А потом я поехал на “Оскольскую лиру” в 94-м году, и там сидела барышня аппаратного вида на входе, спрашивает: фамилия, имя, отчество, откуда прибыли? Я говорю – мэм, у вас тут так классно, к чему этот официоз? А она – что ты мне умничаешь тут, фамилия?! Ну и как-то что в голову взбрело, то и сказал: “Веня Дркин из Максютовки”. Так и объявили меня как Дркина. И все, прилипло, и теперь я уже и не знаю, как с этим быть.
(Из интервью в Алчевске)
Юрий Рыданский
Мы, наверное, последнее поколение хиппи. И естественно, были рваные штаны, дранье. И Дрантин однокурсник Боряк, который был из Винницы, то есть из дремучей Хохляндии, на свой лад произнес – “драння”. А мы уже адаптировали под Дрантю. Но что касается имени Веня Дркин – это уже другая история. У меня никогда серьезно до творчества не доходило, но какую-то часть жизнь это занимало. И в какой-то момент появился этот псевдоним – ну, чтобы перед девочками повыделываться. Потом, сильно потом был первый большой фестиваль Дранти – “Оскольская лира”. Тут нужно сказать, что он из учительской семьи, и родители его, наверное, последними узнали, что их сын звезда. А он понимал, что все эти его оскольские успехи выйдут в эфир – тогда даже Первый канал делал передачу. И первое, что ему пришло в голову, – назваться Веней Дркиным. Причем я тоже об этом узнал совершенно случайно – мне он не сказал, что поедет. Я, впрочем, на имя не претендую – я доволен уже тем, что был хоть как-то к этому причастен.
Владимир Кожекин
На “Лире” Гена Жуков его заметил и сказал – вау! Москва будет лежать! Но Москва как-то не легла. Поэтому все эти амбициозные движения – оставить жену, поехать, подзаработать денег, попытаться Москву покорить… Все это кончалось тем, что он мог устроиться только сторожем в театре “Перекресток”.
* * *
Дркин, статный блондин со звонким голосом, шутник и душа компании, был готовой звездой хоть сцены, хоть экрана – если бы эти звезды в тот момент были хоть кому-нибудь нужны. Механизмы так называемой раскрутки в России середины 90-х еще только создавались – и до самых низов в поисках будущих героев не удосуживался спуститься почти никто, забот и без того хватало. Происхождение Дркина сыграло с ним злую шутку. Он знал, что должен вырваться из постепенно поглощавшей его трясины нищеты, он знал, что у него есть на то все основания, как знали и все вокруг. Но новообразованная Российская Федерация тогда была государством еще более центростремительным, чем ныне. Единственным местом, куда стоило рваться, была Москва – а Москва не верила ни слезам, ни обезоруживающей донецкой улыбке. Первая атака Дркина захлебнулась и закончилась отступлением в Воронеж. Так начиналась его недолгая и безнадежная одиссея – одиссея, более всего похожая на приснопамятное путешествие из Москву в Петушки, только наш герой садился в электричку в обратном направлении.
Полина Литвинова
Тогда были дикие времена: никому не платили зарплату, мама ничего не получала, я работала в школе. То есть полгода у нас вообще не было денег. И еще свет отключали все время. И Денису было два года. Мы пили чай из веток, перемалывали картошку в мясорубке и делали лепешки. Когда я думала о его смерти, я поняла, что люди тонкие – они просто ломаются изнутри быстрее. И вот эта трещина – она началась как раз тогда, в Свердовске: с одной стороны, я с ребенком, неустроенная и вечно голодная, с другой – четкое понимание, что ему там нечего делать. Мы даже никогда не говорили на эту тему – он просто поехал, а я просто это приняла, других вариантов не было. Это было страшно тяжело.
Юрий Рыданский
“Детей кормить”. Это цитата – “детей кормить”. Дрантя первый из нас женился, у него у первого родился ребенок, и вот тогда точно было очень тяжело. Я однажды приехал домой, на Луганщину, зашел к Полине – а она просто сидела и плакала, потому что кормить семью не на что. Дрантя первый это все ощутил. И в Москву поехал и чтобы удовлетворить творческие нужды, и чтобы семью кормить.
Александр Литвинов (Веня Дркин)
После “Лиры-96” я много работал – и шабашником на стройке, и всякое такое, а потом решил взять гитару и поехать в Москву. Терять было нечего. Я, приехав в Москву вечером, стал обзванивать тех, чьи у меня были телефоны, но ни до кого не дозвонился, негде было вписаться. Сунулся переночевать на вокзал – меня выгнали. Но были деньги и хватило ума купить билет до Питера (я ни разу не был в Питере) и нормально переночевать в поезде. Вот. Утром вышел в Питере, походил по городу, посмотрел жизнь Питера, дозвонился в Москву, договорился о вписке, купил билет обратно и вторую ночь тоже переночевал в поезде.
(Из интервью В. Ласточке и И. Поволяеву для газеты “Рок-н-роллер”, 1998 год)
Игорь Бычков
Кто-то концерт Дранти в Осколе снимал, а потом пленка оказалась у меня, и я ее показал Вите Синякову, который тогда работал в “Рок-лаборатории” и нам помогал. Причем произошло это практически случайно – я просто перематывал кассету и заметил: “Ой, тут еще и Дркин есть! Посмотри, очень интересно”. Синякову понравилось – и после этого нам с Дром начали делать совместные концерты, и у нас завязалась дружба.
Полина Литвинова
Когда умер Курехин, в 96-м как раз, он тогда сорвался – как вожжа под хвост попала. Когда я слушала Дрантю, было ощущение, что не было для него вообще никаких важных фигур. Но когда Курехин умер – это сильно его потрясло. Он его воспринимал почти как родственника, как творческого родственника. Курехину ведь тоже всегда хотелось чего-то, чего еще никогда не было, чего никто не делал, он все время шел вперед. У Дранти было то же желание, очень сильное. И он уехал – мол, все, больше не могу. И начался самый трудный, очень короткий период – в 96-м он уехал, а уже в 97-м заболел. Период очень короткий, но очень плотный. Сначала “Перекресток”, потом Воронеж, концерты.
Ярослав Гребенюк
Весной 96-го от Комитета молодежной политики проводился конкурс бардовской песни. Как корреспондент газеты “Молодежные новости” я заявил в список участников Дрантю. Опоздал на начало, ищу глазами знакомых – Дрантя сидит в предпоследнем ряду с кучей болельщиков и небогатых спонсоров, из пластиковых бутылок льется вино, а мне говорят, что местные барды Дрантю в конкурс, где девочки поют “Солнышко лесное”, не взяли. И это было очень справедливо, потому что местные барды, с удовольствием исполнявшие песни Дранти, уже чувствовали: в Луганске появился классик. Он вышел на сцену (пустили вне конкурса) в домовязаном свитерке, в старых джинсах, слегка пьяный, довольный – и начал ворожить. По-моему, это был единственный человек в русско-украинском роке, у кого никогда не было проблем контакта с залом. Почему? Да просто потому, что он не знал о существовании подобных проблем. В зале музучилища сидело человек сто, но впечатление было, будто он взял стадион.
(Из статьи в газете “Луганчане”, 2004 год)
Юрий Рыданский
Главный лейтмотив у него был всегда именно такой: это же шедевры, их нужно нести людям. Уже в начале 90-х мы начали понимать, что русский рок и эта волна, связанная с выпуском Тропилло нескольких пластинок, – она наносная. “Кино” уважали, но оно как-то попсой отдавало. И поэтапно отметались наши кумиры. А Дрантя оставался. Помимо денег и славы хотелось попросту нести это в массы. Нам самим это было понятно: Дрантя, ты такой крутой – и ты сидишь в этой жопе?! Это должен слышать весь Советский Союз! Ему постоянно так все говорили. И, если бы он раньше поехал в Оскол, было бы лучше.
Владимир Кожекин
Он в Осколе встретил Веронику, которая из филармонии, все дела. Ну и возникла идея: так, все, нужен еще баян и ритмсекция – и сделаем продукт просто обалденный. И сделали.
Игорь Бычков
У нас уехала в Израиль скрипачка. А скрипка группе была нужна, под нее были написаны какие-то вещи. И мы ангажировали Веронику, но она, увы, не прижилась – музыканты очень ревновали из-за прежней скрипачки, никого не могли принять. Но главное, что она познакомилось с Дром, и они стали вместе играть. Поскольку Вероника – музыкант профессиональный, с образованием, то и уровень аранжировок стал более продуманный. Все партии писал Др сам, зато он уже понимал, что это сыграет человек, который знает как надо.
Вероника Беляева
Я ездила на фестиваль “Оскольская лира”. Ну и естественно, куча знакомых, все с гитарами – то там подыграть, то тут подыграть. Как-то раз, на второй или на третий год, Жуков говорит – пошли, будешь со мной играть. Я уже знала, что есть такой Веня Дркин, а тут он и сам на сцену выполз. А после этого подошел и говорит: давай, мол, тоже с тобой сыграем. Но в итоге он про меня забыл. Так и познакомились.
