В якобы страстной филиппике Ивантера о Цветкове нет абсолютно ничего, на что следовало бы обратить хоть какое-то внимание. А наблюдаемая нами устойчивая искажённая интерпретация смысловых образов, когда автор говорит о поэзии Цветкова, – это своего рода диагноз – головы или совести, утверждать не берусь, но факт не подлежит сомнению: если не душевная болезнь, то зависть к более талантливому современнику движет его как бы «вдохновенным» пером. В любом случае не о достоинстве и чести русского народа печётся наш герой, спуская с цепи своего внутреннего ротвейлера. Не исключено, что он просто не понимает в поэзии.
Я не сумасшедший, чтобы доказывать читателям «Литературки», что русская поэзия ХХ–ХХI вв., да и литература вообще не делится на «отъехавших» и «оставшихся». Что Ходасевич, Иванов, Адамович, Набоковпоэт и Бунинпоэт, Цветаева, Эйснер, Рафальский, Елагин, Несмелов, Кленовский, Нарциссов так же принадлежат нашему языку и культуре, как оставшиеся и Мандельштам (угробленный Сталиным), и Пастернак (угробленный Хрущёвым), и недоугробленная обоими Ахматова, и противопоставлять их по «территориальному» признаку не только неэтично, но и методологически некорректно. «Мы не в изгнании – мы в послании!» – вслед за Гиппиус повторила Берберова. И Ивантер прекрасно сам об этом знает – у него мама заслуженная учительница русского и литературы. Зачем он пишет этот, мягко говоря, «с запашком» текст? Зачем затеивает не просто пустую, но и опасную полемику на тему «русской духовности», возбуждающую кликуш от православия?
Цель, которую преследует автор заметки о Цветкове, одна: он хочет быть заметен – это его главная страсть. Мы сейчас не будем спорить, хорош ли Ивантер как поэт, это тема отдельной дискуссии. Но я хочу отметить его действительно феноменальный нюх на тренд. Нюх, надо сказать, особый. Во что бы он ни начинал играть – в самолётики, в кубики, в солдатики – всё незамедлительно проваливалось в тартарары! Как только внутренний голос – не чужой злобный дядя, заметьте! – говорит ему «иди туда-то, делай то-то», как вот в данном конкретном случае говорит: «Иди гвозди Цветкова!» – это означает, уважаемый читатель, что вот-вот во всё «такое народное и исконно русское-духовное» для поддержания «стабильности» из кремлёвского общака хлынут такие бабки, что светильника русской веры Алексея Ильича Ивантера к их дележу не подпустят и на пушечный выстрел. И сейчас, хоть в предчувствии повышенного спроса на патриотизм, автор заметки уже готов примерить на себя тогу главного глашатая народной правды и призывает к любви ко всему «исконному, посконному, суконному-деревянному», шансы у него – нулевые. Тем очевиднее, что выбор бескомпромиссной фигуры Цветкова для проявления большого верноподданнического чувства только подтверждает, что поэт Алексей Петрович Цветков – действительно выдающийся. А с другой стороны, печально, потому что это же означает, что в самое ближайшее время нам не предстоит ничего хорошего: «Заговорили о патриотизме, стало быть, проворовались». При этом, повторюсь, заметка Ивантера как бы даже не о Цветкове. Это о том, что нам в качестве «национальной идеи» теперь уж непременно будет навязан квасной патриотизм в рогозинском стиле, возведённая в абсурдную степень всенародность а-ля «Союз Михаила Архангела», плакаты «Россия для русских» – «Сибирь для сибирских», ряженые казачки на выставках современного искусства и прочая русофильская дребедень, где разуму и русскому гуманизму (Флоренский, Бердяев, Лосский), неотрывным от подлинной духовности, олицетворением чего и является сострадающая этой бедной родине поэзия Цветкова, места, увы, не найдётся. А Ивантер имеет – максимум! – шанс получить должностишку в судорожно формируемом идеологическом управлении, чтобы авторитетно определять, кто из поэтов войдёт в хрестоматию-антологию, а кто нет, или формировать при Минобразе (или как его там) содержание школьных учебников по литературе, основными словами в которых будут нраУственность и духоУность.
Словом, ничего нового, дорогие товарищи.
