Современная Россия не породила эмиграцию, подобную той, какая была характерна в первой половине XX в. для ряда европейских стран (Ирландию много лет покидало ежегодно более одного процента населения, то же относится к Шотландии; из Италии в 1905 г. выехало 2,16 % ее населения, в 1910-м – 1,87 %; по два процента населения в год покидало в 1920–1925 гг. Финляндию и т. д.)[81]. Такое бывает и в наше время: замдиректора Департамента миграции Литвы Д. Паукште констатировал в январе 2007 г., что за годы независимости из его страны эмигрировало 14 % населения, каждый седьмой житель (www.regnum.ru/news/769442.html), и этот поток не иссякает. В июле 2004 г. социологи Литвы провели опрос среди своих граждан на тему: хотите ли вы переехать жить из Литвы на Запад? Готовность покинуть родину высказали 80 % опрошенных, причем среди литовцев в возрасте от 15 до 24 лет число желающих приблизилась к 90 %. Конечно, одно дело думать об эмиграции, а совсем другое – предпринимать реальные шаги. Социологи говорят, что до дела доходит у одного человека из пяти.
Опрос Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в июле 2008 г. показал, что покинуть родину навсегда хотели бы 8 % россиян. Эта цифра близка к нормальной: даже в самых благополучных странах желание эмигрировать высказывают в среднем 5–7 % их жителей[82]. При столь низком эмиграционном фоне у нас, тем не менее, постоянно возникают разговоры об «утечке умов», об отъезде якобы «самых талантливых». Утечка имеет место, но мировой опыт показывает, что всегда и везде одни талантливые уезжают, а другие талантливые остаются, и остающихся несопоставимо больше. В Англии, которую за два века покинули 25 млн человек, вам объяснят: среди покидающих страну (если не брать тех, кого гонит безвыходность) всегда чуть выше процент людей, которым более или менее все равно, чем заниматься, а среди остающихся – чуть выше процент тех, кому это не безразлично. Они больше ценят свою среду, любимое окружение.
Да, уехали десятки тысяч ученых, преподавателей, инженерно-технических работников, а также выпускников и стажеров. Но практически все состоявшиеся специалисты поддерживают научные связи с коллегами в России, и немалая часть из них неизбежно вернется, обогащенная новым опытом, идеями и контактами. Уже поэтому «утечку умов» не стоит излишне драматизировать. Наши соотечественники должны присутствовать в развитых странах мира, в том числе на интеллектуальных позициях, а люди из этих стран – у нас. Это постепенно происходит. Из-за семи десятилетий коммунистической изоляции российское присутствие в мире не соответствует нормам XXI в. В Германии живут 300 тысяч греков, 105 тыс. французов, 115 тыс. англичан, не менее миллиона поляков; в Канаде 85 тысяч японцев; во Франции 800 тыс. португальцев, сотни тысяч поляков, 1,5 млн итальянцев, до полумиллиона немцев (не из Эльзаса!) и 200 тыс. англичан; в Нидерландах 400 тыс. немцев (и не местных, а уроженцев Германии); в Великобритании 500 тыс. португальцев и 60 тыс. японцев; в одном лишь Лондоне до 300 тыс. греков и 250 тыс. французов; в Испании 200 тыс. немцев и 760 тыс. англичан; в маленькой Швейцарии 45 тыс. англичан[83]. Среди этой массы людей немало ученых и инженеров, в том числе тех, кто не планирует возвращаться домой. Мощное взаимопроникновение большинства европейских наций – это, среди прочего, свидетельство принципиально новых, ранее неслыханных отношений между ними.
Если бы не известные события, наша страна сегодня была бы одной из главных участниц таких отношений. «В России к 1914 г. жили 200 тысяч рабочих и специалистов из Германии, 130 тысяч австро-венгров, десятки тысяч французов, бельгийцев, англичан»[84]. К концу XX в., перестав быть закрытым обществом, мы поняли, что плохо понимаем устройство мира. Оно нам и сегодня еще не вполне понятно, и такое положение дел не назовешь конкурентным преимуществом. Наше запоздалое вживание в мировое сообщество идет в том числе через российскую диаспору. Миграции специалистов – один из самых эффективных способов вживания. Можно взглянуть на вещи шире: взаимопроникающие миры опережают эволюцию традиционных государств, эти миры, безусловно, будут развиваться, за ними будущее. Мы не можем себе представить, в каких это будет происходить формах. Но взаимная диффузия экономик, культур, людей идет настолько быстро, что ни от чего зарекаться нельзя.
Нашу диаспору слишком редко рассматривают как российский плацдарм за пределами России – плацдарм человеческий, культурный, языковой, информационный, коммуникационный, экономический, финансовый, организационный и даже политический. А ведь наши зарубежные соотечественники, сознают они это или нет, – агенты и посланцы России (не Кремля, а именно России). Кое-кто шарахнется от такого утверждения, а вот Китай и Израиль смотрят на свои диаспоры именно подобным образом, ничуть этого не стесняясь. Аналогичная точка зрения у ирландцев, поляков, армян, литовцев, итальянцев, греков, арабов, турок, индийцев.
