в реакциях, в разговоре, и он всегда полон интереса ко всему, что его окружает. Скромный, сдержанный, неизменно доброжелательный, учтивый и аккуратный во всём».
Михаил Васильевич Доброклонский стал главным хранителем Эрмитажа после отъезда Орбели в эвакуацию, на нём – вся ответственность за всё, что происходит в музее и что происходит с музеем. «Я, как внук и сын медика (его отец был известный в Петербурге врач, возглавлял Александровскую больницу), убеждён: главное для организма и для здоровья – тепло физическое и душевное. Будем стремиться к тёплым дням».
Два с лишним года Михаил Васильевич возглавлял Эрмитаж и вместе с коллегами разделил судьбу и города, и музея. Он был всегда спокоен и всегда бесстрашно справлялся с проблемами – и во время обстрела, и во время хозяйственных забот, и во время научных споров и работ. Сам во всём принимал участие: убирал двор, колол лёд на Неве, заколачивал окна, дежурил на крышах. Он умел не теряться даже при самых трудных обстоятельствах, а обстоятельства его не щадили: он потерял двух сыновей, умерших в ополчении, жена тяжело болела, дом его разбомбили, рукописи новых книг были уничтожены. Несмотря на невзгоды, он сумел мужественно и достойно прожить. О нём тепло отзывались друзья, ученики, соратники. Знания, мужество в страданиях, доброжелательность ко всем, кто с ним общался, чувство собственного достоинства, сдержанность, скромность – таким был Михаил Васильевич, всегда и во всём. Он дождался возвращения сокровищ: «Как смогли – выжили и сохранили всё, что сохранилось. А тех, кто ушёл, проводили с горячею честью».
900 дней длилась блокада, 900 дней люди надеялись, верили, ждали освобождения. Оно пришло – пришли и новые заботы, и проблемы. В ноябре 1944 года открылась «Временная выставка памятников искусства и культуры, оставшихся в Ленинграде во время блокады». Сохранилась афиша, на ней – знаменитые атланты, которые «держат небо на каменных руках». Атланты – дети богов – символ мужественности, силы, выносливости. Герои были ранены – снаряды попали в грудь, в плечи, но они выдержали и небо не уронили.
Первые посетители поднимались по Советской лестнице и входили робко, осторожно в роскошный Павильонный зал.
Один из самых изящных и изысканных залов Эрмитажа создан архитектором Андреем Ивановичем Штакеншнейдером в стиле эклектизма – новом для XIX века. Два понятия объединились в одном: историзм – возрождение интереса к истории, и слово «эклектика», означающее «избирать», «свободный выбор форм» – вот что такое настоящий эклектизм. В путеводителе 1861 года Павильонный зал описывается с восхищением: «Белая мраморная зала, из высоких окон – чудесный вид на Неву и висячий сад с лёгкими златорешётчатыми галереями, которые поддерживают мягкие, воздушные колонны. Паркет частями покрыт изумительной мозаикой римского стиля, зеркала, хрусталь, фонтаны, изящные скульптуры… Совсем волшебная зала. Чудо как хороша».
Огни сверкали, восемь великолепных хрустальных люстр горели нарядно, торжественно, гордо, паркет блестел. Чисто, тепло, красиво, как будто и не было ужасов войны. Люди входили, с восторгом смотрели на мир – прекрасный, удивительный мир прежней нормальной жизни. Многие плакали. Приближались радостно, благоговейно к картинам, к скульптурам, драгоценным предметам как старым любимым друзьям, как к близким живым родственникам, с которыми вместе прожили жуткие времена.
Знаменитая Большая колыванская ваза не утратила своей красоты, была и есть одна из прекраснейших и загадочных. Она – самая большая в мире: в диаметре больше пяти метров, весит почти 20 тонн, высота – 2 метра 57 сантиметров. А самое таинственное и невероятное – она сделана из единого цельного монолита, зелёной волнистой яшмы.
Зелёную яшму называют «камнем жизни», её ценят алхимики, поэты, маги – яшма позволяет услышать «зов других пространств» и защищает от тёмных сил, бережёт от гибели. Пушкин всегда носил на руке браслет из зелёной яшмы – она оберегала от бед, болезней и помогала в любви. Яшма чиста, тепла, струиста, одновременно легка и тверда. Она не грязнится, не зависит от погоды и, следовательно, есть лучший образ благородного человека, не зависящего от условий жизни.
