Таковы, конечно, не были намерения французов, так как эта нация всегда была заинтересована в том, чтобы иметь Польшу своим барьером с севера. Дальнейшие события показали, насколько важна Польша для спокойствия и благополучия всей Европы. Нельзя, конечно, обвинять французов в том, что они вызвали катастрофу Польши, и еще менее – в том, что они сделали это сознательно, но нельзя оправдать и их нежелание помочь польским патриотам, когда они в 1794 году подняли восстание в своей стране.
Польский гражданин Барсс, бывший адвокат, принимавший активное участие в составлении конституции 3 мая, чья верность и честность были общепризнанными, был уполномочен своими соотечественниками-эмигрантами, собравшимися в Дрездене, отправиться с поручением в Париж. Там он представил республиканскому правительству план революции в Польше, – этот план был встречен общим одобрением и энтузиазмом. Посланец дал понять, насколько необходима Польше любая помощь в этом важном и смелом предприятии… Комитет общественного спасения нашел эту просьбу справедливой и обещал сделать все, что возможно. Этим, однако, переговоры и ограничились.
Швеция была единственным государством, которое, когда началось восстание 1794 года, открыто заявило о своем возмущении последним разделом Польши. Ее посланник, барон Де Толль, присутствовавший в Варшаве, не только поддерживал храбрость поляков и побуждал их к тому, чтобы сбросить российское иго, но даже давал понять, что в случае необходимости Швеция не откажется поддержать усилия поляков.
Польские эмигранты, объединившиеся в Саксонии, тоже не питали больших надежд на воззвания, посылаемые с эмиссарами в разные концы Европы. Они были вынуждены ускорить принятие мер, которые считали необходимыми: так, полагаясь на сообщения, получаемые от организации заговорщиков в Варшаве, они предоставили воле Провидения исход самого дерзкого предприятия, которое только можно было вообразить[31].
Не возникло никакого затруднения с выбором того, кто должен был возглавить армию и кому следовало предоставить неограниченную власть. Общее мнение возвело на эту должность генерала Костюшко. Его боготворили польские военные, уважали и почитали все честные люди, обожала вся нация. Достойный ученик Вашингтона, под началом которого он сражался за свободу и независимость Америки, он вкладывал все силы души в любовь к родине и в исполнение своего долга перед ней. Его честолюбие служило только родине, его слава – пользе родины, счастьем для него была возможность пролить свою кровь ради ее спасения.
Именно такой вождь был нужен польской нации – и Актом Краковского восстания он был провозглашен генералиссимусом. Вся нация считала его благодетелем и спасителем Польши.
Мы уже видели, что генерал Игельстром самым настойчивым образом требовал, чтобы Постоянный совет безотлагательно занялся сокращением польской армии, от которой должно было остаться лишь пятнадцать тысяч человек. Этот приказ, сопровождаемый угрозами, должен был быть выполнен к 15 марта. К тому времени армия Польши состояла примерно из тридцати тысяч человек: как было сказано выше, часть ее была сокращена сразу же после кампании 1792 года, и еще около двадцати тысяч, окруженные неприятельскими войсками и расположенные в разных частях Польши, которые недавно были отделены от нее в результате раздела, входили теперь в состав российской армии.
Постоянный совет не имел ни силы, ни власти противиться воле Игельстрома. Лишь два-три его члена осмелились высказать какие-то возражения, но затем большинством было принято решение обратиться к начальнику военного департамента с распоряжением произвести сокращение армии в соответствии с планом, переданным посланником, и затем разослать приказы на этот счет командирам тех корпусов, которые должны были подвергнуться расформированию.
Мадалинский был первым, кто поднял флаг восстания. Он со своей бригадой стоял в Пултуске, в восьми лье[32] от Варшавы, и получил приказ распустить корпус, которым командовал. Вместо того чтобы выполнить этот приказ, он объявил, что его корпус уже два месяца не получает жалования и что он не рискует приступить к его сокращению, пока его солдаты не получат жалования. После такого ответа, который был лишь предлогом, чтобы выиграть время, он отправился маршем на Краков с намерением соединиться с Костюшко.