Алексей СОСНА
КОММЕНТАРИЙ «ЛГ»: Может быть, после перепечатки нами статьи А. Голубковой с сайта Colta.ru (№ 14) кто-то, в том числе и автор этой статьи, изменил мнение о «почтенной мумии» в лице «ЛГ». Может быть, все остались «при своих». Как бы там ни было, мы продолжаем последовательно предоставлять слово не только своим единомышленникам, но и самым яростным оппонентам. Не принимаем мы только доносительства, какой бы «благородной» яростью оно ни питалось. Поэтому из статьи убраны все инвективы в адрес А. Ивантера, которые к теме дискуссии никакого отношения не имеют. Этим мы хотим защитить честь и достоинство не только лауреата премии им. Дельвига, замечательного поэта, но и автора «отповеди». Тем более что статью А. Сосны – без изъятий – сам Ивантер в редакцию и передал. Насколько нам известно, Сосна сильно беспокоился о судьбе публикации. Такое внимание к «мумии» наводит на мысли о некромантии. В основе этой эзотерической практики лежит вера в то, что мёртвые обладают особым могуществом и способны оказывать покровительство живым. Чтобы это осуществить, маг, совершающий ритуал, входит в контакт со смертью и сам достигает состояния трупа. Засим он в полночь отправляется на могилу. Помощники мага с факелами в руках жгут смесь белены, болиголова, алоэ, шафрана, опиума и мандрагоры. Надеемся, А. Сосна в ожидании публикации не испытывал себя такими ритуалами и ароматами.
Рассказывают, что Виктор Астафьев, прочитав однажды книгу очень молодого поэта, чья жизнь трагически оборвалась, с глубокой горечью сказал: "Погиб настоящий поэт! Некоторые его стихотворения написаны с лермонтовской мощью[?]" Виктор Петрович говорил об Алексее Шадринове.
Белоголовый паренёк с Русского Севера, из города Белозёрска Вологодской области. Он родился в 1973 году и прожил на свете 19 лет. Окончил школу в родном городе, был призван в армию. И через год погиб - был убит какими-то подонками в воинской части под Красноярском. Что он успел?
Успел доказать всем, кто способен его слышать:
Слова лежат в глубинах русских рек,
Они не умерли, они заснули.
Их разбудить лишь может человек,
И оживёт тотчас стозвонный улей...
Этот мальчик жил не только в Белозёрске, но – в мире и вечности. В одном миге он мог ощутить века:
На берегу смешались времена, –
Свились в клубок разорванные нити.
Алексей Шадринов остро чувствовал и ужас, и нежность мира. «Безумно красивый восход» мог цветом своим открыть ему всю вопиющую жестокость существования, когда даже «небо ножами распорото». А в другую минуту час перед рассветом мог наполнить его душу и, казалось, весь мир тихим, осторожным счастьем:
Мать спит, и сон её перед рассветом –
В безветрии застывший огонёк…
Алексей Шадринов был поэтом истинным. И как истинному поэту ему были даны сила и бремя прозрения. В 1990 – переломном, очистительном и трагическом – году Алексей, тогда ещё 17-летний подросток, писал с лермонтовским бесстрашием и лермонтовской непостижимой глубиной:
Я отовсюду слышу ветер.
Я вижу серый небосвод.
Я знаю то, зачем на свете
Запущен дней круговорот.
Такие откровения даром не даются. За них надо платить. И только поэт знает этому настоящую цену. Недаром в стихотворении, которое Алексей посвятил своей школьной учительнице литературы Ирине Анатольевне Богомоловой, он, от всей души её благодаря, всё же пишет:
И благо, что от сердца не дано Вам
Сорвать покров, войти и заглянуть
В горнила, порождающие Слово.
Силы зла, силы тьмы, о которых он не раз писал и которым не сдавался, всё же одолели его. Но и он – сквозь трагедию, уже в вечности – одолел их духовным светом своего последнего стихотворения. Оно посвящено любимой:
Все дороги, как реки, где глубь бездонная.
Ни челна, ни плота у них не причалено.
Мне разлука с тобою, как ночь бессонная,
ночь глухая, беззвёздная, нескончаемая.
В последнем своём стихотворении Алексей поднялся на ту высоту, которая доступна только самому чистому сердцу, – на высоту прекрасной народной песни…
После смерти Алексея Шадринова вышло в свет несколько его книг: и в Вологде, и в Москве. Его стихи, поэмы, проза печатались в столичных и региональных журналах и альманахах. Статьи о его творчестве вошли в такие серьёзные издания, как биобиблиографический словарь в трёх томах под редакцией Н.Н. Скатова «Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги» (статья В.Н. Баракова), а также в книгу В.В. Огрызко «Изборник: Материалы к словарю русских писателей конца XX – начала XXI века». А книга для учителя «Литература. 11-й класс: поурочные разработки» рекомендует говорить о поэзии Алексея Шадринова в школе. И всё же он пока ещё незаслуженно мало известен.