Если брать за образец поведение этих диаспор, то естественное призвание российской диаспоры – защищать российские интересы в мире; помогать формированию положительного образа России; напоминать о ее демократическом и европейском цивилизационном выборе; помогать восстановлению исторического общерусского самосознания на постимперском пространстве, в первую очередь в Украине и Белоруссии; содействовать инвестициям в Россию; продвигать российские товары и технологии; поощрять репатриацию; не поощрять утечку умов; бороться с русофобией. Возможно, российская диаспора в ее современном виде пока слишком молода, чтобы осознать это призвание.
Нации все более пронизывают друг друга, становясь всемирными. Всемирная Россия возникла на наших глазах, это особенно заметно на сетевом уровне, но она пока много меньше, чем, к примеру, Всемирная Италия. Тем не менее это новая реальность, одновременно виртуальная и физическая.
Только сейчас становится очевиден Божий промысел, для чего-то создавший Всемирную Россию. Русская несклонность к эмиграции трижды побеждалась неодолимой силой: большевистским переворотом и Гражданской войной, Второй мировой войной, распадом СССР. Первая волна, даже растворившись в странах рассеяния, оставила важнейшие элементы своей инфраструктуры – Русскую зарубежную православную церковь, ее приходы и воскресные школы, светские общественные организации, печатные органы, издательства, несколько учебных заведений, фонды, детские летние лагеря и т. д. Все это было унаследовано и более или менее развито «эмиграцией Ди-Пи» («перемещенных лиц»). Начиная с 1970 г. советские власти разрешили «этническую» эмиграцию. В ее ходе до 1987 г. выехало 300 тыс. евреев, 122 тыс. немцев, 56,5 тыс. армян, а также несколько десятков тысяч русских. Не менее половины уехавших на этом этапе были людьми русской культуры. Было кому принять эстафету.
Массовый (порядка миллиона человек) выезд 1987–1991 гг. оставался преимущественно этническим (добавились греки, поляки), но стала расти и доля русских. С годами выезд русских заметно превзошел выезд немцев и многократно – евреев. Даже среди оформлявших выезд в Израиль русских стало вдвое больше, чем евреев (http://www. archipelag.ru/ru_mir/volni/4volna/out-migration/). В «нулевые» годы русские составляют уже свыше половины эмигрантов, хотя сама эмиграция идет на убыль.
Самым решающим событием для складывания Всемирной России стал распад СССР. Никуда не выезжая, стали ее частью 40 или даже 50 млн людей русской культуры в бывших советских республиках. Из каковых республик они эмигрируют в страны Запада гораздо активнее, чем это делают россияне. Еще никогда в истории столь большое число людей русской (или в значительной мере русской) культуры не жило за пределами России, в том числе в дальнем зарубежье. На этих людей можно смотреть как на неупорядоченное рассеяние, а можно и как на складывающуюся трансгосударственную корпорацию.
Отнесение (или неотнесение) себя к числу наших зарубежных соотечественников – личное дело конкретного человека. Самоотождествление свободных людей не происходит лишь по формальным признакам. Ядро Всемирной России за пределами исторической родины-метрополии составляют люди, сопереживающие ей, гордящиеся своей прямой или косвенной принадлежностью к Руси – России– СССР – Российской Федерации, ее культурному и историческому наследию. Такие люди могут иметь любую религиозную принадлежность и носить фамилии любого звучания. Это ядро имеет обширную оболочку с размытыми границами. Оболочку составляют люди, чьи чувства и привязанности менее определены.
Наследие Руси принадлежит не только русским, украинцам и белорусам. В нее изначально входили народы финского происхождения: карелы, коми, мордва, удмурты, марийцы, входили тюрки-чуваши. Тмутороканское княжество населяли, помимо славян, ясы (осетины) и адыги. В русские пределы добровольно переселялись целые народы, наиболее яркий пример – калмыки (в XVII в.). В число коренных народов Руси входят и русские евреи. В Киевской Руси возникла отдельная этническая группа евреев – кенааниты, чей язык сложился на основе древнерусского языка. Кенааниты говорили на этом языке много веков, в районе Бреста этот язык сохранялся вплоть до XVII в.[85]. Одним из российских народов давно уже стали русские немцы. Даже переселяясь в Германию, многие из них настаивают на этом прилагательном. Каждый шестой русский дворянский род имеет татарские корни. В русском дворянстве также обильно представлены потомки немецких, польских, литовских, молдавских и кавказских родов. Немало кавказцев было и в составе русского офицерства. Ряд нерусских народов империи (башкиры, калмыки) участвовали в войнах и завоевательных походах, которые вела Россия, уже одним этим войдя в число имперских народов метрополии. Татары приняли живейшее участие в колонизации Средней Азии, а в освоение Сибири и Дальнего Востока велик вклад поляков и латышей.