Проходя через Млаву, он послал отряд в Зольдау, чтобы захватить казну, принадлежавшую прусскому командованию, и там оставил расписку от имени казны Речи Посполитой. Оттуда он направился в Серпск – это было 15 марта – и там взял в плен нескольких прусских офицеров. Затем он пересек Вислу в районе Вышгорода, прошел вдоль границ южной Пруссии и перешел их, чтобы пройти через Сохачев и Раву до Ново-Място, – он дошел туда, не встретив никакого сопротивления.
Генерал Игельстром при первом же известии об отважном предприятии Мадалинского обратился к Постоянному совету с требованием, чтобы тот отправил в преследование за ним польский корпус: следовало заковать в цепи и привезти в Варшаву этого офицера-бунтовщика, который воспротивился приказам командования. В ответ ему возразили, что этот польский корпус первым же и присоединится к так называемому бунтовщику. В результате Игельстром отправил русского бригадного генерала Багреева и майора Нечаева с несколькими эскадронами кавалерии и батальоном инфантерии, чтобы пресечь и остановить марш бригады Мадалинского, которая угодила бы между двух огней, если бы приказ Игельстрома был выполнен быстрее, чем Мадалинский успел проложить себе путь.
Мадалинского потом упрекали в том, что он не воспользовался отсутствием прусских войск на границе, чтобы продвинуться дальше в недавно занятые области Польши. Возможно, если бы он воспользовался тем страхом, который он навел на пограничников и новоназначенных прусских чиновников, бежавших при его приближении, он мог бы произвести серьезное вторжение в эти недавно захваченные области, где население дышало ненавистью и местью против пруссаков и хранило бесконечную преданность родине, от которой их отторгли.
Можно предположить, что его ресурсы и силы могли бы быть значительно увеличены, прежде чем прусские войска, размещенные в Силезии и маркграфстве Бранденбург, успели продвинуться и вынудили его отступить. Я не знаю, каким мог бы быть результат в данном случае, но достоверно то, что несколько месяцев спустя те же «новые» прусские подданные, без всякой помощи со стороны регулярной армии, дали самые убедительные доказательства своей храбрости и патриотизма: поддержали восстание согласованными действиями в тылу прусской армии и тем вынудили короля, командовавшего ею, снять осаду Варшавы.
Возможно, Мадалинский действовал так по полученному им приказу соединиться с Костюшко, потому что он не воспользовался своим преимуществом и отправился на Краков. Как бы то ни было, он благополучно прибыл со своей бригадой, усиленной многими новыми рекрутами, в Сандомирское воеводство и там 25 марта встретился около Пинхова с генерал-лейтенантом Лыкошиным, который покидал Краков с российским корпусом в пятьсот человек. Мадалинский уклонился от битвы, а на марше этого российского корпуса к Опатову с ним столкнулась бригада Валевского. Сам же Мадалинский постарался пробиться через другие российские корпуса, загораживавшие ему путь, и двинулся к Кракову.
Костюшко, по возвращении из Италии в Дрезден, получил известия о первых передвижениях Мадалинского и без колебаний немедленно отправился в Краков. Российский корпус в пятьсот человек только что покинул город. Четыре сотни поляков по главе с Водзицким встретили Костюшко с беспримерным энтузиазмом, который был разделен всеми жителями окрестностей, сбежавшимися приветствовать своего освободителя.
24 марта 1794 года он был провозглашен генералиссимусом армии, и все, кто был в Кракове, принесли ему присягу. Со своей стороны, Костюшко принес клятву верности нации и приступил к выполнению своего долга.
Специальный Акт Краковского восстания доверил Костюшко осуществление диктатуры, действие которой должно было прекратиться лишь с освобождением Польши. Одновременно был учрежден Национальный совет, выбор членов которого был доверен верховному руководителю.
Генералиссимус направил обращения к армии и населению, издал универсалы, чтобы объединить дворян и буржуа, учредил комитет воеводства, восстановил буржуазию в правах гражданства, назначил коменданта Кракова и через шесть дней покинул город, чтобы соединиться с корпусом Мадалинского, которого преследовали семь сотен русских под командованием Денисова и Тормасова.
За Актом восстания немедленно последовал указ, единодушно воспринятый всеми жителями Краковского воеводства, в соответствии с которым все молодые люди от восемнадцати до двадцати семи лет обязаны были по первому же призыву присоединиться к армии генералиссимуса. Кроме этого, все жители городов и сел должны были вооружиться и быть готовы действовать в соответствии с распоряжениями, которые они получат.
