Он и Она. Разговаривают в присутствии охранника.
Она. Коля, какой город?
Он. Не знаю.
Она. Я буду писать тебе каждый день, только бы знать, куда. Открытки, каждый день.
Он. Ты похудела. Ты ешь хоть что-нибудь.
Она. Я ем, много ем. Я объедаюсь.
Он. Я тоже. Все хорошо, Линуша. Вспоминаю пятое-десятое.
Она. Я тоже. Все кланяются тебе.
Он. У меня все хорошо.
Она. Все любят тебя. Мейерхольд пришлет тебе шубу.
Он. О!
Она. В Сибири зима. Снег…
Он. Да ты что! Я не знал. Мне обещали вернуть письма и документы. Но их вернут домой…
Она. Дина первым делом прочтет мои письма. Ясно. Это уже все равно.
Он. Да. Уже вообще все равно.
Она. Я буду писать. Я буду. Каждый день.
Человек-примечание. Так переломали жизнь двум талантливым людям и так началась их судьба… Начались письма.
1933 год.
Он по дороге в Енисейск – Она в Москве.
Он. Сижу в хате и греюсь у печки. До Енисейска осталось около двухсот пятидесяти верст. Мороз стоит градусов тридцать, и обещают больше. Еду один – даже ГПУ и то от меня отказалось. На меня махнули рукой и, взяв подписку, выпустили на свободу. По подписке я должен быть в Енисейске до десятого. Линуша, милая, когда же я буду Тебя читать? Улыбаешься ли Ты? Пожалуйста, улыбайся. По-моему, я сегодня родился. 3 ноября. Деревня Большая Мурта.
Человек-примечание. Кстати, слова «Ты, Тебя, о Тебе, Тобой» – все это Эрдман писал Степановой с большой буквы.
Она. Где ты, как ты? Вчера Борис сказал мне, что ты на дороге в Енисейск. Я думаю о тебе все дни и ночи.
Не оставляй меня своим вниманием, мыслями, сердцем. У меня все принадлежит тебе, я для тебя на все готова. Наскоро составила посылку тебе, халтурно. Не сердись! Посылка придет до востребования, было всего полтора часа времени, а в магазинах уйма народу. Позволь мне заботиться о тебе. У меня столько любви, что если ты дашь мне возможность отсылать частицу ее к тебе, мне будет гораздо легче. Посылаю тебе каждый день что-нибудь, письма, телеграммы, открытки, в надежде, что хоть что-нибудь дойдет.
Енисейск – Москва
Он. Москва, проезд Художественного театра, Художественный театр Первый имени Горького, Ангелине Осиповне Степановой. – Енисейск, улица Сталина, 23… Не писал Тебе в первые дни приезда, потому что жил в невероятных условиях. В комнате, кроме меня, помещалось четверо ребят и трое взрослых. Таких крикливых, сопливых, мокрых и картавых ребят Ты, наверное, никогда не видела… Наконец вчера я нашел себе комнату с тремя столами, одной кроватью, а главное, без детей. Сегодня – я получил Твою посылку! Я нес ее по городу с видом победителя, и все смотрели на меня с завистью! Без конца благодарен Тебе и покорен Твоей внимательностью. Но я прошу Тебя больше ничего не посылать. У меня всего вдоволь. Я живу лучше, чем думается в Москве. Пиши мне побольше о себе. О работе. О театре. Целую Тебя, замечательная Линуша, спокойной ночи. Теперь буду писать часто.
Она. У нас первый снег, за окнами бело. Я думаю о твоих снегах, о твоем пути, милый. Сейчас мне трудно работается, я невнимательна, рассеянна и пуста. Но все будет преодолено, я буду работать хорошо в твою честь, в честь твоей нежности ко мне. Сегодня вечером читаю по радио «Во весь голос» Маяковского… Для меня это ново и волнительно: в первый раз без публики, перед микрофоном…
Ах да, у меня новый ухажер. Звонит каждый день, катает на машине, на все готов. Ох! Ох! улыбнись! Целую тебя, жизнь моя.
Человек-примечание. Владимир Маяковский. «Во весь голос». Отрывок.
Мы диалектику учили не по Гегелю.
Бряцанием боев она врывалась в стих,
когда под пулями от нас буржуи бегали,
как мы когда-то бегали от них.
Пускай за гениями безутешною вдовой
плетется слава в похоронном марше —
умри, мой стих, умри, как рядовой,
как безымянные на штурмах мерли наши!
Мне наплевать на бронзы многопудье,
мне наплевать на мраморную слизь.
