1921).
"Мрак" для Ахматовой есть и то первозданное состояние, в котором души неразлучны и неразделимы: "... я делил с тобою/ Первозданный мрак" ("Пролог, или Сон во сне", 1963). Далее в "Прологе": "Где б ты ни был, ты делил со мною/ Непроглядный мрак..."
Может быть, прежде всего Гаршин, а уж потом Берлин стоит за лирическим героем созданной в Ташкенте, сожженной в послевоенном Ленинграде пьесе "Энума элиш", частично восстановленной в 196О-е гг. под названием "Пролог, или Сон во сне". {63}
В строках "Пролога" можно расслышать антитезу стихотворению из дневника Андриевской: "Прокляну, забуду, дам врагу,/ Будет светел мрак и грех прекрасен." -- "Но ты меня за то не проклянешь".
"Светел мрак и грех прекрасен" -- вновь соседство слов, противоречащих друг другу по смыслу, рождает новый смысл: наличие вины, не ожидающей прощения.
В 1944 г, в Ташкенте, за месяц до возвращения в Ленинград, Ахматова написала стихотворение:
Справа раскинулись пустыри,
С древней, как мир, полоской зари.
Слева, как виселицы, фонари.
Раз, два, три.
А надо всем еще галочий крик
И помертвелого месяца лик
Совсем ни к чему возник.
Это -- из жизни не той и не той,
Это -- когда будет век золотой,
Это -- когда окончится бой,
Это -- когда я встречусь с тобой.
Адресат этого стихотворения также Гаршин. А то, что оно "описывает ташкентский пейзаж, не противоречит возможности узнать в нем шекспировские декорации", -- пишет Р. Д. Тименчик.{64} И отмечает неожиданное совпадение последних строк стихотворения с первыми строками "Макбета", похожие приметы обещанных событий и "галочий крик", указывающий у Шекспира (в переводе Пастернака) на скрытого убийцу. Исследователь видит в этом стихотворении одну из сквозных тем ахматовской поэзии -- чувство тайной вины, "ведомое одной героине", из которого "во многом вырастает вся "Поэма без героя"". Он обращает внимание на то, что в экземпляре поэмы, посланном Ахматовой осенью 1943 г. из Ташкента в Ленинград Гаршину, был эпиграф из "Макбета" -- слова врача о леди Макбет: "Небу известно то, о чем она знает".{65}
Еще в начале января 1941 г. Ахматова начала писать вторую часть "Поэмы без героя". Тогда эта часть называлась "Intermezzo", что в переводе с латинского означает -- "находиться посредине". "Intermezzo" - небольшое музыкальное произведение свободной формы, соединяющее основные части музыкальной композиции ("И отбоя от музыки нет"). Здесь, в "Поэме", это, по словам Ахматовой, "арка", перекинутая от прошлого к будущему.{66} Уже тогда "Intermezzo" было посвящено Гаршину. В Ташкенте Ахматова сделала значительные вставки в "Intermezzo" и дала этой части "Поэмы" дополнительное название, возможно, в свое время подсказанное Гаршиным-нумизматом, -"Решка".
Решка -- оборотная сторона монеты, та, на которой обозначена ее стоимость. Монета, упавшая во время игры в орлянку решкой, свидетельствует о проигрыше.
Название "Решка" ассоциируется с заглавием гаршинского дневника: "Cash accounts of life" -- "Жизненные счеты". Под этим заголовком Гаршин и записывал свои разговоры с Ахматовой, ее стихи, а также имевшие для него особый смысл латинские изречения, цитаты из литургических текстов.
"Жизненные счеты" Гаршина и ахматовская "Решка".
Если в первой части "Поэмы" -- "Девятьсот тринадцатый год" -- кружится маскарад петербургской гофманианы, то "Решка" обнаруживает изнанку маскарадного плаща: