Театр
Клуб 12 стульев
Театр
ИРОНИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
Ах, как сердце
бьётся бешено!
Чудо-дверца
открывается.
Как заходишь –
сразу вешалка.
Понимаешь:
начинается!
Со стены
в фойе безлюдное
Смотрят карточки
известные –
На себя в искусстве
плюнули
И в себе искусство
пестуют.
А один меж ними
мается,
Воет волком,
стонет чайкою:
«Я не верю!» –
убивается.
Да. Без веры –
жизнь печальная.
По звонку на сцену
порскнули.
(Академик Павлов –
в радости.)
А ружьишко
бутафорское
Под финал устроит
гадости.
Жахнет раз,
и все захлопали, –
Нынче зритель
понимающий.
Помереть на сцене
плохо ли,
Если сцена у товарища?
Вот те храм
с огромной папертью,
С прирастающими
масками,
С выдыхающейся
памятью,
С выцветающими
красками,
С поседевшими
надеждами,
С разномастною
посудою…
Константин Сергеич,
дедушка,
Забери меня отсюдова!
Сергей ПЛОТОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,7 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии: 26.03.2010 13:27:09 - Алексей Фёдорович Буряк пишет:
На творения Сергея Плотова
Стихотворение ВАШЕ по-всей видимости от вашей души... ВЫ сожалеети о ТЕАТРЕ... Да и зачем он такой НУЖЕН... "И ваши последнии строчки: С поседевшими / надеждами,/ С разномастною / посудою…/ Константин Сергеич, / дедушка,/ Забери меня отсюдова!"/ --- --- И зачем он сегодня такой нужен, ТЕАТР ?? об этом говорят и заслуженные артисты... и проработавшие много лет в театре... ЗРИТЕЛЬ не отличает пошлости от настоящей стоящей жизни из-за повсеместного опошления класскики и серьёзного взгляда на жизнь... --- И короткая импровизация на эту тему: Все эти краски маски и притворства/ На сцене для кого, зачем, кому?/ И торжество не разума,- уродства,/ Движенье от себя, не к своему!/ И кто-то там уверен, даже очень,/ Что делает серьёзное для всех.../ Но мир наш суетлив, да и не прочен,/ И привлекает многих чаще грех.../ А что ещё? Скажите мне? Кто скажет?/ Ошибся я? А он лишь только прав!/ Он пропоёт и так как надо спляшет,/ А мы все приним эликсир отрав./ --- --- Алексей Буряк, Днепропетровск [email protected]
Клуб 12 стульев
Флора и фауна
КОНКУРС
Как-то встретились Карп со Львом. Слово за слово, и завязалась у них беседа.
– Как поживаем? – вежливо поинтересовался Карп.
– Да уж, – скривился Лев. – Рычишь на всю округу, да что толку?
– Ну-у скромничаем, – лукаво подмигнул круглым глазом Карп. – А всё-таки этих, окружающих-то, помаленечку давим, а? Не зря говорят – царь…
– Какое там – царь! И кто только такую ерунду выдумал! Сам знаешь, повесомей есть, – и Лев сделал многозначительную паузу. – Ну а у тебя как? – решил он переменить тему разговора. – Поди, жена по-прежнему икру мечет?
– Мечет, – скривился Карп.
Тут они увидели Розу с Лилией.
– Ишь, цветут, – начал Карп.
– Благоухают, – восхищённо подтвердил Лев.
Роза с Лилией, не останавливаясь, на ходу кивнули соседям, сидевшим на лавочке, – Льву Борисовичу и Карпу Петровичу.
Александр ЭРДЫНЕЕВ, УЛАН-УДЭ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,8 Проголосовало: 10 чел. 12345
Комментарии: 26.03.2010 08:09:16 - Виталий Юрьевич Кутовой пишет:
Флора и фауна
Не согласен с А. В. Зыряновым насчет морали - не вижу в ней необходимости, так же как и нет необходимости алегории в образах, ведь до конца рассказа создается впечатление, что лев и карп - фауна, а не люди. Но в то же время согласен с ним насчет изящности, и отношу это не только к концовке, но и ко всему рассказу в целом.
26.03.2010 05:47:17 - Александр Еремеевич Николаев пишет:
Флора и фауна.
Николаев Александр Еремеевич Как мне кажется, Алексей Викторович не совсем понял суть этого юмористического рассказа.
24.03.2010 20:59:49 - Алексей Викторович Зырянов пишет:
К чему весь этот трёп у Льва и Карпа?
Концовочка от Розы с Лилией, конечно же, изящна, но вот к чему беседа Льва и Карпа, если морали никакой. Житейской мудрости не углядел, а под образами зверья не видно аллегории, что скрывала бы общепринятых образов общества.
Клуб 12 стульев
Большевистские шуточки
ОЧЕВИДЕЦ
Из воспоминаний утопленника
1987 год. У моего любимого театра «Современник» – гастроли на Кубе. Имею счастье в них участвовать. Привезли кубинцам спектакль «Большевики».
Действие пьесы Михаила Шатрова происходит в 1918-м: первые часы после выстрелов Фанни Каплан в Ленина. На сцене – заседание правительства большевиков. Комиссары думают-гадают, не расстрелять ли в ответ на покушение пару-другую тысяч буржуев. Раненый вождь – за кулисами, перед публикой не появляется.
Спектакль окружён легендами «Современника». В одном из эпизодов первый исполнитель роли Луначарского Евгений Евстигнеев выходит на сцену. Нарком просвещения только что от Ленина. Соратники бросаются к нему: «Ну, что?!.. Как там?!..» «Глазами пытается улыбнуться, – отвечает Луначарский, – а лоб жёлтый, восковой…» На одном из спектаклей Евстигнеев выходит, следуют вопросы. Он держит паузу. Большевики на сцене, зрители в зале замирают: неужели случилось самое страшное, как мы без Владимира Ильича?!. «Глазами пытается улыбнуться…» – ведёт своё соло неповторимый баритон Евстигнеева. Актёры знают, сейчас последует: «А лоб жёлтый, восковой!..» Но слышат: «А жоп…
а жоп…» «Лоб жёлтый» – оказался вдруг неожиданным препятствием для артиста. Евстигнеев долго боролся с этим непонятным «жопом», видимо, не решаясь перейти к прилагательным «жёлтый, восковой». Но перешёл и победоносно обвёл глазами присутствующих…
В новой редакции «Большевиков», выпущенной незадолго до гастролей на Кубу, в компании Кваши – Свердлова, Гафта – Стеклова, Толмачёвой – Коллонтай, Вокача – Луначарского мне доверили роль Чичерина.
Перед вылетом в Гавану актёры были поставлены перед серьёзным выбором: брать суточные или не брать. «Шуточные», как окрестили в Союзе командировочные деньги, можно было получить кубинскими песо. Но что там, на Кубе, можно купить? Сигары?!. И был вариант оставить песо здесь, а по возвращении обменять их на товарные чеки. А чеки – на дефицит в специализированных магазинах «Берёзка». Умные оставили песо в Москве, глупые повезли в Гавану.
Глупыми были мы с другом С. (Сейчас он настолько популярен, что мне неловко запросто ставить моё имя рядом с его славной фамилией.)
Поселили нас в шикарной гостинице, но так далеко от центра Гаваны, что большинство наших товарищей оказалось привязано к радостям шведского стола в гостинице. Выехать в Гавану не на что. Мы же, позавтракав, отправлялись в город на весь день, а то и на всю ночь. Гавана предстала перед нами в образе соблазнительной, но, к сожалению, порядком потрёпанной красавицы. Изящные особняки превращены в увешанные бельём коммуналки. Полки магазинов пусты. Но где мы только не побывали: в музеях, соборах, изумительном аквапарке, во всех любимых ресторанчиках Хемингуэя, в которых мы потягивали его любимый напиток – мохито. По ночам для нас играли на гитарах пожилые негры и – боже мой! – танцевали революционно настроенные мулатки. Конечно, мы уставали. После одного из путешествий в столицу товарищ мой остался в номере.