Яшма – материал хрупкий, при обработке даёт трещины: чем прекраснее узор камня, тем он более хрупок. Как алтайским мастерам удалось покорить камень и сотворить чудо – великая тайна: по всем законам ремесла камень при обработке должен был разбиться, но он сохранился, и Царица ваз не поддаётся ни времени, ни тлену. В начале XX века академик Ферсман Александр Евгеньевич – один из авторитетнейших учёных-геологов – сказал, что такой разнообразной цветовой гаммы и такого рисунка яшмы он нигде и никогда не видел.
Вазу придумал чудный мастер, архитектор Абрам Иванович Мельников. Его рисунок, его фантазия воодушевили мастеров-шлифовальщиков «Фабрики колоссальных вещей» – так называли Колыванскую фабрику. «Здешние мастера привыкли к обработке этой породы и знают все приёмы, как должно обращаться с нею без вреда камню». Вазу создавали 19 лет. 9 февраля 1843 года её отправили в Санкт-Петербург: Царица ваз выдержала шесть месяцев тяжелейшей дороги. Она долго стояла на барже у Аничкова моста, заколоченная в ящик. Поместить её в Зимнем дворце оказалось невозможно: слишком тяжёлая и большая. Четыре года для неё сооружали специальный фундамент. Осенью 1849 года 700 рабочих подняли чашу и поставили на место – наконец она обрела покой.
Зал Большой вазы удивляет до сих пор. Историк и писатель Павел Свиньин, основатель журнала «Отечественные записки», одним из первых увидел вазу в Петербурге, в Эрмитаже: «Она изумляет и доказывает богатство сибирской натуры и смелую предприимчивость русских мастеров». Во время блокады её обкладывали мешками с песком, чтобы уберечь от снарядов и бомб. Когда вазу открыли, чтобы подготовить к выставке, оказалось – она наполнена водой. Пришлось долго из неё вычерпывать воду, прежде чем «царица» была готова снова выйти в свет.
Могущественный шестнадцатитонный Зевс с виллы императора Домициана тоже не покинул свой зал – выстоял и пережил блокаду. Скульптура – копия «восьмого чуда света», творение великого греческого скульптора Фидия. Зевс, сидящий на троне, с головой, украшенной оливковым венком; в правой руке – статуя богини победы Ники, сделанная из золота и слоновой кости; в левой руке – великолепный скипетр, сделанный из разных металлов; обувь его и одежда – золотые, одежду украшали изображения животных и цветов, особенно выделялись лилии. Престол Зевса сделан из золота и слоновой кости, украшен драгоценными камнями.
Зевс был изображён Фидием сообразно тому представлению, какое даёт о нём эпизод из «Илиады», рассказ о том, как он выразил лёгким наклоном головы согласие на просьбу Фетиды, и от движения его кудрей затряслись высоты Олимпа. Говорят, Зевс спускался к Фидию, чтобы позировать ему, и когда скульптор закончил работу, он спросил Зевса: «Доволен ты?» Раздался гром: «Да!»
«Несчастлив тот, кому не удалось хоть раз взглянуть на Зевса Фидия», – говорили в Греции. Люди, удручённые горем, искали утешение в созерцании творения Фидия. «Если человек, испытавший в своей жизни много несчастий и забот, с душой, полной горечи, предстанет перед статуей Зевса, то он забудет обо всём тяжёлом и страшном, что несёт с собой человеческая жизнь. Ибо Зевс, – писал Дион Хризостом, – это бог мира, в высшей степени благостный, податель бытия и жизни, и всех благ, всеобщий отец, спаситель и хранитель всех людей». Царь богов, повелитель света, грозы, бог войны и победы.
Бог ли на землю сошёл и явил тебе, Фидий, свой образ,
Или на небо ты сам бога узреть восходил?
Филипп Фессалоникский
В Древнем Риме люди, подкрепляя свои клятвы, обращались к Юпитеру со словами «Ей-богу», то есть всё, что сказал и сделал – правильно, честно, достойно, без обмана. «Клянусь Юпитером» – строгая клятва, её нельзя нарушать. Юпитер – наилучший, величайший, становится богом Римского государства и покровителем императоров, покровителем сильной власти.