Сочтемся славою – ведь мы свои же люди,
пускай нам общим памятником будет
построенный в боях социализм…
… С хвостом годов я становлюсь подобием
чудовищ ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь, давай быстрей протопаем,
протопаем по пятилетке дней остаток.
Мне и рубля не накопили строчки,
краснодеревщики не слали мебель на дом.
И кроме свежевымытой сорочки,
скажу по совести, мне ничего но надо.
Явившись в Це Ка Ка идущих светлых лет,
над бандой поэтических рвачей и выжиг
я подыму, как большевистский партбилет,
все сто томов моих партийных книжек!
Она. Маяковского читала по радио средне. А для себя – просто плохо. Скоро побегу на репетицию «Булычева»: у нас неувязка с пьесой, до сих пор нет Булычева. Готовит роль Москвин, Качалов запил, болен, удрученный событиями. Дни идут так медленно… И так же летят трамваи, так же спешит толпа на улицах, те же знакомые лица в театре, и так грустно и больно видеть все это неизменившимся… Пожалуйста, береги себя и знай, что сердце своей длинноногой ты увез с собой.
Человек-примечание. «Егор Булычев и другие», пьеса Максима Горького. Действие происходит накануне революции. Гибнет старый мир, и при смерти Егор Булычев, купец, масштабный человек, сильный характер. Он окружен злобной родней, и единственный человек, который предан ему, – рыжая внебрачная дочка Шура. Эту роль и поручили Ангелине Степановой. (В образе Антонины.) Ты будешь актрисой или монахиней.
Она (в образе Шуры). Монахиней? Ерунда!
Человек-примечание. Это очень трудно быть монахиней, нужно играть всегда одну роль.
Она. Я хочу быть кокоткой, как Нана у Золя.
Человек-примечание. Вот как вы говорите! Ф-фу!
Она. Мне развращать хочется, мстить.
Человек-примечание. Кому? За что?
Она. За то, что я – рыжая, за то, что отец болен… за все! Вот когда начнется революция, я развернусь! Увидишь.
Человек-примечание. Ты веришь, что будет революция?
Она. Да! Да!
Человек-примечание. Роль давалась Ангелине Степановой нелегко.
Она. Каждый день репетирую «Булычева», надоело до смерти… Вчера встретила Качалова на улице, долго ходили, говорили о тебе. Василий Иванович огорчен и мучается обвинениями, которые многие ему бросают, я старалась разуверить его и утешить как могла. К моим беспокойствам о тебе, о том как ты проведешь эту зиму, к моей нежности, которая заставляет меня писать тебе каждый день, примешиваются горечь и отчаяние – что вся эта история, твой отъезд отодвинули меня от тебя, что я не принадлежу к числу тех близких, родных, которых ты оставил в Москве, и поэтому судьба наша станет раздельной и любовь моя станет ненужной. Я знаю одно, что пока судьба не улыбается тебе, я останусь для тебя такой, какой была всегда… Целую своего прекрасного, чудесного, замечательного друга всего и без конца…
Он. Вчера был в городском клубе на спектакле. Шли «Без вины виноватые». Играли заключенные енисейской тюрьмы. На афише значилось: «Новый состав исполнителей». Возможно, что среди зрителей были люди, которые сменят данный состав исполнителей. Перед началом спектакля режиссер сказал вступительное слово, и я узнал что «в пьесе „Без вины виноватые“ гениальный сатирик Островский вскрыл своим пером класс актеров XVIII века» и много других сенсационных подробностей.
Начал писать. В связи с пьесой у меня к Тебе просьба. Узнай, пожалуйста, как пишутся заявления о приеме в партию. Пишутся ли они по трафарету, сухо и без особых красок или, наоборот, с лирикой, уверениями и автобиографией. Я ложусь в девять-десять часов, а встаю в шесть-семь. День здесь короткий и мне его никак не хватает. Сидеть ночью нельзя – нет света.
Она. Сегодня барышня твоя встала и замурлыкала. Вчера был разговор, которого ждала. Он показал мне, что хлопоты мои не прошли даром, что о моем деле помнят и что изменения будут.
Человек-примечание. Степанова надеялась на помощь наркомовских жен – жены Бубнова и жены Молотова.
Она. Да, поздравляю тебя, чудесный мой, твоей длинноногой сегодня двадцать восемь лет, эта старая грымза извещает тебя, что она без конца о тебе думает и мечтает, и что ты для нее дороже всего и всех. Вчера принесли твои вещи, бумаги домой – я ничего не могла сделать, чтоб предотвратить это. Письма мои находятся у Дины. Сейчас, зная, что я пишу тебе каждый день, Дина собирается к тебе через две недели.
